Вера Колочкова - Провинциальная Мадонна

• Название: Провинциальная Мадонна
• Автор: Вера Колочкова
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-699-92135-5

Надя родила в семнадцать лет. Вне брака. Причем всю беременность проходила, не пряча счастливых глаз, сияя радостной улыбкой, и, несмотря на все уговоры, так и не открыла имени отца ребенка. Эта слабая на вид девочка оказалась удивительно сильной. «Упрямая» — говорили о ней одни, «блаженная» — уверяли другие. А Надя просто-напросто умела любить.

---

— Нуда, забыла… Смотри-ка, и тут жадничает, окаянная. Пошли, что ли, к столу? Чаю попьем да по домам разойдемся…

Увидев девочку в прихожей, ойкнули, переглянулись испуганно:

— Надюшка, ты чего здесь… Давно стоишь, что ли?

— Нет, Галина Семеновна, только вошла…

— А… Ну ладно. Пойдем чай с тортом пить, смотри какой, пальчики оближешь! Новомодный, «Птичье молоко» называется!

— Да, я сейчас…

Прошмыгнула на кухню, встала неприкаянно, забыв, зачем принта. Щеки горели огнем, и было так стыдно, словно ее саму обвинили в неискренности. Будто и она тоже — хитрой лисичкой…

Вспомнила! Она же обещала девчонок вкусненьким угостить: конфетами, колбасой, сыром с дырками. Вон сколько всего в холодильнике… Уж ей-то не жалко нисколечки!

Кулек с «вкусненьким» получился довольно увесистым, и пришлось проявить чудеса изворотливости, чтоб дотащить его незаметно до изгороди, где ждали девчонки. Машка ловко цапанула кулек, спрятала под кофту, воровато отступила на шаг.

— Пошли быстрее, пока ее мамка нас не застукала! — испуганно позвала подругу Светка. Но Машка медлила отчего-то… И вдруг, повернувшись, бросила Надьке в лицо:

— А свадьба-то у вас никаковская получилась, вот! Невеселая совсем, даже рожу никому не набили! И плясали мало, и пели… Значит, не будет молодым счастья!

— Машк… Ты чего злая такая? Просила вкусненького — я принесла…

— Ну и что? Оно ж все равно по блату купленное! Твоей матери лишь бы схватить, что плохо лежит! Бабка говорит — она и жениха для твоей сеструхи так же схватила! Будто по блату из-под прилавка! А он, малахольный, и поддался!

Надя ничего не ответила, лишь грустно пожала плечами. Чего с нее возьмешь, с этой злой Огородниковой… Она и в школе, например, говорит, что Наде хорошие оценки по блату ставят. Да это ничего, пусть… Но зачем же так про Сережу-то… И никакой он не малахольный, просто очень добрый. И не виноват, что Наташке поверил… Та доброй прикинулась, а парень вовсе не виноват!

Хотя поначалу, тогда, после Нового года, ей показалось, что у старшей сестры и впрямь характер начал меняться в другую сторону. Собиралась на свидание с Сережей, напевала что-то веселенькое себе под нос, крутилась перед зеркалом. Особенно долго ресницы красила, поплевывая в коробочку с тушью и смешно вытягивая перед зеркальцем лицо. Раньше редко когда красилась, а тут…

— Губы-то зачем так ярко намалевала! — озабоченно подглядывала из кухни мама. — Еще подумает, что ты девица легкого поведения, не дай бог! Такой помадой, поди, одни проститутки красятся!

— Ой, мам… — беззлобно отмахивалась Наташка, вытягивая губы перед зеркалом. — Понимала бы чего… Это же самый сейчас модный цвет — яркая морковь…

— Да сама ты морковь! — раздражалась мама, бухая на плиту чайник. — Тебе ж не мода сейчас главное, а до загса его довести… Дура ты, все неправильно делаешь! Вот скажи, какого лешего ему твоя модная помада сдалась?

— А что ему сдалось, по-твоему?

— Ну, не знаю… В гости бы позвала, я бы пирогов напекла…

— Он и так придет в выходной, тогда и будешь свои пироги подсовывать. Я же все-таки девушка, а не клуша с домашними пирогами…

— Ну-ну. Девушка она, гляди-ка. После Володьки Подкорытова как есть девушка и осталась… Нашла с кем связаться! Поматросил и бросил. Интересно, где у тебя глаза-то были?

— Мам, ты опять… Ну сколько можно, ей-богу? Пять лет с тех пор прошло! Он уж женат, двоих детей воспитывает!

— Да он-то воспитывает, это понятно… А ты на бобах осталась. И сейчас, если будешь морду красить да перед зеркалом вертеться, счастье просвистишь. Смотри, хоть на этот раз удержи. Теперь от меня ничего не зависит…

— Как это — не зависит? — насмешливо повернулась к ней Наталья. — А пироги в воскресенье? Я, что ли, возиться буду?

— Ну да, воскресенье — это само собой… А сегодня куда идете?

— В клуб, на танцы. А потом он меня до дому провожать будет.

— Целовались уже?

— Не-а… Знаешь, такой скромняга оказался, даже с поцелуями не лезет…

— Это хорошо, что не лезет. Значит, серьезные намерения имеет. А о чем хоть разговариваете-то?

