Элис Токлас - Моя жизнь с Гертрудой Стайн

• Название: Моя жизнь с Гертрудой Стайн
• Автор: Элис Токлас
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-906823-81-6

В течение сорока лет Элис Бабетт Токлас была верной подругой и помощницей писательницы Гертруды Стайн. Неординарная, образованная Элис, оставаясь в тени, была духовным и литературным советчиком писательницы, оказалась незаменимой как в будничной домашней работе, так и в роли литературного секретаря, помогая печатать рукописи и управляясь с многочисленными посетителями. После смерти Стайн Элис посвятила оставшуюся часть жизни исполнению пожеланий подруги, включая публикации ее произведений и сохранения ценной коллекции работ любимых художников — Пикассо, Гриса и других. В данную книгу включены воспоминания Э. Токлас, избранные письма, два интервью и одна литературная статья, вкупе отражающие культурную жизнь Парижа в первой половине XX столетия, подробности взаимоотношений Г. Стайн и Э. Токлас со многими видными художниками и писателями той эпохи — Пикассо, Браком, Грисом, Джойсом, Аполлинером и т. п.

---

Те немногие друзья, которым Гертруда послала экземпляры книг, ответили с теплотой. Джорджана Кинг из колледжа Брин Мор, старая приятельница из Балтимора, не только ответила письмом, полным энтузиазма, но, начиная с того времени, включила работу Гертруды в свои лекции. Послала Гертруда один экземпляр и Герберту Уэллсу. Он поблагодарил ее гораздо позднее коротким, признательным ответом. Письмо очень тронуло Гертруду. Сейчас оно находится в архиве Гертруды Стайн в Йельском университете.

Я начала печатать «Становление американцев» на поношенной маленькой пишущей машинке «Бликенсдорфер». Гертруда решила приобрести лучшую машинку, и Фрэнк Жако рекомендовал купить «Смит Премьер». Мы заказали одну такую, это была чудовищная затея. Настырный человек, который поставил ее нам, убрал многие из дополнительных деталей, и сунул их в свой саквояж; мне было интересно, высчитали ли их из общей стоимости.

Я стала учиться навыкам эффективной работы и постепенно достигла точности и скорости профессиональной машинистки. Я усвоила технику Гертруды Стайн — все равно как играешь Баха. Мои пальцы привыкли только к работам Гертруды. Позднее, когда нас начали издавать в «Плейн Эдишн», печатать деловые письма стало трудным. Мой собственный текст пришлось печатать приятельнице или профессионалу. После смерти Гертруды пишущая машинка оставалась неиспользуемой, и я отдала ее какому-то молодому человеку.

Я приходила на улицу Флерюс и печатала в утренние часы, до того как Гертруда просыпалась. В то время она вставала очень поздно, съедала завтрак, пила кофе за столиком в час дня.

Иногда приходил Лео, он флиртовал с Нелли Жако. Я была близкой ее подругой долгие годы и возмущалась его приставаниями. Я высказалась как-то довольно резко, но он только усмехнулся. Нелли не принимала Лео серьезно.

Время работы над «Становлением американцев» стало радостным для меня. Гертруда днем рассказывала о написанном отрывке, который я перепечатывала на следующее утро. Часто в тексте фигурировали участники и события предыдущего дня. Все равно как живая история. Я желала, чтобы этот процесс продолжался вечно.

Наша близкая приятельница Милдред Олдрич была полна опасений, что «Становление американцев» не доставит ей ту радость, какую принес сборник «Три Жизни». Гертруда не желала обсуждать написанное ни с кем. Она повторяла, что пишет для незнакомых людей. Но когда один из главных действующих героев умер, она рассказала Милдред. Та была в шоке и спросила: «Ты должна так поступать? Очень печально, Гертруда».

В то время у меня уже выработалась привычка уходить по вечерам на улицу Флерюс. Гарриет не одобряла мои походы в одиночку по вечерам. До поры до времени ничего не случалось, но одним вечером на улице Вавин с ее узкими тротуарами я столкнулась лицом к лицу с каким-то человеком. «Eh bien[34], не уступите ли вы мне дорогу?». «Ни за что» — ответила я. «Как невыносимы креолки!» — сказал он и отступил в сторону. Когда я рассказала о происшествии Гарриет, та не нашла ничего смешного. Она полагала, что я должна быть дома до наступления полуночи.

В первую зиму, которую мы жили на Нотр Дам де Шам, из Флоренции приехала мисс Блад и сказала Гертруде, что хочет познакомиться с Пикассо. Гертруда попросила его и других гостей посетить ее вечером. Поскольку мисс Блад собиралась как бы на прием, то одела розового цвета платье и свой прекрасный жемчуг. Пикассо прозвал ее femme de ménage[35] принцессы Мюрат, поскольку она и принцесса Гика жили в Гамберайе. Она спросила его, что он считает своим вкладом в изобразительное искусство. Он ответил: Je suis le beс Auer[36]. Гийом Аполлинер блистал умом как всегда, но мисс Блад предпочла бесцеремонную испанскую манеру Пикассо.

