Коллектив авторов - Страхослов (сборник)

• Название: Страхослов (сборник)
• Автор: Коллектив авторов
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2016
• ISBN: 978-617-12-1390-6

«Чертова дюжина» – довольно емкое и точное описание сборника ужасов под редакцией непревзойденного Стивена Джонса! Под одной обложкой собраны 12 интригующих рассказов именитых мастеров хоррора. Дж. Харрис, К. Ньюман, М. Грей, Р. Кэмпбелл и др. гарантируют вам бессонную ночь в атмосфере таинственности и мистики… Говорят, что в парижском Театре Ужасов разыгрывают кровавые представления. Тридцатидвухлетняя Кэйт Рид подобралась слишком близко к разгадке… («Гиньоль») Знаменитый актер Даррен Лоури на пике популярности… был, пока не рассердил ведьму! («Забвение»)

---

Конечно, на нем была маска. И если казалось, что выражение его лица изменяется, то все дело было в игре теней и света рампы. Но иллюзия живого лица была довольно жуткой.

Гиньоль был третьей маской театра, нахально втиснувшейся между печальным ликом Трагедии и смеющейся Комедией.

Злорадный лик Ужаса.

Месье Эрик, чей голос доносился из-за сцены, повествуя о дивной музыке, тоже носил маску. Может быть, все это расследование, по сути, сводится к распре между двумя личинами? Чудовища Парижа соревнуются за титул Короля Маскарада?

Если отправить статью в «Газетт», эта фраза может послужить заголовком. Тем не менее Кэйт обязана была хранить молчание о том, что узнает в ходе своей работы в организации. Неразумно было бы нарушать условия, выставленные ее временным работодателем.

Рабочие сцены унесли вялое, кровоточащее тело привратницы – судя по тому, как оно изогнулось, оно больше напоминало настоящий труп, а не куклу.

В списке пропавших без вести было несколько женщин подходящего возраста, которые могли бы исполнить роль привратницы. Тем не менее нужно быть безумцем, притом до крайности наглым, чтобы совершать такие преступления при заплативших за развлечение свидетелях. Наверное, речь шла о каком-то фокусе, который Кэйт пока не удалось разгадать.

Гиньоль уселся на краешке сцены и мило болтал с первым рядом, советуя зрителям, как отмыть кровавые пятна, и отпуская комплименты – мол, какие очаровательные шляпы, и глаза, и шеи. Он медленно повернул голову – в маске смотрелось это весьма пугающе – и, взглянув на Клару Ватсон в ложе, послал ей воздушный поцелуй. Подхватился на ноги, проделал изящный пируэт и завершил свой кровавый номер глубоким поклоном.

Неужели этот клоун знал об Ангелах? Кэйт не представляла, как бы он мог узнать о них. Наверное, этим жестом он просто хотел проявить уважение к тем, кто купил самые дорогие билеты в зале.

– А теперь, хе-хе-хе, перейдем к самой сути дела… или сути тела?

На авансцену спустили зарешеченные железные клетки, почти во всех сидело по измученному человеку. Клетки были отделаны шипами. Звенели цепи, звучали стоны, струилась кровь.

Гиньоль начал новый номер словами:

– Давным-давно, в подземельях Кадиса…

Высокие фигуры в черных балахонах с остроконечными капюшонами выволокли на сцену юношу – он был раздет до пояса, и его торс поблескивал – и белокурую девушку в белоснежной сорочке…

…к этому моменту Кэйт уже понимала, как работает Театр Ужасов. Если ты увидел на сцене что-то белое, вскоре оно окропится красным.

– …плелся заговор, – продолжал Гиньоль. – Богатая молодая сирота, верный возлюбленный, жестокий дядя, занимающий высокий пост, ложное обвинение, обещанное служителям церкви вознаграждение – в том случае, если будет получено признание. Эта драма нашла отражение во многих пьесах. Много было пересудов и перетолков. Но мы поняли, что вникать в эту историю – сущее расточительство. Правда, какое вам дело до того, перешли ли золотые монеты из наследства невинной девушки в карманы иссушенных старостью священников? Мы отказались от показа преамбулы, поскольку прекрасно понимаем: вы хотите увидеть эту сцену, кульминацию, как можно быстрее. И потому наше представление начинается с кульминации, а потом…

Юношу и девушку затолкали в клетки и приподняли над сценой. Девушка истошно кричала. Юноша держался отважно, как и подобало мужчине. Под висящими клетками расстелили вощеную ткань.

На сцену выкатили жаровни с раскаленными углями. Затем вышел огромный мордоворот с бритой головой. На нем был длинный передник. Повязка на глазу не полностью закрывала уродливый шрам, занимавший треть его лица. Зал огласился криками «Браво, Морфо!»[63]. Похоже, популярный актер. Морфо ухмыльнулся, наслаждаясь аплодисментами. Затем он расстелил на столе клеенчатый сверток, гордо демонстрируя множество острых, крючкообразных, изогнутых, колючих приспособлений. Подхватив отброшенную Гиньолем гнутую кочергу, он резким движением выпрямил ее – к ликованию публики – и положил на жаровню.

Возможно, этот громила и главный актер враждуют? В театре такое бывает. Морфо не было на афишах, но у него были верные почитатели.

– Кого будем пытать первым? – осведомился у публики Гиньоль. – Дона Бартоломео или прелестную Изабеллу?

– Наподдай этой шлюхе! – крикнул кто-то из партера. – Наподдай всем шлюхам!

