Всеволод Иванов - Проспект Ильича

• Название: Проспект Ильича
• Автор: Всеволод Иванов
• Издательство: Журнал «Сибирские огни» №№07-12
• Жанр: О войне
• Год: 2016

Роман окончен в 1942 году. Отрывки романа: «Бой за дворец культуры», «Проверка», «У дворца культуры», «Матвей Ковалёв» печатались в 1942 и 1943 годах в «Огоньке», «Известиях», «Вечерней Москве» и «Советском писателе».

Полностью издан только в 2016 году в журнале «Сибирские огни» №№ 07-12

---

«Сколько же мы выдержим?» — с мучительной тоской думал Матвей.

Но хотя о работе говорили мало, работали все яростно. Эсхаэмовцы сами научились делать специализированные станки, которых не хватало. За короткий срок их сделали 145, а добытых со склада — старинных, в системе которых даже трудно было и разобраться, — модернизировали 466. Производственный цикл полного изготовления машины, — от первой заклепки до последней окраски, — сократили: вместо полутора месяцев стали делать в три недели.

— И мало, — сказал Матвей на одном из совещаний. — Надо две недели!

— Что же, подумаем, — ответил конструктор Койшауров, назначенный теперь помощником главного инженера Никифорова.

— Следовательно, возможно?

— Вообще-то невозможно, но для победы — возможно, — ответил, улыбаясь, Койшауров. — Вам только, Матвей Потапыч, придется поднять соревнование рабочих на большую высоту.

— Сами поднимут, — сказал Матвей уверенно.

Накануне совещания Матвей просматривал оставшиеся после смерти Рамаданова бумаги. Какой мощный ум! Только сейчас Матвей понял выдержку Рамаданова, ни разу не пожаловавшегося на трудности и неудобства, а наоборот, все время утверждавшего, что его работа легка и проста. Где там легка! Посмотреть только на записи. Сколько к нему обращалось людей, какие жалобы, какие требования, сколько сплетен, сколько обиженных самолюбий, сколько негодования! Все это Рамаданов мог так улаживать и утишать, что диву даешься.

Среди бумаг Матвей наткнулся на записи, которые стали ему ясны лишь на заседании. Рамаданов шел в работе из идеи отдельных конструктивно-технологических изменений, предложенных Дедловым, Рамаданов замышлял большое дело: продуманно заменить целые агрегаты пушки новыми агрегатами, более простыми в изготовлении, таким образом, чтобы создать по существу новое орудие, совершенное и еще более великолепное! Рамаданов не успел закончить своей мысли, как и не успел связаться с Дедловым…

Говорил Никифоров:

— Быстро учится молодежь. Семь токарных станков, где шла обработка ответственной детали «4-КЕ», очень трудоемкой, обслуживает два квалифицированных токаря, остальные новички…

Матвей прикрыл глаза ладонью. Сквозь открытые окна врывался свежий воздух осеннего вечера. Матвею почему-то вспомнился Ленинград, куда однажды он ездил с экскурсией рабочих. Вот такой же свежий воздух с Невы обдавал его, когда он торопился к Эрмитажу, боясь, что уже будет поздно и музей закроют. Но, оказалось, не опоздал. Он шел по залам… Удивительно! Никогда позже он не вспоминал этих зал и картин, как и вообще никогда не вспоминал виденных спектаклей, фильмов или музыки. Сейчас он вспомнил залы с отчетливостью поразительной. Он видел натертые паркеты, дорожки, красные шнуры вдоль стен, золоченую разнообразную мебель, золотые рамы… и одна за другой, в его воображении вставали картины.

Он не помнил имен художников. Ему крайне хотелось сейчас вспомнить их — и оттого еще ярче видел он картины! Вот по пояс стоит мужчина в красном кафтане, опираясь левою рукой на стол, покрытый красной скатертью. На столе — часы. Вдали — море и горы… Богиня сидит на морском чудище, повернувшись спиною к тебе. Слева крылатый мальчишка с луком едет на дельфине, а вверху, в облаках, видны мордашки двух детишек. Вдали — пейзаж… Кто писал это? Для чего? Почему?.. Рослый мужчина, совсем нагой, стоит у древесного ствола. Бедра его прикрыты белою драпировкой. Руки его связаны за спиною. Взор обращен вверх. Три стрелы вонзились в его туловище, и одна в левую руку… Да, это другие стрелы, чем у того крылатого мальчишки… да и боль-то, небось, другая!..

Матвей вдруг быстро спросил у Никифорова:

— Узел «Д-3» собирался из скольких отдельных деталей?

— Из трехсот двадцати четырех, — быстро, как ученик, ответил Никифоров.

— Какие предусматривались технологические процессы для его изготовления?

Никифоров, чувствуя, что сейчас произойдет что-то важное, ответил еще быстрее, почти скороговоркой:

— Для деталей «Д-3» предусматривалась клепка, штамповка, применение легализированного <так в рукописи; очевидно, легированного. — Ред.> проката.

