Виктор Мамченко - Земля и лира

• Название: Земля и лира
• Автор: Виктор Мамченко
• Жанр: Поэзия
• Год: 1951

Виктор Андреевич Мамченко (1901–1982) — русский поэт «первой волны» эмиграции, участник ряда литературных объединений. В стихах скрещивается влияние эстетики «парижской ноты» и авангардистской поэтики. Автор семи стихотворных сборников. Данное издание — четвертый сборник стихов В. Мамченко «Земля и лира» (Париж, 1951). Оцифровщик Андрей Никитин-Перенский.

---

«Неукротимо вечно счастье дорогое…»

Неукротимо вечно счастье дорогое, —
В глазах его, потерянно родных,
Шумят огнем и солнце золотое,
И звезды росные в цветах степных.

Дыханье легкое земли струится
Высокой ясностью ушедших лет.
Как хочет всё для счастья повториться,
Войдя с землею в огненный рассвет!

И тихое ночей очарованье,
И сердца звонкий взлет в ответ призванья
Душа внимает, любит и горит
Средь наважденья злобы и забвенья,
Когда и ум холодный говорит,
Что людям нет от гибели спасенья.

«В белых крыльях, будто-бы в дозоре…»

В белых крыльях, будто-бы в дозоре
Гении морские, на простор
В жарком свете уплывают в море
Яхты, сердце и тревожный взор.

В синей глуби — золотая влага
Солнца южного и пленная печаль;
Боли нет, ни горестного блага,
Только времени отсчитанного жаль.

За чертой надежды и печали —
Это-ль сон или миражный взлёт, —
Где земле погибель обещали —
Брачный хор о счастии поет.

Ближе, ближе, золотые дали, —
Будьте здесь с возлюбленной семьей…
Отчего вы, люди, так рыдали
Над больной, прекрасною землей.

«Над морем ночь, огни и теплое теченье…»

Над морем ночь, огни и теплое теченье
Луны медлительной, из вод восставшей вдруг;
Не много любит страшное ученье
Слепой покорности, скользя по аду вкруг.

Покорность злобному… Не может быть сомненья —
И скорбное земли должно уйти навек…
Смотри, смотри: на краткое мгновенье —
Огромный сад средь звезд, и любит человек.

Не больно в радости, не больно в счастье этом;
Какою силою виденье удержать!
Куда летишь, земля, сгорая светом,
Чтоб так у сердца биться и дрожать.

Прованс

Никнет ветер золотой
Над сожженною равниной —
Деревенской и невинной
И по-древнему святой.

Синь далекая холмов —
Как ближайшая преграда,
Утешенье и награда
Сонной ветхости домов.

Церковь дремлет. Ей не нов
Мир большой, в грехах огромный,
И молчит, как замок темный
Из тяжелых валунов.

И в оливковых садах
Солнце прахом жарко дышит,
И земля лежит, не слышит
Счастья близкого в годах.

«Сколь счастлив я— не в небе Синей Птицей…»

Сколь счастлив я— не в небе Синей Птицей,
Что сказочно летит на облаках, —
Земля средь звезд прекрасною столицей
Как сердце бьется в творческих руках.

Она еще не в брачном одеяньи,
Еще не убрана, тиха, грустна,
И только счастье в медленном сияньи
Над ней горит, как звездная весна.

И счастлив я еще и тем отныне,
Что мне дано благую весть нести
Здесь, в трудной этой и большой пустыне,
Где розы брачные должны цвести.

«Среди враждебности земной…»

Среди враждебности земной,
Среди стихийного ненастья,
Виденьем верным предо мной,
Как свет поэзии и счастья,
Горит мечта, и сердце в ней
Ровнее бьется и сильней.

И нет покорности тогда
Пред равнодушием лукавым
Или обычаем кровавым,
Когда беспечная среда
Стоит огромною толпой,
Самодовольной и слепой.

Тогда и небо говорит,
Когда в любви земное тело
Звездою утренней горит,
И снова творческое дело
Мечта ведет улыбкой дня,
Как-бы из солнца и огня.