— Да так, перебираем ерунду всякую. Вообще-то Сережа скучный: ни анекдота рассказать не умеет, ни выпить с ним, ни поругаться толком… По-моему, он даже голоса повысить не может, не то чтоб по-настоящему разругаться.

— Я тебе поругаюсь! Ты это… Характер-то раньше времени не выказывай, знаю я тебя! Лучше помалкивай да поддакивай больше, поняла?

— Да без тебя знаю, не учи. А только все равно — скучно.

— Ага… Вон жене Володьки Подкорытова, говорят, шибко весело — каждый день на работу с синяками приходит. А чего он такого рассказывает, что тебе скучно?

— Да так… Про детдом свой, про воспитательницу, про армейских друзей… А еще много читал, про книжки рассказывает. Да и вообще — про жизнь, про планы…

— И какие там у него планы?

— Да обыкновенные. Работа, дом, семья, много детей.

— Ну, и какого еще рожна тебе надо? Или так и собираешься в девках-перестарках около матери жить?

— Нет, мам, не собираюсь. Мне и самой такая жизнь надоела, когда все, кому не лень, возрастом в глаза тычут. Не торопи меня, сама знаю, что делаю. Будет у меня муж, хоть и скучный, но будет. Успокойся.

— Ну, дай-то бог… Только смотри, чтобы наши профурсетки с фабрики не увели…

— Не уведут. Мы каждый вечер теперь встречаемся, так что, считай, он у меня в кармане.

Надя сидела в своей комнате, вслушиваясь в этот диалог, и замирала душою. Ну почему Наташка с мамой… такие, как не стыдно человека обманывать? Тем более Сережу… Такой открытый, добрый, искренний. Он же сестре верит… Не знает, что та, как в сказке, может из царевны-лебеди в одночасье в злую лягуху превратиться. Однажды в воскресенье, когда парень в гости на мамины пироги пришел, решила даже шепнуть ему на ухо тихонько: «Не верь…» Да только не посмела, застеснялась. Она в его присутствии вообще очень стеснялась, глаз не могла поднять. Да чего там — даже дышать трудно было, все дрожало внутри странной неловкостью, подступало к горлу волнением. Даже за стол с пирогами не садилась, отговаривалась несделанными уроками. Сидела в своей комнате, слушала, как мама с Наташкой сладко воркуют над гостем… Как потом смеются над ним — простым, честным…

И вот теперь — свадьба. Уже ничего не поделаешь. Наташка сидит за столом в белом платье, в нарядной фате, улыбается горделиво. И Сережа улыбается, целует ее, когда «горько!» кричат. И лицо у него счастливое…

Гости, напившись чаю, начали потихоньку расходиться. Вот Виолетта трогательно расцеловалась с мамой, сладко приговаривая: «Все было чудесно, Татьяна Ивановна, миленько так, пристойненько…» Ушли группкой Наташкины приятельницы с фабрики, и было слышно, как взорвался их дружный смех в конце улицы. Дядя Гриша совсем осоловел — сидел на стуле, свесив длинные руки вниз. Мама с тетей Раей принялись было убирать со стола, разбили красивое синее блюдо из сервиза и махнули рукой — потом, завтра…

— Надька, ты где?

— Здесь, мам…

— Ступай-ка к Полине Марковне ночевать, я договорилась.

— А что, в моей комнате…

— В твоей комнате молодые спать будут. А им свидетели в первую брачную ночь не нужны, сама понимаешь. Свечкой светить не надо, сами разберутся, чего да как.

— Мам! Ну зачем ты такое при Надьке… — стыдливо одернула ее Наташка. — Смотри, она сейчас от стыда сквозь землю провалится! Вишь, вспыхнула как!

— Ой, да ладно… Пусть привыкает, дело житейское. Иди, Надька, не путайся под ногами. Поздно уже, спать пора.

Девочка медленно побрела по улице, зябко поеживаясь и неся в себе странное, довольно болезненное ощущение — то ли это были непролитые слезы, то ли засевшая от маминых слов пугливая пристыженность. Благо идти было недалеко. Вот и неказистый, одним боком чуть завалившийся на землю домик Полины Марковны, выглядывает плотным желтком окон из зарослей палисадника.

— А, Надюшка… Я тебя жду, спать не ложусь… Иди, я там на топчанчике постелила. Если ночью всхрапну — не обессудь.

— Ладно, теть Поль. Сейчас умоюсь и лягу. Выключайте свет…

Топчан притулился в самом углу единственной комнатенки, переходящей напрямую в кухоньку-закуток. Девочка легла, завернулась в одеяло, дала волю слезам… Горячие, обильные, они бежали по щекам, скатывались на ситцевую, пахнущую сухой травой наволочку, застревали в носу, не давая дышать. Хлюпнула тихонько пару раз, пытаясь сглотнуть их вовнутрь…

— Надюха… Ты чего там, ревешь, что ли?

— Нет, теть Поль… — прогундосила слезно, сопливо.

— Да я ж слышу! А чего ревешь-то? Радоваться надо — сеструха замуж наконец выскочила, а она ревет…

— Я радуюсь, теть Поль… Я… Я просто устала сегодня…

— Конечно, надо радоваться! Знамо ли дело — до двадцати семи лет в девках засидеться! Раньше вон таких вообще в монастырь посылали…