— После изменений что произошло?

Никифоров сказал:

— После проведенных изменений узел «Д-3» отливается целиком в виде одной детали из углеродной стали…

— Следовательно?

— Следовательно: а) сэкономили легированную сталь; б) организовали поточное производство узла; в) путем оснащения станков многоместными приспособлениями и сборным инструментом время обработки узла «Д-3» сократили в три раза.

— В три раза?

— Да.

— Экономия?

— Сто шестнадцать тысяч.

Матвей сказал:

— Приказываю: применить эти изменения ко всему производству, с тем чтобы благодаря модернизации пропускная способность оборудования завода возросла в десять раз по сравнению с прежней! Несмотря на то, что больше половины завода уехало.

Матвей возвысил голос:

— Мало того! Приказываю: погрузить и отправить в Узбекистан все новые, созданные нами специализированные агрегатные станки, с тем чтобы нам создать другие. И тем не менее продумать целую систему наращивания мощи на всех производственных участках завода за счет модернизации и специализации станков. Предусматриваю конструктивные изменения девяноста процентов деталей пушки. Я сейчас намечу какие… Ты слушаешь, Койшауров?

— А еще бы, Матвей Потапыч!

Три недели спустя старший бухгалтер завода принес наметку телеграммы Наркому, в которой завод сообщал, что благодаря сокращению производственного цикла и конструктивным изменениям СХМ сэкономил четырнадцать миллионов рублей и в пять раз увеличил количество своей продукции…

Бухгалтер, льстивший не потому, что ему это было выгодно, а потому, что это ему доставляло удовольствие, — знал, что Матвей не любит лести, <но> не мог удержаться. Бухгалтер сказал:

— Что значит хороший директор!

Матвей хмуро ответил:

— Нету и не будет хорошего врача в народе, если народ мечтает о колдунах, как нету и не будет правдивых людей, если верить льстецам и брехунам.

Рассмеявшись, Матвей сказал:

— Впрочем, это к вашей бухгалтерии не относится. Говорите вы одно, считаете вы другое. Дай бог и дальше вам так жить!

И он подписал телеграмму.

Секретарша сообщила, что генерал-лейтенант Микола Ильич Горбыч желает поговорить с Матвеем Потапычем по срочнейшему делу.

— Я слушаю вас, Микола Ильич, — сказал Матвей, поднимая матово-блестящую трубку телефона.

Глава пятидесятая

Матвей сел за стол в кабинете генерала:

— Ну-с, я слушаю вас, Микола Ильич.

Горбыч задумчиво посмотрел на него:

— Вы любите музыку?

Матвей не удивился странному вопросу: это был один из тех вопросов, какие он себе сейчас задавал довольно часто. Кроме того, серьезный тон генерала заставлял отвечать так же серьезно.

— До последних дней, Микола Ильич, я не думал о музыке. Ну, попоешь песню, послушаешь радио, сходишь на концерт — и все. А так, чтобы звенело в ушах, такого не было. А тут… не знаю, разрывы мне, что ли, надоели… я много думаю о музыке. Даже очень много! И хочется музыки. Идешь по цеху, и кажется тебе, он вроде музыки поет… мерещится, конечно.

Генерал молчал, глядя на него пристально. Матвей продолжал:

— И дошло у меня, Микола Ильич, до того, что стал я вспоминать песни и даже… прилепляю их к тем, кто никогда их и не пел. Вспомнился мне один голос…

— Чей?

— Так, слышанный… на грампластинке… я ее в лицо не видал… певица…

— А может быть, видел?

— Нет, не видал. Вспомнился мне этот голос, песня ее вспомнилась. И прилепил я эту песню к одной знакомой, которая, конечно, не поет и которая…

Матвей махнул рукой.

Генерал, глядя на него, думал: «Сказать или не сказать?» Старик погладил ладонью стол и продолжал: «Но ведь если говорить, так я должен был сказать это месяц тому назад, когда поговорил с Полиной. Почему же тогда не поехал и не сказал?» Горбыч испытывал неудовольствие. Ему хотелось все-таки отличиться от тех генералов, которых выводят в водевилях. А помимо этого, «свадьбы свершаются в сердцах, а не в кабинетах генералов». И он решил молчать. Не для свадьбы он вызвал Матвея! «Но с другой стороны, зачем же вы, товарищ генерал-лейтенант, заговорили о музыке? Чтобы узнать: родственна ли душа Матвея сердцу Полины… Ах, какой вздор вмешивается всегда в высокий тон марша!»

Горбыч сказал:

— Мне всегда думалось, что вы преклоняетесь перед музыкой, Матвей Потапыч, а перед военной в особенности.

Лицо Матвея выразило недоумение: он ожидал, видимо, других слов от Горбыча. Генерал недовольно пожевал губами и продолжал, выходя на ту дорогу разговора, ради которой он призвал Матвея: