Всеволод Иванов - Проспект Ильича

• Название: Проспект Ильича
• Автор: Всеволод Иванов
• Издательство: Журнал «Сибирские огни» №№07-12
• Жанр: О войне
• Год: 2016

Роман окончен в 1942 году. Отрывки романа: «Бой за дворец культуры», «Проверка», «У дворца культуры», «Матвей Ковалёв» печатались в 1942 и 1943 годах в «Огоньке», «Известиях», «Вечерней Москве» и «Советском писателе».

Полностью издан только в 2016 году в журнале «Сибирские огни» №№ 07-12

---

Кроме того, товарищ П. превосходно знал творения И. Тургенева и едва ли не оттуда происходил этот молодой человек, полурусский, полуукраинец, носящий в себе мечтательность украинца, его упорство и буйную удаль русского, потомка Васьки Буслаева. И, наконец, третье, — размышлял товарищ П., — едва ли не самое важное соображение: ветеринарный фельдшер П. побывал на многих войнах, его водил туда и характер его, и, частенько, желание помочь животным, которые на войне страдают не меньше, чем люди. Он знал войну и мог сказать с твердостью, что И. С. Тургенев недаром мало писал о войне, ибо, действительно, любви, — в смысле, ясно, тургеневском, — встречается на войне мало, как раз пропорционально противоположно тому, сколько пишется о ней в романах, посвященных войне. Да это и понятно. Уж очень надо иметь огромное сердце, чтобы вместить туда и все опасности, связанные с войной, и все тонкости чувств, связанные с любовью. К тому же обычно предметы этих тонких чувств находятся в тылу, а вернее, сама любовь, стремясь отдаться всецело войне, отодвигает их, убирает в тыл. Вот почему товарищ П. был убежден, что Полина и Матвей, оставшись вдвоем, спорят о том, уезжать Полине в тыл или же оставаться здесь, и Матвей настаивает, чтобы она уезжала… Товарищ П. с не меньшим, если не большим интересом, чем он читал Тургенева, чувствовал главы этой любви, которые развертывались перед ним. Ему нравилось редкое романтическое сердце Матвея: «Ну, хочешь порисоваться перед девушкой своей удалью, — рисуйся!» И когда Матвей воскликнул:

— Мы себя можем этак обесславить! Надо показать фашисту, на что мы способны! — товарищ П. подумал, что Матвей убил бы полковника фон Паупеля или у моста, или на площади, не стой рядом Полина. Он не хотел губить страстно любимую женщину! Подумав так, товарищ П. стал снисходительнее относиться к предложению Матвея. В конце концов, «что, в моем отряде плохая организованность и четкость аппарата? Разве я не могу рискнуть?»

Казалось, Матвей понял его мысли. Он схватил руки ветеринарного фельдшера, — маленькие и волевые руки, — и, пожимая их, сказал:

— Согласен, да?! Вот и товарищ Полина подтверждает: нервные они, сразу заговорят, все расскажут. А видали журналисты сколько? Они весь фронт объехали, собирали материалы для своей книги, всех фашистских начальников видели! Им лично Гитлер напутствие, может быть, читал! Личные инструкции они от него имеют!

— Тем труднее их будет похитить.

— Тем почетнее, — поправил Матвей товарища П.

— Ой, не люблю я, ребята, этой пинкертоновщины!

Но «ребята» не читатели пинкертоновщины: двадцать лет лежали между ними и товарищем П. Впрочем, они понимали, что «пинкертоновщина» — это нечто глупое и предосудительное. Но как можно сравнивать нелепые похождения каких-то там не то сыщиков, не то авантюристов, с превосходно разработанным планом похищения фашистских журналистов из-под самого носа полковника фон Паупеля? Мало того, в плане значилось и «физическое уничтожение фон Паупеля», в скобках: «если подвернется возможность».

— Какая ж пинкертоновщина, когда это факт? — сказал Матвей. — Они теперь предполагают: раз повесили по селам сотни людей, то — могут спать спокойно. А мы обязаны им доказать: нет, вам на нашей земле спать спокойно не придется! Мы ваш сон вычеркнем! Товарищ П. Наше предприятие имеет большое политическое значение. Ты подумай: как будет реагировать селянин, когда узнает, что твои части похитили из-под носа знаменитого полковника Паупеля журналистов, посланных Гитлером, а?

— Да, не посылал их Гитлер. Это брех.

— Клянусь, посылал!

Матвей посмотрел молящими глазами на Полину:

— Товарищ Полина, подтвердите!

Начальник отряда замахал руками, как бы говоря: «Знаю я вас, любовью в одно связаны!»

Полина молчала.

И, странно, это-то молчание и убедило товарища П. в возможности удачного разрешения придуманного Матвеем плана. Если эти журналисты не посланы самим Гитлером, то их не так-то уж сильно охраняют. А раз не охраняют, то… ведь они ж, действительно, могут многое знать? И, самое важное, какую ж свинью можно подложить полковнику фон Паупелю. Ух! Все карты перепутает!

