Синтия Хэррод-Иглз - Флёр

• Название: Флёр
• Автор: Синтия Хэррод-Иглз
• Издательство: Крон-Пресс
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-232-00246-5

Англия, 1851 год. В Лондоне открывается Всемирная выставка, на которой происходит знакомство Флёр Гамильтон с загадочным русским графом Сергеем Каревым. Встретив его в Петербурге два года спустя, Флер понимает, что ее жизнь теперь связана с этим человеком, который по-прежнему остается для нее загадкой.

Англия и Россия находятся на пороге войны. Карев заключает брак по расчету, а Флер оказывается в мучительном треугольнике страсти, верности и предательства. Из блестящего Петербурга она следует за своей любовью в осажденный Севастополь, где, наконец, узнает тайну графа и находит свою судьбу.

---

Арисия с Федрой, воспитанные полностью матерью, выросли в миловидных дурочек, которых и ожидало общество того времени. Несмотря на то, что отец все дальше отстранялся от мира, его дочери заключили счастливые браки. Венера вышла замуж за сэра Фредерика Хоара, сына банкира; Арисия — которая, переделав свое имя на английский лад, стала Эрси — взяла в мужья лорда Маркбая, а Федра вступила в брак с сэром Ранульфом Гамильтоном, баронетом со скромным достатком, который уже завоевывал славу знаменитого ботаника.

Несмотря на трудности переживаемого времени, все мужья дочерей семейства де Ври успешно построили свою карьеру. Сэр Фредерик, считая, что отцовский банк ограничивает рамки его деятельности, добился своего избрания в парламент. Он без особых усилий пережил реформы 1832 года, стал другом такой непопулярной личности как Эдвин Чедвик и начал проявлять особый интерес к народному здравоохранению и общественным работам.

Лорд Маркбай тоже вполне овладел искусством выживания, хотя в его случае все решила не яркость талантов, а скорее отсутствие оных — в этом он черпал свою силу. Лорд никогда ни с кем не ссорился, никогда не выражал оригинальных идей, просто был прирожденным придворным. Процветая во время мягкого правления Вильяма-моряка, он добился еще большего по восшествии на трон юной королевы. При нем состоялся переезд двора из замка Сент Джеймс в Букингемский дворец, он без особого ущерба для себя пережил чистки в дворцовой страже, проведенной лордом Мелбурном и принцем Альбертом, и наконец был назначен королевским хранителем мантий. Маркбай достиг таких вершин только потому, что относился к числу немногих придворных его ранга, обладающих безупречной честностью. Эрси была принята на службу во дворец в качестве фрейлины королевы, ее восхищение монаршей четой и благодарность за их милость были обеспечены высоким доходом до конца дней.

Сэр Ранульф на избранном поприще тоже добился успеха, став признанным авторитетом в науке разведения орхидей, написал несколько книг и монографий, а также, получив почетную ученую степень в Кэмбридже и Эдинбурге, был избран членом «Британского общества садоводов». Ему дали должность особого консультанта по орхидеям в королевском саду в Кью, а в 1840 году он возглавил ботанический комитет Королевского научного общества, пост президента которого пять лет спустя перешел к принцу Альберту.

Браки старших сестер оказались бездетными, а Федра родила сэру Ранульфу — несмотря на его продолжительные отлучки за границу и участие в различных ботанических экспедициях — мальчика и девочку: Флер родилась в 1826 году, а ее брат Ричард — в 1832. Два года спустя, после продолжительной болезни, подорвавшей окончательно ее здоровье, Федра умерла. Их союз нельзя было назвать особенно счастливым, хотя, вероятно, никто из супругов не отдавал себе в этом отчета. Многочисленные знакомые считали Ранульфа добрым, покладистым человеком с мягким приятным характером, который в своих отношениях с окружающими доходил до ненужного им потакания. Его недюжинный интеллект был настолько сконцентрирован на науке, что он просто не обращал ни на что другое никакого внимания. Сэр Ранульф никогда не сердился, не оскорблялся и не желал изменять себя.

Он женился на Федре, потому что его пленила ее красота, она подходила ему по возрасту и была из хорошей семьи. Сэр Ранульф привез избранницу в свой дом, и, выделив ей щедрое содержание, забыл о ней. Он продолжал заниматься карьерой, подолгу не бывал дома, но когда возвращался после длительных отлучек, то обычно запирался либо у себя в кабинете, либо в теплице. Жену свою он совсем не замечал, и его не волновало, как она живет, не страдает ли от одиночества, от скуки. Федра, слабая, нервная, недалекая женщина никак не могла понять, что происходит в ее жизни, — для этого у нее не хватало ума. Тогда она внушила себе, что страдает какой-то болезнью, чтобы хоть такими ощущениями заполнить внутреннюю пустоту.

С сожалением надо признать что Венера, эта сильная независимая женщина с острым интеллектом, наверняка могла бы стать превосходной парой для Ранульфа. С ней он скорее всего обрел бы счастье. А Фредерик, простой, сердечный и симпатичный человек, куда лучше подходил бы Федре, о которой он непременно заботился бы и, конечно, баловал, а она нарожала бы ему кучу детей. Он так о них мечтал. В устремлениях сэра Ранульфа дети не играли существенной роли. Он понимал, что ему нужен сын, чтобы унаследовать его состояние, но если бы было возможно купить уже «готового к употреблению», то он не нашел бы в этом ничего предосудительного.

