Александр Забусов - Кривич

• Название: Кривич
• Автор: Александр Забусов
• Жанр: Фэнтези

Рукопись можно отнести к разряду славянской фэнтэзи. Все персонажи из настоящего времени имеют реальных прототипов живых или ушедших в Ирий. Рукопись рассчитана на людей, которым интересна история Руси, жизнь, быт и мифология средневековых славян, интересны приключения, встреча с непознанным и некоторые подробности жизни и менталитета нашей армии.

Что побудило написать фантастическую историю? Прожит большой отрезок жизни, вереница событий осталась в памяти, навсегда ушли люди, принимавшие участие в судьбе офицера, но еще остались друзья и сослуживцы, о которых хотелось бы рассказать, вот только многого рассказывать еще долго будет нельзя. Поэтому жанр фэнтэзи, история Руси и приключения персонажей дают возможность познакомить с теми, кто дорог или встречался на жизненном пути. Что может быть главным в книге профессионального военного, кроме как рассказ о том, что есть такая профессия — Родину защищать, даже за ее пределами, даже спустившись на десять веков назад. Оригинальность, в том, что на протяжении всего повествования о деятельности наших современников в 10-м веке, параллельно дается информация о жизни армии в нашей действительности, о ее проблемах, мыслях и разного рода высказываниях военнослужащих в адрес руководителей державы, которой они служат. В повествовании присутствует разумная доля юмора, т. к. в наше время без юмора жить сложно.

Итак, о самой рукописи. Время и место действия: 2000-й год — Подмосковье; 10-й век н. э. — княжество Черниговское, Переяславское, Ростовское, Полоцкое, Киевское, царство Болгарское, Дикое поле, полуостров Крым.

Словарь терминов и слов имеется в конце рукописи.

---

Для Удала потянулись минуты боли, минуты понимания, что вот он — пришел его конец, и ничего поделать нельзя.

По сараю распространился приторно-сладковатый запах подпаленной кожи. Сдерживать эмоции, подстегнутые болью, он уже не мог. Со стоном выплеснул три этажа исконно-руссого языка, костеря, на чем свет стоит горбуна и его подручных, а блаженное забытье никак не приходило.

Совсем рядом с наружной стороны сарая что-то щелкнуло. Короткий болт самострела выскочив из щели стены, пробил черепную коробку Спиридона, вознамерившегося прижечь раскаленным железным прутом и без того пострадавший от огня бок. Болт толкнув татя, отбросив его тело на земляной пол, застрял в черепушке. Дверь распахнулась и с криками через порог ворвались боярские дружинники. Недолго заморачиваясь, зарубили второго палача. Удала сняли с дыбы, уложили на спину на расстеленный плащ.

— Ты как? — усевшись на корточки перед вытянувшимся на полотне во весь рост парнем, и поднося флягу с водой к губам пострадавшего, спросил Первак.

— Хреново, брат. — Ответил откашлявшись. — Бока словно огнем горят. Глянь там, небось и ребра обгорели?

— Не, ребра целы, а вот мясо присмолили. — Озадаченно, промолвил стоявший рядом Хольми.

— Мудаки!

— Нет, эти оба волкодлаками были. Чего это они огнем баловались, а не просто загрызли, перекинувшись в иной облик? Не понятно.

— Им горбун так велел.

Взгляд Первака производил впечатление «стеклянного», здорово видать придавила минувшая ночь этого уже не молодого воина. Поразмыслив, он распорядился товарищам:

— Хватайте концы плаща, выносим его.

Отходя, злополучный сарай подожгли. Удалу становилось все хуже и хуже, но он еще осознавал, что его куда-то несут, скупо переговариваясь между собой. Придя в себя, разглядел деревянный потолок над собой, озираясь вокруг, понял, что лежит на лавке в избе. Через узкое оконце едва пробивался тусклый свет. На дворе вечерело.

— Эй, кто там есть! — позвал он, в хрипе не узнавая собственный голос. — Подойди!

Видно услыхали. В единственную в избе комнату вошли двое, Первак и молодой Бежан.

— Оклемался? — спросил молодой.

Смотри-ка, как-то раньше не заметил, они ведь оба поранены. У старого через холстину на голове кровавое пятно проступило. Бежан ногу подволакивает. Хм. На вихрах паутина седины. Чудно. Ох, как мясо на ребрах ломит. От боли заскрипел зубами.

Воины засуетились.

— Где Садко?

— Чего там рассказывать? Нет больше боярина. Сгинул. Наверно помнишь, как на нас со всех щелей нечисть поперла, а когда тебя Верлиока по голове приложил, да из строя выдернул и унес, их напор малость ущух. Глянул я тогда на воев, а нас совсем мало в живых-то и осталось. Тебя нет, боярин и десятник в схватке полягли. Сбил кого смог щитом к щиту — до первых петухов продержались. Из церкви только трое нас и вышло. Нема боле дружины. Хоронить ни сил, ни часу не было. Велел тогда братов по старинному обычаю прибрать. Подожгли церкву, общим чехом отправили героев прямиком в Ирий. Передохнув малость, повел сироманцев по следу той твари, которая тебя охомутала, а он прямиком в сю деревушку и привел. Понаблюдали, потом напали. Ну, дальше ты знаешь. За боярина посчитались, долг свой перед ним сполнили, горбатого паскуду осиновым колом к земле прибили. Вот тебя ослобонили. Оклемуйся, а нам дали в Курск дорога урочена, время не ждет. Теперь каждый по себе. Тебе на полночь идти, нам на заход.

— 16-

Если достаточно долго сидеть на берегу реки, ты увидишь проплывающий по ней труп врага.