Глава двадцать шестая

Взрывом фугаски разрушило три дома на противоположной стороне улицы, вырвало с корнем ворота дома, где обитал полковник фон Паупель, выбило окна… Солдаты, оставляя в пыли следы больших ботинок, несли рамы к дому. «Превосходно, — подумал полковник, глядя на солдат, которые, миновав сарай, набитый тюками с товарами, покрытыми пылью, подходили к крыльцу дома, — будут вставлять рамы, и эти идиоты уйдут». Полковнику журналисты надоели.

Тем не менее полковник вежливейшее продолжал говорить или, вернее, излагать интервью:

— Отношение населения к немцам? Какое у русских может быть отношение, если я их всех растопчу? Меня не интересует отношение ко мне мертвых!

Журналисты записали. Однако записали они не более одной фразы, и взгляд их был достаточно красноречив. Что-что, а полковник умел читать мысли журналистов. Он подумал: «Черт возьми, неужели „там“ настроение меняется, и мои фразы могут прозвучать по-иному?» Он спросил:

— А разве вас интересует отношение к вам мертвых?

— Зачем говорить о мертвых? — сказал пожилой журналист. — Мы предпочитаем писать о подвигах живых, господин полковник фон Паупель.

И обращение «полковник» не понравилось фон Паупелю. Уже давно он привык к своему имени, и оно нравилось ему, как добротная и почтенная вывеска богатой фирмы. «Полковник фон Паупель!» — это имя известно всему миру, пожалуй, не менее чем имя Гинденбурга. Он не променяет <его> на звание генерала и даже фельдмаршала! — так часто думал фон Паупель. Но сейчас ему показалось, что «полковник фон Паупель» звучит не так великолепно, как бывало раньше.

— Подвиги живых? Конечно же! Если я говорил о мертвых, так я говорил о мертвых русских. Их подвигов я не видал.

— Да, да.

Полковник фон Паупель сидел на стуле прямой, с подобранными, чисто выбритыми губами, и все в нем было словно выверено по ватерпасу. Пожилой журналист глядел на него, и ему все более и более казалось, что полковник фон Паупель не сегодня, так завтра, но непременно возьмет город Р. У него всюду такой порядок, все так расписано, что думается: даже взрыв советской фугаски, разметавший три дома и едва не убивший самого полковника, тем не менее входит в систему атаки города Р.! Пожилому журналисту казалось, что подозрения органов, направивших его сюда, излишни, полковник фон Паупель не изумлен неожиданным сопротивлением русских, не растерялся, и дня через два-три слава его поднимется и загремит снова по всему миру. Но, с другой стороны, пожилому журналисту платили за все сведения, которые он собирал, и которые ему велено было собрать о полковнике. Он спросил:

— Они берут не подвигами, а массой, как и все варвары?

— Конечно же, конечно, — подхватил полковник, которому все разговоры с журналистами казались допросом. Он не стал спорить, хотя и превосходно знал, что «масса»-то на его стороне, а не на стороне русских. — Без массы они бы погибли.

Засмеявшись, он добавил:

— Но и бегут они массой тоже! Великолепный завод СХМ, на котором можно было б выделывать противотанковые орудия, они бросили массой! Немного противотанковых средств у генерала Горбыча.

— Следовательно, город будет взят?

— Да.

— Разрешите спросить?

— Конечно же, конечно!

— Срок?

Полковник фон Паупель посмотрел на часы, будто там он мог прочесть срок, когда возьмут немцы город Р. И журналисты, и он, полковник, превосходно знали, что срок взятия города Р. назначен высшим командованием, но они притворялись, дабы показать, что полковник фон Паупель обладает большой самостоятельностью.

Полковник фон Паупель сказал:

— Срок? Шесть дней, между нами говоря, господа.

Как только он назвал срок, он опять стал уважать себя. Журналисты особенно бесцветны сейчас! Да и что они способны написать? Разве у них есть слог? Разве они в состоянии уловить и понять ту стремительность, с которой бросится на турнир с неверными крестоносец Иоганн Август фон Паупель? Воображение его увидело замки, высокие… [пропуск в тексте] неверных, крики их жен, лица бледных, прекрасных девушек…

Он встал:

— Через шесть дней вы будете описывать русский город, господа! Через шесть дней вы получите в этом городе, господа, превосходные сувениры.

Они расстались взаимно довольные: журналисты тем, что напишут великолепную главу о бое за город на востоке; полковник фон Паупель — что разделался, наконец, с этими тусклыми идиотами и что можно немного уснуть перед тем, как поехать на позиции…

…Как раз тогда, когда полковник фон Паупель разговаривал с журналистами о подвигах и массе, грузовик, наполненный «сувенирами», в большинстве вещами музейными: екатерининской мебелью; картинами старинной школы, среди которых была великолепная копия, может быть, даже поправленная рукою художника, — портрет Карла II-го, принцем, работы Карреньо де Миранда; огромными хрустальными люстрами, искрящимися на солнце; матовыми, ветвистыми и бронзовыми канделябрами, словом, всем тем, чего не пожалело «жадное к народному добру» сердце товарища П., — грузовик медленно двигался по шоссе к селу Низвовящему, где ныне находился полковник фон Паупель.