Мордехай Рихлер - В этом году в Иерусалиме

• Название: В этом году в Иерусалиме
• Автор: Мордехай Рихлер
• Издательство: Текст, Книжники
• Жанр: Публицистика
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-7516-1117-0, 978-5-9953-0214-8

Замечательный канадский прозаик Мордехай Рихлер (1931–2001) (его книги «Кто твой враг», «Улица», «Всадник с улицы Сент-Урбан», «Версия Барни» переведены на русский) не менее замечательный эссеист. Темы эссе, собранных в этой книге, самые разные, но о чем бы ни рассказывал Рихлер: о своем послевоенном детстве, о гангстерах, о воротилах киноиндустрии и бизнеса, о времяпрепровождении среднего класса в Америке, везде он ищет, как пишут критики, ответ на еврейский вопрос, который задает себе каждое поколение.

Читать эссе Рихлера, в которых лиризм соседствует с сарказмом, обличение с состраданием, всегда увлекательно.

---

«Конкорд», да и большинство катскиллских отелей не в сезон принимают всевозможные конференции. Пока я жил в отеле, здесь гуляла компания страховых агентов практически из всех штатов с женами. Их девиз гласил:

НЕ ВСЕ ТО ЗОЛОТО,

ЧТО БЛЕСТИТ,

ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕМ

СТРАХОВЫХ ВЫПЛАТ.

Группы, представляющие разные регионы, надели маскарадные костюмы и так проследовали в столовую на ужин. Мужчины нацепили картонные усы и лихо заломленные панамы, их жены робко виляли бедрами в гавайских юбках. Войдя в столовую, они тут же выстроились в ряд и грянули зажигательную песню своей компании на мотив «Мэкки-ножа» из «Трехгрошовой оперы» Бертольда Брехта и Курта Вейля[286]. Начиналась она так: «Джек Риган, вместе с тобой мы идем за фирму в бой…» Затем они склонили головы — молились за компанию; пока пели американский гимн, держали зажженные бенгальские огни.

«Конкорд» огражден проволочным забором. В его штате тридцать охранников. Но Мак Кинсбраннер, к примеру, не против того, чтобы по воскресеньям посторонних пускали бродить по отелю.

— Многим из них, — сказал он, — «Конкорд» еще не по карману. Наши гости выбились в люди, так им, знаете ли, хочется это показать. Хочется, чтобы видели: они могут себе позволить наш отель. Ну так пусть себе всякий, кому заблагорассудится, приходит и смотрит. У них будет к чему стремиться, чего добиваться.

До «Конкорда» не дотянуться ни одному из кохалейн[287] (буквально: готовь сам), поселков бунгало, которые и поныне существуют в округе Салливан. Таких, как «Номера Ицика», или «Bon Repos»[288], или «Коттеджи Альтмана». «Коттеджами Альтмана» управляет Эфраим Вейссе — само обаяние — беженец, переживший четыре концлагеря.

— В Катскиллах если и есть что хорошее, — сказал Эфраим, — так только воздух. Бизнес? Какой, к черту, бизнес. Эти бунгало мне нужны как дырка в голове. — Он пожал плечами, усмехнулся. — Я пережил Гитлера, переживу и Катскиллы.

Другие большие отели, не такие популярные, как «Гроссингер» или «Конкорд», стали специализироваться. У «Рэли», к примеру, пять оркестров, он равняется на молодые пары. НАСЛАДИТЕСЬ «LA DOLCE VITA» (Сладкой жизнью) в «РЭЛИ» — так «Рэли» рекламирует себя.

— У нас останавливается отвязная молодежь, — сказал мне владелец «Рэли».

«Браунз», не уступающий «Рэли» в пышности, скорее отель семейного типа. Когда-то у них в штате состоял Джерри Льюис, и он до сих пор фигурирует во всех их объявлениях. Они придают большое значение рекламе. Здесь играют не в «Саймон говорит» или другие вариации этой игры, а в «„Браунз“ говорит». В ту самую минуту, когда я вошел в вестибюль, один из сотрудников отеля развлекал группку дам.

— Наша игра, — выкрикивал он, — называется не бинго. «Браунз» — вот как она называется. Кто выигрывает, кричит «Браунз».

Миссис Браун сообщила мне, что в ее отеле останавливались многие выдающиеся люди: «В том числе Джейн Мэнсфилд и мистер Хаггерти»[289].

Берни Миллер, здешний штатный туммлер, повел меня посмотреть предмет их особой гордости — «Театр-клуб Джерри Льюиса».

— Многие из звезд первой величины вылупились здесь, — поведал он мне.

Из всех отелей, которые я посетил в Катскиллах, только «Лорелз» не держит кошерной кухни, к тому же и впрямь построен на берегу озера. Озера Сакетт. Но — вот ведь какая странность — ни в столовой, ни в спальнях самых дорогих номеров окна не выходят на озеро, и, как и в других крупных отелях, в «Лорелз» имеются и закрытый, и открытый бассейны, катки, оздоровительные клубы и один-другой ночной клуб.

— Люди больше не хотят развлекаться сами, — сказала мне Арлин Деймен, молодая дама, управляющая отелем на пару с мужем, — прежде молодежь купалась по ночам, теперь не то — они опасаются испортить прическу. Посмотреть на них — и не подумаешь, что они приехали в горы.

И в завершение две запавших в память картинки жизни Катскиллов (округ Салливан).

