Виктор Мамченко - Земля и лира

• Название: Земля и лира
• Автор: Виктор Мамченко
• Жанр: Поэзия
• Год: 1951

Виктор Андреевич Мамченко (1901–1982) — русский поэт «первой волны» эмиграции, участник ряда литературных объединений. В стихах скрещивается влияние эстетики «парижской ноты» и авангардистской поэтики. Автор семи стихотворных сборников. Данное издание — четвертый сборник стихов В. Мамченко «Земля и лира» (Париж, 1951). Оцифровщик Андрей Никитин-Перенский.

---

«В печали есть высокое значенье…»

В печали есть высокое значенье —
Как некий след возможности иной;
Порой она — как знойное влеченье
За темной монастырскою стеной.

Иную душу легкое забвенье
Уносит в даль миражных берегов, —
И слышит гениев земное пенье,
И тихий свет не ведает врагов.

Другой душе желанны уверенья
Творящих сил и радости большой;
Она — как образ нового творенья,
Как-бы сама жива иной душой.

И души есть такие, что в печали —
Подобна смерть возлюбленной сестре, —
Как будто-бы их царством величали,
Когда они в цепях и на костре.

Печаль полна видений близких —
Любви, добра и счастья на земле;
Как брачный плач она средь истин низких,
Как свет зари на траурном столе.

От света в ночь печально пробуждение,
Печаль живых — залог огромных дел;
С ночной землей луны такое бденье,
Чтоб мир живой как мертвый не летел.

«В невинности, жестокости и боли…»

В невинности, жестокости и боли
Уснули люди, близок час утра;
Скользит земля средь звезд в творящей воле,
Как будто нет и не было утрат.

И снится вновь кому-то сон чудесный,
Обещанный возможностью иной;
Кому-то вдруг высокий свет небесный
Грозит судьбой, как мертвою луной.

Навек ушел для всех и без возврата —
Как ты — единственный, неповторимый день;
Нашел ли ты любовь, свободу, брата,
Иль чем венчал в себе неверие и лень.

Или в покорности велениям природы,
Как было в древности, ты ждешь конца,
Когда твои магические годы
Коснутся смертью твоего лица.

«Монпарнас»

Тихо-тихо, еле слышно —
И порочны и сухи —
Лепестками розы пышной
Обрываются стихи
О разлуке-умираньи
О неправедной судьбе;
В час похмелья, очень ранний, —
О любви и о себе.
И покорность фразой слезной
Бьется в жалобный рассвет,
Этой ночью, вновь беззвездной,
Стало ясно: счастья нет.
— Счастья не было, не будет,
Где подруга, где вино…
Эта тоже позабудет,
Как забытая давно… —
«Милый, милый, — час рассвета,
Нам пора, пора давно;
Как мне больно, песня эта —
Будто смерть»… — Мне всё равно
Солнце страшное нам светит
В кокаине и тоске;
Кто нибудь в аду ответит
Раной черной на виске… —
…В расставаньи, в умираньи
И на грани пустоты, —
На рассветной синей длани
Стынут дымные мосты.
Бестелесно, в чадном круге —
И безвольно как нибудь —
Руки протянуть подруге,
Голову склонить на грудь…
И уходят наважденья,
Только пепел на софе
Стынет прахом всесожженья
Душ сгорающих в кафэ.
На заре предсветной, алой,
Будто созданный мечтой,
Встал народ незримой славой
Трудной, творческой, простой.

Толпа

И равнодушные не смеют
Остаться в сумрачной тоске,
Когда воителей алеют
Следы на огненном песке.

И в холоде огромной воли
Как некой вечности расчет
До новой радости и боли
Их неизбежное влечет.

И эта дальняя безмерность,
Иную душу затая
И обещание и верность,
Подобна смыслу бытия.

«…и покорно исступленье…»

…и покорно исступленье,
Что иной свободы нет:
«Преступленье и смиренье
Жили вместе много лет.»

Что томишься ты и плачешь, —
Счастья нет в такой судьбе;
Много можешь, много значишь
В дни покорные тебе.

Правда, правда, — солнце всходит
И над добрым и над злым;
Но под солнцем — сердце бродит
По развалинам земным.