Флер родилась во время одной из самых продолжительных отлучек отца, и это обстоятельство сразу настроило Федру против дочери. У нее были трудные роды, и после этого она постоянно чувствовала себя одинокой, всеми покинутой. Венера, отказавшись от удовольствий светского сезона, приехала ухаживать за сестрой. Она постоянно злилась и не: выражала Федре никакого сочувствия. Если бы только Ранульф был дома, — размышляла Федра, — все-наверняка бы образовалось.

В честь мужа, считая свою находку чрезвычайно удачной, она назвала девочку Флер (Цветок), что, по мнению молодой матери, сочетало ее национальность с навязчивой профессией отца. После почти годичного отсутствия Ранульф вернулся. Уезжая, он и понятия не имел, что его жена беременна. Он с радостью, но без особого интереса, отнесся к факту рождения дочери, но когда Федра сообщила ему о своем гениальном выборе имени, он захохотал, чем, несомненно, глубоко задел ее чувства, поставив самым фатальным образом под вопрос любую возможность добрых отношений между матерью и дочерью.

Венера, которая к этому времени уже рассталась с мыслью заиметь собственных детей, занялась с полной ответственностью младенцем, однако и сохраняя при этом определенную дистанцию; Федра вообще не интересовалась дочерью, легко уступив заботы о ней старшей сестре. Таким образом, Венера подбирала нянек для Флер, а позже и горничных, она направляла ее обучение, она выбирала, для девочки книжки и игрушки, она указывала, с кем ей можно играть, а с кем нельзя, она определяла, чем заниматься на досуге. Когда Флер подросла, Венера начала проявлять к ней еще больший интерес. Она, по сути, проводила все свое время с племянницей, брала ее к себе, посещала вместе с ней достопримечательные места.

Однако Венеру занимало только развитие интеллекта девочки, больше ничего. У нее не было душевного тепла, в котором так нуждалась подопечная, и, будучи уверенной в непогрешимости проводимого под ее руководством воспитания, она лишь повторяла в отношениях с племянницей ошибки своего отца. Флер учили читать, думать, быть доброй и хорошей, но она не знала веселых детских игр и смеха, не знала, что такое ласка или баловство. Ее тетка была слишком строгой и суровой, отец слишком рассеянным, мать слишком суетливой и больной — кто же мог раздуть тлевшее в ее душе пламя любви?

Дети по своей природе легко приспосабливаются к окружающей среде, и любовь, если она в них существует, рано или поздно обязательно найдет выход. Флер, конечно, не могла рассчитывать на любовь со стороны членов семьи, но ведь рядом с ней были слуги, домашние животные, и вот из этого источника девочка почерпнула тот минимум, который позволил ей выжить в такой обстановке. Когда на свет появился Ричард, Флер могла бы перенести на него свою любовь, но, к несчастью, его рождение стало началом окончательного заката Федры. Она, возомнив себя чуть ли не инвалидом, вместе с младенцем заперлась в анфиладе комнат в дальнем крыле дома и там предавалась над ним грустным размышлениям. В ее комнате всегда пахло лавандовой водой, нюхательной солью, детскими пеленками, и вообще там царила атмосфера нарочито выставляемого напоказ нездоровья. Флер разрешалось церемонно посетить изнывающую от страданий мать на несколько минут, что она и делала каждый день.

Девочка ненавидела эти посещения. Ее тошнило от спертого запаха, от ограниченного пространства сильно натопленных, излишне украшенных комнат. Мать, в водопаде кружев и лент, в белоснежном батисте, с наброшенными на плечи кисейными платками и кашемировыми шалями, обычно принимала дочь лежа в кровати или сидя в кресле, на куче обшитых кружевами подушек, с носовым платком и флакончиком ароматического уксуса в руке. Глядя на ее бледное лицо с синими кругами под глазами, Флер не могла отделаться от впечатления, что перед ней птичка в клетке, и ей от этого становилось горько. Мать всегда смотрела на нее с легким отвращением, которое становилось сильнее с каждым годом, по мере того как Флер хорошела.

В святая святых ее обычно проталкивала через двери твердая рука горничной. Флер стояла перед матерью, сложив за спиной руки и плотно сомкнув ноги. Чтобы не расплакаться, она упиралась подбородком в грудь. Девочка, конечно, понимала, что нельзя не любить свою мать, что это жестоко, но ничего не могла с собой поделать. Ей хотелось как можно скорее улизнуть оттуда. Иногда по ночам она просыпалась от невольно пришедшей ей в голову мысли. Она хотела, чтобы ее мама поторопилась и поскорее отправилась на тот свет. После этого, придя в ужас от такого святотатства, Флер долго плакала в кровати. Ведь Богу известны все наши помыслы — ей об этом часто говорили, — и Он обязательно покарает ее за это, что так же неизбежно, как и уготованная Им для нее судьба.