А. Фурсов - De Secreto / О Секрете

• Название: De Secreto / О Секрете
• Автор: А. Фурсов
• Издательство: Товарищество научных изданий КМК
• Жанр: История
• Год: 2016
• ISBN: ISBN 978-5-9907838-2-9

Сборник научных трудов логически продолжает сборники «De Conspiratione/О Заговоре» (М., 2013) и «De Aenigmate/О Тайне» (М., 2015). В представленных работах исследуется ряд скрывающихся за завесой секретности событий XIX–XX вв. Речь идёт о событиях мировой борьбы за власть, информацию и ресурсы.

---

1

Время идёт, и чем дальше в прошлое уходит война, тем больше загадок и тайн. В традиционном нарративе о войне образуется всё больше дыр. Растёт число вопросов. Кто был главным поджигателем войны? Противоречия каких стран сыграли решающую роль в возникновении Второй мировой войны? Какую роль, сыграли британцы и американцы в приводе к власти Гитлера? Кто виноват в поражениях Красной армии летом 1941 г.? Почему «союзники» так долго тянули с открытием «второго фронта» и каковы были главные условия этого открытия? Готовилось ли руководство Третьего рейха к «жизни после смерти», к существованию в виде тайной глобальной сетевой структуры «Четвёртый рейх» и если да, то с какого момента и как? Кто создавал Четвёртый рейх? Какова судьба вождей Третьего рейха — действительно ли погибли те, кого официально объявили погибшими?

На часть этих вопросов пытаются ответить авторы книг, которые находятся в центре нашего обзорного эссе, выступают его организующим центром, своеобразным магнитом. Сразу предупрежу читателя — книг не узконаучных, т. е. написанных людьми, формально не относящихся к науке как институту в социологическом и ведомственном смыслах слова; авторы — журналисты, занимающиеся аналитикой. Но, во-первых, это не значит, что мы не имеем дело с рациональным исследованием — профессиональная аналитика не хуже, а нередко лучше и точнее социально-исторической науки. Во-вторых, последняя проблемами, о которых пойдёт речь, заниматься не любит. Об этом явлении, о его причинах имеет смысл поговорить, прежде чем перейти к разговору о книгах и той реальности, которую они отражают — как говорил непопулярный сегодня Ленин, тот, кто берётся за решение частных вопросов без предварительного решения вопросов общих, будет на каждом шагу натыкаться в решении частных вопросов на эти нерешённые общие.

К сожалению, официальная наука, та, которую англосаксы называют «conventional science»[91]' или «conventional scholarship»[92]', мало занимается острыми вопросами, делая вид, что официальные схемы и интерпретации в главном бесспорны, а дискутировать можно только по поводу деталей, мелких частностей. Причины очевидны. Во-первых, сама наука в её нынешнем состоянии и её организационных формах — структура довольно ригидная и иерархическая; пересмотр, тем более кардинальный, схем, которые подаются в качестве незыблемых и в подтверждение которых написаны тонны диссертаций, обесценивает или, как минимум, ставит под сомнение и написанное, и иерархию. И может вскрыться: король-то голый — кандидат «А» вовсе не кандидат, а недоросль, доктор «Б» вовсе не доктор, а двоечник, академик «В» — в лучшем случае продвинутый семиклассник.

Во-вторых, наука — только в идеале поиск истины. Когда-то в «Зияющих высотах» А.А. Зиновьев заметил, что современная наука не есть сфера человеческой деятельности, участники которой только и заняты поисками истины. Помимо научности в науке содержится и антинаучность, которая нередко выглядит более научно, чем научность; антинаучность, согласно А.А. Зиновьеву, паразитирует на научности и соотносится с ней как сорняк и культурное растение. Сам факт существования антинаучности объясняется тем, что наука — массовое явление, управляемое социальными законами. В реальности же это один из организованных способов «жизнедеятельности множества людей, добывающих себе жизненные блага и добивающиеся жизненного успеха (известности, степеней, званий, наград)»[93], а формальная основа этого способа — деятельность, именуемая научной; формальная — поскольку «лишь для ничтожной части этих профессионалов научное познание есть самоцель»[94]. В связи с этим, фиксирует А.А. Зиновьев, третье, и, пожалуй, главное препятствие на пути научного познания социальных объектов — гигантская армия людей, профессионально занятых в сфере науки. Парадокс? Отнюдь нет. По достижении определённого количества занятых лиц в любой организации происходят качественные изменения: мало того, что всё большая часть работы выполняется всё меньшим числом сотрудников, т. е. нарастает балласт, который социально играет всё большую роль, а его представители часто выталкиваются на руководящие должности со всеми вытекающими последствиями. Но, главное, на смену реализации содержательных, сущностных задач приходит воспроизводство функциональных и формальных сторон и прежде всего поддержание и укрепление иерархии. Последняя в науке лишь внешне имеет респектабельный академический вид, а по сути это обычная чиновничья «контора дяди Никанора», в которой старшие чиновники провозглашаются «крупными учёными», «членами» различных степеней. Как говаривал чеховский герой, а «заглянешь в душу — обыкновенный крокодил».