Жажда

Бывает так порою в час разлуки,
Когда опять, как будто бы средь льдин, —
Еще прощальные с тобою звуки
И ты уходишь прочь, во тьму, один, —

Вдруг слышишь хор и музыку, и речи,
Забыв что значит страшная беда,
Приветы слышишь радости при встрече
И как шумят счастливо города.

В горах звенит движением высоким
Севан, как море, полное воды,
Чтобы цвели дыханием глубоким
Душа Армении, поля, сады.

И в золоте Туркмении зеленой,
Где гнезда вьёт себе крылатый век,
Туркменка славит песней изумленной
Хмельное солнце средь озер и рек.

И синий свет горячей Украины, —
Как Море Черное, шумит в Днепре…
И тают вкруг тебя и тьма и льдины,
Ты не один, ты жив, ты пьян в добре.

И знаешь ты: арктические льдины
Растают все, там розы расцветут;
И путь один на пир земли, единый,
Пусть — запоздавшие, но все придут!

Прогулка в дождь

Сильный ветер, дождь осенний,
Улица пуста,
Жизнь рабочих воскресений
Жалобно проста.
Затемненные оконца
Стенами вокруг —
Будто отняты от солнца,
Как от друга друг.
Здесь трава в камнях дороги
Жадно ловит свет,
Дети здесь больны и строги,
И веселых нет.
Не спеши уйти, прохожий,
От таких детей,
Будет здесь на свет похожий
Каждой из людей.
С нами все они построят
Замки и дворцы,
Наши головы покроют
Царские венцы.
Не кричи, детей разбудишь,
Как больная мать…
Скоро ты, как дети, будешь
Счастье обнимать.
Не дивись, что щёки влажны,
Это дождь, вода;
Если б знал ты, как отважны
Счастье и беда.
Лишь на время так печально
Девочка глядит;
Скоро, скоро и венчально
Счастье прилетит.
Если б знал ты, как прекрасна
Правда о земле,
Как она чиста и властна, —
И в добре и в зле.
Ничего, что сердце бьется
Будто бы в огне;
Стихнет буря, улыбнется
Девочка в окне.

Правда

Знакомый голос осени, всё то же
Кружение, но в хрупкой тишине
Лицо ее любимее и строже,
Как никогда, в венчальной вышине.

И в первый раз, быть может, так глубоко
Взволнован лес одеждой золотой, —
Летит она стремительно, широко
В лучах земли, прекрасной и святой.

Она подобна счастью и печали,
Она — как свет, желанный свет земли,
О ней, такой, мечтатели мечтали,
Когда на смерть их связанных вели.

Тревога

Бывают дни на западе зимою —
Как-бы весенние, в потоках голубых;
Их тихий свет, простертый над травою,
Ласкает очи нищих и больных.

Сильней рука сжимает встречно руку,
И ищет взгляд смеющихся людей,
Как будто там, по солнечному кругу,
Звенит полетом стая лебедей.

К чему покой, как из последней силы! —
Его не просит совесть никогда…
Конечно, да, — его просили
Простые люди, сёла, города.

Покой им нужен для большого дела,
Для лучшего, что может жизнь им дать.
Чтобы любовь без слез на них глядела,
Чтоб в братской крови им не пропадать.

Чтобы детей от отчего порога
Не увели для проданных мечей, —
Печальная встречается тревога
В сияньи даже золотых лучей.

«В печали есть высокое значенье…»

В печали есть высокое значенье —
Как некий след возможности иной;
Порой она — как знойное влеченье
За темной монастырскою стеной.

Иную душу легкое забвенье
Уносит в даль миражных берегов, —
И слышит гениев земное пенье,
И тихий свет не ведает врагов.

Другой душе желанны уверенья
Творящих сил и радости большой;
Она — как образ нового творенья,
Как-бы сама жива иной душой.

И души есть такие, что в печали —
Подобна смерть возлюбленной сестре, —
Как будто-бы их царством величали,
Когда они в цепях и на костре.

Печаль полна видений близких —
Любви, добра и счастья на земле;
Как брачный плач она средь истин низких,
Как свет зари на траурном столе.

От света в ночь печально пробуждение,
Печаль живых — залог огромных дел;
С ночной землей луны такое бденье,
Чтоб мир живой как мертвый не летел.

«В невинности, жестокости и боли…»