Ты боишься быть не тем же
И привычным, как вчера, —
Плачь тогда и смейся меньше
В золотые вечера.

Может быть, тебя не тронет,
Он героев бьет теперь,
Злобою гремя на троне,
Твой хозяин или зверь.

Но погибнешь ты иначе
И погибнешь навсегда —
В равнодушии иль плаче, —
Если сильная беда.

Тяжесть

Так птицы бьются вольные в руках —
Твои тоскуют и дрожат ресницы:
По западу несутся колесницы,
Рожденные в холодных облаках.

Они в бою с огромною звездой.
Горят в глазах твоих, как звездное причастье
Огни победные и скорбное, и счастье
Любви земной, великой и простой.

И как звезда в ночи — усилием людей
Взошла земля твоя высоким светом,
И не мечта уже: в сияньи этом
Идут наследники и вечности и дней.

И там душа твоя, и не в бреду, —
Растет, растет она под синью неба,
И множится она, как зерна хлеба,
Для всех людей, чтоб не были в аду.

Смотри вокруг — как много на земле
Возможностей для творчества любого…
О, как легко от ветра голубого
Все колесницы вспыхнули в золе.

«Ты праздно ждешь, что вдруг родная…»

Ты праздно ждешь, что вдруг родная
Душа сойдет к тебе с высот
И, вся небесная, рыдая,
С собою к счастью унесет.

Оставь порочные надежды,
И горечь вздорную невежды,
И умиленье над собой:
Лишь полюбивших любят боги
И тех, кто не сошел с дороги,
Сшибясь со встречною судьбой.

Очей любовное сиянье
Мерцает, падает, летит, —
К тебе, быть может, на свиданье,
Но слов твоих не говорит.

А ты всё ждешь, и тьма сомнений
Теснит в тебе твой чудный гений
Который раз распятый вновь;
Наследнику земли небесной,
Как крылья звездные над бездной, —
Как власть тебе дана любовь.

1950 год

Печальны фонари ночной столицы
В тумане золотом,
Осенней памяти шуршат страницы
О бывшем и о том —
Что дни покорные сменялись властно
И уходили прочь,
Душа им жизнь дала, и не напрасно,
Но не могла помочь.
Она, одна, — бессильная, но души
Могли высоким днем
Восстать из тьмы и гибели и стужи,—
И творческим огнем.
Зима опять, и в небе холод —
Жестокий без затей —
Сжимает мир и этот странный город
Кружением смертей.
Но ты — с победою, и без сомненья
Иди на подвиг твой,
Огнем крепи и братством правды звенья,—
За счастье этот бой.

Непримиримость

Не равнодушие в любви большой,
А ненависть и отвращенье;
Не может быть тому прощенья,
Что проклято любовною душой.

За мир свой бьется так она,
Как в поле бьется воин света;
Святым огнем ее земля согрета
И от погибели отвращена.

Нельзя любви враждебное любить
И ненависть, рожденную любовью;
Я вижу мать: склонилась к изголовью,
Чтобы дитя спасти, в нем смерть убить.

«Мой друг, смотри, — неправый мир…»

Мой друг, смотри, — неправый мир,
Весь в суете преступных извращений,
Он нами жив, его кумир
Возрос на темном всепрощеньи.

Мы дни считаем: есть предел
Его разбойничьей повадке,
Всегда он злобою хотел
Всех побеждать в смертельной схватке.

Будь светом, друг, он — только грязь, —
Два мира, разных без предела;
Вчера ты видел, как кренясь,
Земля над гибелью летела —

Перегруженная тоской
И подвигом, и преступленьем…
Не уступи ее позору и такой —
Сожженной болью и томленьем.

«Когда вдруг варвары, на свет спеша…»

Когда вдруг варвары, на свет спеша,
Войдут в твой дом, мой друг, чтобы обидеть
Виденья чистые, когда душа
Твоя раскрыта будет, чтоб увидеть
Еще не бывшее и свет людей,
Где некого нам будет ненавидеть, —
Пребудь в видениях твоих, поэт,
Они — единые — и смысл и слава
Всего живущего. Звериная облава
Теснит на смерть тебя, но смерти нет.

Искупление