На моей памяти было несколько вечеринок. Самым забавным был банкет в честь Анри Руссо в студии Пикассо. Лео, Гертруда и я встретились с Гарриет в кафе на Монмартре, недалеко от улицы Равиньян, где, уже несколько навеселе, пребывала Мари Лорансен. Она то висела на Гийоме Аполлинере, то пыталась упасть, и он водворял ее в кресло, хотя в следующее мгновение, она уже опять оказывалась в его руках. Затем ворвалась Фернанда с трагическим известием: Феликс Потэн не прислал обед, который она заказала. Я посоветовала ей перезвонить и напомнить о заказе, что она и сделала, обнаружив только, что было слишком поздно — никто не отвечал, магазин был закрыт.

Фернанда сказала, что наварила огромное количество riz à la Valencienne[37], чему выучилась в Испании, и докупит к нему дополнительную еду в Латинском квартале. Лео поможет Гийому дотащить в гору Мари; Гертруда, Гарриет и я последуем за ними. Мы проделали свой путь по крутому холму к студии Пикассо, где уже собралось много народа. Пальто и шляпы мы оставили в соседней студии у Андре Салмона.

Фернанда накрыла стол на досках и подставках, уверив что он вполне надежен, если на него сильно не опираться. Стол украсили плющом. Мари Лорансен с одной щекой, покрасневшей (шлепок от Гиойма), обещала после обеда спеть старые французские песни. Фернанда объявила, что riz à la Valencienne готов и будет подан, как только появится Руссо. По прибытии Руссо предоставили почетное место в центре стола против большого портрета женщины его работы. Пикассо купил этот портрет, покупка и стала поводом к празднованию.

Огромное блюдо с рисом было и в самом деле великолепным по вкусу. Было поглощено заметное количество недорогого вина. Внезапно у двери из своего кафе, что напротив студии, появился Фредерик с ослом. Фернанда величественно вывела незваных гостей, говоря, что их не приглашали и они нежелательны.

Аполлинер взобрался на стол, чтобы произнести хвалебный стих à notre Rousseau[38] и все хором его подхватили. Руссо был ошеломлен и сиял. В конце стихотворения Аполлинер соскочил со стола. В этот момент Салмон исчез.

Руссо достал из футляра скрипку и начал наигрывать бесконечную и скучную музыку. Лео, сидевший рядом с Руссо, охранял его от радостного энтузиазма гостей. Мари Лорансен спела песни. Аполлинер попросил Гарриет и меня исполнить национальный гимн краснокожих индейцев. Он изумился и расстроился, узнав, что по нашему мнению такого не существует. Уже было поздно, когда мы зашли в студию Салмона забрать наши шляпы и пальто. Моя шляпка, которой я очень гордилась, лишилась отделки из желтых перьев. Салмон сжевал ее, как и телеграмму и коробок спичек. Он, казалось, не замечал нашего присутствия.

Мы взяли Руссо домой, Гертруда, Лео, Гарриет и я. Все вместились в одном фиакре, Лео устроился рядом с кучером. Когда мы спускались с холма, мимо нас с диким криком пробежал Салмон и растворился в темноте.

Вскоре после банкета Руссо, в конце дня я шла по улице Ренне. Стало довольно темно. Внезапно я ощутила сзади шаги, приближавшиеся ко мне. Ничего подобного прежде со мной не случалось. «Мадмуазель, мадмуазель», — обращался ко мне человек. Возмущенная, я обернулась лицом к говорящему: это был Руссо. «Мадмуазель! — повторил он. — Вам не следует быть на улице одной с наступлением темноты. Позвольте мне проводить вас до Нотр Дам де Шам». Не думаю, чтобы он заглядывал к нам туда, но временами я встречала его на субботних вечерах на улице де Флерюс. На одном из тех вечеров он сказал, что я напоминала ему жену, давно умершую.

4

Я работала по вечерам у Гертруды, оставаясь допоздна на улице Флерюс, что беспокоило Гарриет. Гарриет хотела, чтобы я возвращалась на Нотр Дам де Шам до полуночи. Я понимала, что оставаясь одна, она ощущала себя одиноко. Наконец она призналась, что написала Керолайн Хелбинг, прося ее провести зиму с нами — ночевать в маленьком отеле около нашей квартиры, а обедать и ужинать с нами. Она уже приняла предложение и скоро прибудет.

Когда она приехала, я рада была встретиться с ней опять. Я знала ее по Сан-Франциско. Она сохранила свою девичью привлекательность. По возвращению домой она должна была выйти замуж, за человека, с которым была обручена 25 лет тому назад. Она шутила, что когда они, наконец, поженятся, это будет их серебряная свадьба.

По театрам мы ее не водили, она плохо понимала по-французски, но выводили в свет когда только могли. После обеда она и я отправлялись побродить по Парижу или посидеть в кафе Суфле около Сорбонны.

Мы с Гарриет пригласили Фернанду и Мари Лорансен на ленч, чтобы познакомить с Керолайн. В ответ Мари пригласила нас к себе на квартиру познакомиться с ее матерью. Прежде никого к ней домой не приглашали. Возможно, лишь Гийом Аполлинер встречался с ее матерью. Как бы там не было, Мари оставила вопрос об его отношениях с ней без комментариев.

Фернанда зашла за нами, и все — она, Гертруда, Керолайн, Гарриет и я сели в метро, хотя ни у меня, ни у Гертруды не было привычки ездить на метро. На первой же остановке Гертруда заявила: «Кончайте, выходим здесь, и берем фиакр». Метро не должно было стать для нас привычкой.