Китайское изречение

Солнечный погожий день только начинался, когда передовой дозор охраны купеческого каравана наткнулся на сидевшего у обочины летника молодого парня, по виду смерда. При приближении к нему двух конных воинов тот не испугался их грозного вида, продолжал сидеть на траве, лишь подняв взгляд на всадников, остановивших лошадей в двух шагах от него, и сторожко озиравшихся по сторонам, ожидая возможных проблем от непонятки с одиночкой, повстречавшимся на лесной дороге.

— Кто таков? Почему здесь сидишь? — задал вопрос старший дозора.

Человек соизволил подняться на ноги и дозорные рассмотрели, что перед ними стоит высокий парнище, силу и здоровье которого не могла скрыть широкая рубаха из домотканой холстины. Усмешка скользнула по не так давно разбитым, но уже успевшим поджить губам незнакомца, он явно не боялся вооруженных воев.

— Прохожий, — был ответ. — Шел, устал, вот и присел передохнуть. Вас что-то напрягает в моем поведении?

— Напрягает. Места здесь глухие, до ближайшей деревни верст двадцать с гаком будет, и тут ты. Сидишь один одинешенек, морда побитая, ни дать, ни взять, по виду чистый тать.

— Так я сейчас уйду.

— А ну, стой!

Оба охранника не сговариваясь, схватились за рукояти мечей, поводьями подали лошадей чуть вперед, справа и слева огибая незнакомца с двух сторон.

— Стой, где стоишь. Сейчас Илья с караваном подъедет, он и решит, что от такого как ты ждать можно в сем медвежьем углу.

— А Илья у нас кто?

— У вас не знаю, а у нас, старший в охране купецкого каравана будет. Так что охолонись, вона слышь, колеса на повозках скрипят? Ща подъедут.

Трудности, которые приходилось испытывать купцам во время путешествий заставляли их объединяться в большие тележные поезда — караваны, но даже караваны могли стать объектом вооруженного нападения, что приводило к разорению купечества. Риск, связанный с участием в караванной торговле, побуждал его искать более прочные гарантии и объединяться в товарищества.

Длинный, скрипящий тележными колесами, купеческий поезд, вытянувшись по пространству лесной дороги, приблизился к месту стоявших у обочины дозорных и чужака. Шедший в голове колонны, седоватый крепкий муж с окладистой бородой, в кольчуге поверх рубахи и подклада, с мечом на поясе и шестопером в левой руке, остановил караван, сойдя с дороги, приблизился к ожидавшим. Пытливо окинув взглядом незнакомого парня со следами минувших побоев на лице, спросил у подчиненных:

— Чего это вы смерда удерживаете?

— Так, это, жилье далече, а он тут у дороги сидел, ну и мы…

— Кто еси будешь? — поняв все и не дожидаясь дальнейших пояснений, спросил начальник охраны у незнакомца.

Ответ не заставил ждать.

— Из печенежского плена сбежал, на родину возвращаюсь. Коль по пути, дозволь с вами до Харьковского городища пройти.

— Хм. То не у меня, то у старшего меж купцами дозволения спрашивай. Вон на третьей повозке сидит. Ну, да ладно, идем.

Между делом не преминул похвалить дозорных:

— Добре службу несете. Хвалю. Езжайте и дальше поперед поездом.

Рядом с возницей, возвышаясь над ним почти на целую голову, сидел широкоплечий, необъемный мужик в красной косоворотке, подпоясанной матерчатым тонким пояском под обширным брюхом, поверх которой была надета чуга, особый кафтан для верховой езды с короткими рукавами, имевшая на подоле по два боковых разреза. Такая одежда из дорогого сукна на медвежьей фигуре купца смотрелась несколько чужеродно, но может быть и носилась ним только для престижа и положения. Окинув вопросительным взглядом старшего охранителя, а с ним и незнакомого молодца со следами давнишней драки на лице, изогнув бровь дугой, спросил:

— Чего там, Илья?

— Да вот, Никита Онежич, до Харьковского городища в попутчики набивается, кажет, из половецкого полона утек.

— А чего ж? Хай идет, я не против. Как величать тебя, парень?

— Удалом прозвали.

— Скажи-ка, хм! Удал, значит. Крещен ли, али в темной вере обретаешься?

— Сказать по правде, не знаю. После войны о прошлом годе случившейся в полоцких землях память потерял.

— Ну-ну! Ладноть, пристраивайся за моими повозками. Не обеднею один рот до Харькова прокормить. Синица, — окликнул старшего приказчика. — Присмотри.

Караван снова двинулся по набитому летнику. Лошади ходко тянули возы, а люди, кто сидя на них, кто следуя рядом, внимательными взглядами скользили по округе. Чувствовалось, что скоро конец пути, и само Харьковское городище не за горами. Еще два дневных перехода и они на месте. Даже деревеньки и веси, стоявшие рядом с летником, стали встречаться почаще, чем ранее. Сам купчина, Никита Большой, проезжая жилые места, распорядился привалов и остановок в них не делать, неодобрительно косился на деревянных идолов у околиц и населявших деревеньки людей, что-то тихо шептал про себя.

— Что это он? — спросил Удал у мелковатого, можно сказать плюгавого мужичонки, являвшимся старшим приказчиком Синицой.

— А-а, Никита дюже не любит нас родноверов, а места по которым идем, ими и заселены. Ежели б не торговля, да ни добрая прибыль от ей, он бы сюда ни ногой. Меж тем, городище куда направляемся, оно тоже не по византийским заповедям живет, а по старому покону, с волхвами, ведунами и знахарями. Так что, мотай на ус, а то слово скажешь и в немилость Большому угодишь.