– Нет, вначале вспори брюхо парню, этому красавчику! – Голос был женский. Не Клара, но кто-то со сходными вкусами. – Давайте полюбуемся его кишками!

– Да какого черта, задай жару им обоим!

Зрители участвовали в представлении, как на шоу Джуди и Панча, только тут звучали голоса взрослых.

Актеры в клетках выглядели по-настоящему испуганными. Они ничуть не переигрывали. Согласно программке, роли Изабеллы и дона Бартоломео исполняли актеры с псевдонимами Берма[64] и Фрозо[65]. Мало кто в этом театре решался озвучить свои настоящие имена. Актрисы из кабаре «Мулен Руж» и «Ша Нуар» поступали так же.

Морфо снял с жаровни раскаленную кочергу и ткнул ею в мозолистую ногу одного из актеров второго плана в клетках. Мужчина завопил. Claqueurs[66] принялись насмехаться над ним, передразнивая крики боли. Никто на сцене Театра Ужасов не мог испугать Кэйт больше, чем его публика.

– Вот вы, мадам. – Глаза Гиньоля поблескивали за маской, их взгляд уперся в Кэйт. – Мадам с рыжими волосами и яркими очками. Кого вы предпочитаете?

Кэйт оцепенела. Она ничего не ответила.

– Бартоломео, Изабелла, оба… или никто?

Кэйт кивнула, почти невольно.

– Гуманистка, дамы и господа. Редкий гость в этом квартале. Итак, мадам… нет, мадмуазель… вы слишком мягкосердечны, чтобы навлекать пытки на этих невинных, так? Быть может, вы предложите себя в качестве замены? Ваша нежная плоть вместо их тел? У нас найдутся клетки для птичек любого размера. Морфо превратит вас в прелестную канареечку, и вы запоете, ощутив прикосновение его раскаленного железа и острых лезвий. Неужели такая перспектива не манит вас?

Кэйт вспыхнула. Ее лицо словно горело. Пожилой господин рядом тяжело задышал. Он искоса поглядывал на нее, словно она была праздничным пирожком с пылу с жару. Его длинные, тонкие пальцы судорожно сжались. Кэйт захотелось поменяться с кем-то местами, только чтобы не сидеть рядом с ним. Она повернулась к семье дородных бюргеров с другой стороны – все они восхищались Морфо, до последнего, самого толстенького, ребенка – и с изумлением увидела, что и они в восторге от происходящего.

– Итак, мадемуазель, не присоединитесь ли к нашему веселью?

Кэйт отпрянула, качая головой. Морфо нарочито нахмурился, выпятив нижнюю губу, точно обиженный ребенок.

– Я так и думал! – рявкнул Гиньоль. – Всякому гуманизму есть предел, даже когда речь идет о лучших из нас.

Он встал между подвешенными любовниками и поднял руки, словно изображая весы.

– Нужно получить признание Изабеллы, чтобы сжечь ее как ведьму. Тогда церковь наложит лапу на ее богатства, – напомнил он. – Думаю, самый простой способ получить признание… это выжечь глаза ее возлюбленному раскаленным железом!

Морфо ткнул кочергой в клетку дона Бартоломео… дважды.

В нос Кэйт ударила вонь паленой плоти. Молодой человек завопил, его крик подхватила Изабелла, за ней закричали и несколько зрителей.

На лице юноши – пустые окровавленные глазницы, из них валит дым…

Или так кажется. Тут должен быть какой-то фокус.

Всхлипнув, Изабелла обмякла в своей клетке, затем принялась рвать на себе волосы от горя, сраженная ужасом. В таком состоянии она не могла подписать признание – и в этом был изъян коварного плана ее жестокого дядюшки. Впрочем, как и говорил Гиньоль, зрителям было все равно.

Они пришли сюда только для ужасов. Морфо взял в руку маленькие щипцы, потом покачал головой и заменил их самыми большими клещами. Его сторонники зааплодировали, засвистели. Клещами он вырвал кусок плоти с предплечья дона Бартоломео и бросил окровавленный ком на жаровню. Раздалось шипение…

Действо продолжалось. Кэйт не могла отвернуться, но и смотреть ей не хотелось. Она сняла очки, и зрелище, к счастью, сменилось чередой размытых пятен… но она все еще могла слышать происходящее – и чувствовать запахи.

Когда она решилась надеть очки и зрение сфокусировалось, на сцене как раз доставали из вспоротого живота дона Бартоломео длинную гирлянду из кишок и внутренностей. Ее бросили на дно его клетки, вниз закапала кровь, а гирлянда все подрагивала, покачивалась…

«Это просто колбаски в соусе», – напомнила себе Кэйт. Театр Ужасов покупал свиную кровь и лошадиные внутренности на окрестных скотобойнях. Хорошо одетый пучеглазый буржуа в переднем ряду подхватился на ноги, возмущенно заявляя, мол, это все – сплошное надувательство. Гиньоль выдернул наглеца с его места и острыми, как нож, когтями, торчавшими из перчаток, ударил мужчине в горло прямо над воротником. Голова оторвалась и покатилась по залу. Подсадная утка в зале пожала плечами, сбрасывая окровавленный торс, и из костюма выскочил ухмыляющийся карлик. Верхняя часть тела буржуа на поверку оказалась плетеной рамой, обтянутой костюмом. Гиньоль забавлялся с оторванной головой, тыча носом в стеклянные глаза.