Покидая «Лорелз», я — правда-правда — увидел, как молодая пара загорает под соллюксом у подогретого закрытого бассейна, при том, что день был теплый, в самый раз для купанья в озере за окном.

В «Браунз», где «ЕСТЬ ВСЕ И ДАЖЕ БОЛЬШЕ», гости, и таких немало, презрев здешние — а каких тут только нет — развлечения, засели на террасе с видом на автостраду: смотрели на пролетавшие мимо машины, на входящих и выходящих. Судя по всему, для них по-прежнему нет ничего привлекательнее крылечка при условии, что прохожие понимают: и отель, и все в нем вам по карману и сидите вы здесь по доброй воле.

В этом году в Иерусалиме Пер. Л. Беспалова

Израильский дневник, 31 марта 1962 года.

За окном благодать — солнце, синь; лондонское, насквозь отсыревшее небо и пронизывающую до костей мокрядь я оставил всего восемь часов назад, так что настроение у меня было лучше некуда. Пригородный автобус на Тель-Авив, «фольксваген», вел корпулентный еврей из Эфиопии.

— Ну и как вам Израиль, нравится? — с ходу спросил он.

— Я только что приехал, — ответил я.

Другой пассажир, зубатый американский паренек, сказал:

— Я здесь уже три дня. Завтра уезжаю. Вечером пойду на «Завтрак у Тиффани»[290].

— И вы ехали в такую даль, чтобы посмотреть кино? — спросил я.

— Хороший же фильм. И потом, у меня кругосветка.

По Алленби-роуд туда-сюда сновали парни и девушки в форме, ребята с приклеенными к уху транзисторами, продавцы лотерейных билетов,

юнцы в вязаных кипах, прикрепленных к волосам заколками. На углу Бен-Иегуды парень, привалясь к «эм-джи»[291], поплевывал маковыми зернышками. Иссохшие уличные торговцы, продавцы соков и бейглов, на мой взгляд, походили на арабов. На самом деле в большинстве своем они были выходцами из Северной Африки. Мимо меня, бренча браслетами, проследовали две американки в очках с затейливой оправой и пестрых юбках.

— Сэди, ты уже слышала, как они говорят?

— Нет.

— Хочешь верь, хочешь нет, а говорят они лучше нас. Ну прямо как англичане.

Ашкеназский ресторан, куда я зашел, был таким же, как все рестораны такого типа. Залитые вином льняные скатерти, зубочистки в рюмках, неизменный старик официант с кислой миной, вылезшим из брюк подолом рубахи, еле передвигающий ноги, набившие живот мужчины, рассеянно ковыряющие в зубах.

— Садитесь, — предложил мне кто-то.

Оказалось, мистер Берман — при перелете из Лондона он сидел прямо передо мной.

— Первый раз в Израиле?

— Да-да, — пылко откликнулся я.

— Все города, знаете ли, на одно лицо. Главная улица… отели, рестораны… И каждый так и норовит тебя надуть. Здешние, они надувалы из надувал. Я торгую спортивными товарами. Продаю ружья, спальные мешки, палатки. — Он хихикнул, обтер ложку о край скатерти и налег на клубнику в сметане. — Чтоб я провел ночь в спальном мешке — так нет. У людей мозги набекрень. И что — мне плохо?

Мистер Берман сообщил, что завтра уезжает в Токио.

— Девчонки в Токио — первый класс. Уродины все, как одна, но к этому можно привыкнуть. Привыкнуть? Да, а что? Они не знают, как тебя ублажить.

Билл Арад, мой израильский знакомец, повел меня в «Калифорнию», излюбленное кафе молодых журналистов и художников. Я сказал, что собираюсь разыскать Ури Авнери, редактора «А-Олам а-зе».

— Он — циник, — сказал Арад. — Умный, но безответственный. Из всего, что он будет вам рассказывать об Израиле, ничему не верьте.

Арад познакомил меня с другим журналистом. Шломо.

— А вы и вправду зоветесь Мордехаем в Канаде? — спросил Шломо так, словно это чуть ли не подвиг.

— Но меня так зовут, — сказал я, чувствуя себя идиотом.

— Правда? В Канаде? Вот это здорово!

На автобусной остановке я наткнулся на давешнего зубатого американского парнишку.

— Ну и как вам фильм? — спросил я.

— Сила. У меня, знаете ли, кругосветка.

— Вы мне уже сказали.

— Завтра в три часа дня уезжаю в Бомбей.

Ну и что идет в Бомбее? Но вопроса этого я ему не задал. Сказал только: «Развлекайтесь».

— Да я там только переночую.

До полуночи было еще далеко, и я решил гульнуть в Джет-клубе «Авиа-отеля». — он был открыт всю ночь. Тамошний бармен оказался художником и поклонником Ури Авнери.

— Правительство охотнее повесило бы Авнери, чем Эйхмана. Шимон Перес его не переносит.

Переса, в ту пору помощника министра обороны, Авнери задевал чаще других. Именно «А-Олам а-зе» («Этот мир») обнародовал, что португальцы воюют в Анголе пушками израильского производства. Бармена это удручало: теперь на Ближнем Востоке Израиль стали отождествлять с репрессивными колониальными режимами.

— Ури, — сказал он, — единственный из наших журналистов, у кого хватило духу ратовать за независимый Алжир. Остальные газеты стояли за за то, чтобы Франция Алжир не отпустила.

Бармен уверял меня, что Израиль держит культурного атташе в Стокгольме исключительно для того, чтобы он выхлопотал Агнону Нобелевскую премию.