Теоретически в науке как форме профессиональной интеллектуальной деятельности авторитет должен определяться прежде всего профессиональными интеллектуальными достижениями. Однако на практике, поскольку наука развивается по социальным законам вообще и по законам социальности данной системы в частности, профессиональный (интеллектуальный, деловой) авторитет часто имеет тенденцию подменяться и вытесняться авторитетом социальным, ранговым, начальническим — и чем крупнее, а, следовательно, бюрократичнее организация, тем в большей степени. Результат прост — крупными учёными, научными авторитетами провозглашаются (назначаются) начальники — вожди «научных племён» или даже вожди «союзов научных племён», короче, если не научные ханы, то уж точно паханы. Такие паранаучные авторитеты — С.П. Новиков определил их как «стопроцентно фальсифицированных крупных учёных»[95] — получают соответствующие звания, автоматически дающие право на совершение (в реальности — присвоение чужих) «выдающихся открытий».

«Фальшивые учёные» нередко входят в роль и начинают всерьёз считать себя не просто учёными, но выдающимися учёными, много сделавшими для науки, почему-то полагая объём корыта, в которое удалось всунуть рыло, показателем научных достижений. Как социальные персонажи «фальшаки» обрастают кликами, кланами, камарильями, челядью, которые выступают в качестве ядер «научных племён» («scientific tribes»), т. е. именно того, что Т. Кун называл парадигмой — единством совокупности определённых подходов (способов видения реальности и постановки вопросов) и научного сообщества, продвигающего или даже навязывающего эти подходы в качестве доминирующих. Парадигма, дополним мы Куна советским опытом (впрочем, почему только советским? в западной науке дела обстоят во многом так же, но там начальническая бездарь лезет не в членкоры и академики — там это не приносит значительных материальных благ, — а в мэтры научных школ и т. п.), есть иерархия авторитетов. Исследование происходит в определённом поле, по «понятиям» этого поля, часто с учётом мнения живого фальш-классика или установок усопшего (тотем, божок) авторитета, «приватизированного» стаей более или менее бездарных учеников или выдающих себя за таковых[96]'.

Покушение на племенные авторитеты, как правило, карается — от мелких подлостей (при защите диссертации, прохождении монографии, избрании по конкурсу на должность, например, профессора и т. п.) до остракизма или войны на социо-профессиональное уничтожение, на вытеснение из дисциплины. Иными словами: авторитет есть социальное оружие, кистень парадигмы как социального индивида. Он — одно из средств поддержания традиции, т. е. господства продукта (по)знания над процессом (по)знания, знания — над познанием, знания — над пониманием. Попробуй поставить под вопрос теорию относительности, Большого Взрыва или дарвиновскую теорию эволюции или теорию помельче, и на тебя обрушатся тысячи стрел научно-племенных лучников.

Известный науковед П. Фейерабенд верно заметил, что в науке оппонентов не столько убеждают, сколько подавляют: «Скептицизм сводится к минимуму; он направлен против мнений противников и против незначительных разработок… идей, однако никогда против самых фундаментальных идей. Нападки на фундаментальные идеи вызывают такую же “табу”-реакцию, как “табу” в так называемых примитивных обществах… фундаментальные верования защищаются с помощью этой реакции, а также с помощью вторичных усовершенствований, и всё то, что не охватывается обоснованной категориальной системой или считается несовместимой с ней, либо рассматривается как нечто совершенно неприемлемое, либо — что бывает чаще — просто объявляется несуществующим».

Разбитая на зоны «научных племён», наука как иерархическая структура, освящённая определёнными интерпретациями, теориями, способами видения болезненно реагирует на то, что может поколебать «средства освящения». В результате «нормальная наука» (Т. Кун) вытесняет всё острое либо на свою периферию, либо вообще за свои пределы, объявляя ненаучным.