Роберт Бартлетт - Становление Европы: Экспансия, колонизация, изменения в сфере культуры. 950 — 1350 гг.

• Название: Становление Европы: Экспансия, колонизация, изменения в сфере культуры. 950 — 1350 гг.
• Автор: Роберт Бартлетт
• Издательство: РОССПЭН
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-8243-0852-5

Роберт Бартлетт — профессор-медиевист в Университете Сент-Эндрю. До 1992 года был профессором истории средних веков Чикагского университета, а ранее преподавал в Эдинбургском университете. Он получал образование в университетах Кембриджа, Оксфорда и Принстона, занимался исследовательской работой в Мичиганском университете, научных центрах Принстонского университета — Институте углубленных исследований и Центре Шелби Каллом Дэвис, а также в Геттингенском университете. Среди более ранних публикаций — труды Gerald of Wales, 1146-1223: Trial by Fire and Water: The Medieval Judicial Ordeal; Medieval Frontier Societies (в качестве соредактора).

Профессор Бартлетт женат, имеет двух детей.

Книга «Становление Европы» в 1993 году удостоена Вульфсоновской премии по истории.

---

50-е и 60-е годы XII века стали свидетелями целой череды папских и королевских документов, имеющих отношение к Померании, и еще несколько бумаг были изданы епископами Померанскими. Хартия 1159 года{967}, изданная епископом Адальбертом, оригинал которой сохранился в Щецине (по крайней мере до Второй мировой войны), является — если еще существует — самым старым документом такого рода, изданным в отношении Померании. Спустя несколько лет — в 1174 году — наступил третий этап, начало которого ознаменовалось изданием хартии герцога Казимира I в отношении цистерцианского монастыря в Даргуне{968}. В этом документе померанский князь впервые говорит от первого лица, хотя, конечно, прибегает к заимствованным стилистичеким приемам: «Ego Kazi-marus Diminensium et Pomeranorum princeps» («Я, Казимир, князь народа демминского и померанского»). К этому документу приложена самая старая из дошедших до нас герцогских печатей Померании{969}. С 70-х годов XII века издание хартий от имени герцогов Померании становится регулярным, как и продолжающийся поток документов, исходящих от папства, императора и епископов Померанских. Например, сохранились хартии Богислава II (ум. 1220), которые датируются следующим образом: одна — 1187, одна — между 1191 и 1194 (обе эти грамоты были изданы Богиславом еще до совершеннолетия), две — между 1200 и 1208, одна — 1208, две — 1212–1213, две — 1214, одна — 1216, две — 1218 и две — 1219{970}. Таким образом, получается двенадцать хартий примерно за двадцать лет правления после совершеннолетия. Весьма вероятно, что документы готовились самими адресатами, как было в случае с хартией его дяди Казимира, которая была составлена в пользу монастыря Колбаш и включала такой параграф: «Составлено рукой господина аббата Эбергарда» (Per manum domini Everardi abbatis facta sunt hec){971}. Судя по всему, канцелярия герцога (этап 4) появилась во времена правления Вартислава III (ум. 1264).

Таким образом, за период между началом XII и концом XIII века Померания совершила переход от отсутствия грамоты и письменной документации к канцелярии и архивным записям. Официальное делопроизводство было перестроено по образцу латинской грамоты и той практики ведения документации и организации всего бюрократического процесса, которая преобладала у могущественных западных соседей. В этом отношении опыт Померании был необычен. В Силезии, хотя этот регион был обращен в христианство намного раньше Померании, первые аутентичные документы датируются лишь 1139 годом, первая церковная хартия появилась в 1175 году, а канцелярия — только после 1240.{972} В эпоху Раннего Средневековья традиция документальных записей существовала в кельтских странах, а в конце XI и в XII веке здесь получила распространение каролингская модель делопроизводства и издание хартий приняло более масштабный характер{973}. Примерно в 1100 году шотландские короли тоже приступили к изданию заверенных печатями грамот: «документы на латинском языке, имеющие англо-саксонское происхождение, были переняты и получили дальнейшее развитие в нормандской Англии, откуда были занесены в Шотландию»{974}, с приложением изображения короля во всем его величии. О хартиях, изданных эрлом Дэвидом Хантингдонским (1152–1219), братом короля Вильгельма Льва, было написано, что «по физическим характеристикам невозможно установить, издан ли данный акт в Англии или Шотландии»{975}. В Ирландии первые документы «континентального» типа были изданы местными правителями в середине XII века{976}. Самая ранняя из сохранившихся оригинальных грамот — документ о пожаловании, сделанном королем Лейнстера Дермотом Макмарроу в начале 1160-х годов. Это тот самый правитель, при котором Ирландия познакомилась с англо-нормандским оружием, и в исторической литературе принято считать, что заимствование континентальной традиции письменного латинского документа было в представлении таких правителей составной частью процесса «модернизации и европеизации».

Распространение культуры письменной документации на перифериях континента совпало с массированным ростом числа письменных источников в центральной, посткаролингской части Европы, того процесса, который получил название «перехода от сакральной письменности к практической»{977}. В Пикардии по обилию письменных документов XII век перекрывает все предыдущие, вместе взятые, а в XIII веке их издано вчетверо больше, чем в XII{978}. За тот же период официальные архивы создавались по всей Европе — архивы стандартного типа, ибо «в основе всех архивов средневековой Европы лежала каролингская система документации»{979}. Все больше и больше людей в Европе, от польских герцогств до долины Сены или Рейна, приходили к выводу о «необходимости фиксации в письменном виде событий, достойных памяти, с тем чтобы к почтенным деяниям далекого прошлого можно было возвращаться снова и снова»{980}.

По схеме распространения серебряной монеты и посткаролингской хартии можно составить представление о процессах более общих, но менее заметных. Составление первых письменных документов и чеканка первых монет королями скоттов в конце XI и в XII веке или такие же нововведения славянских династий между Эльбой и Одером в середине и конце XII века отражают более полную и глубокую интеграцию Шотландии и полабских земель в католический и франкский мир. Однако пенс и официальная грамота имеют для нас значение не только как индикаторы более общих процессов и явлений. Они не просто артефакты, как керамика определенного стиля либо орудия какой-то конкретной формы, по распространению которых можно судить о миграции, распространении торговли или влиянии в более широком смысле. Ибо если монеты и документы и являются артефактами, то артефактами совершенно особого рода, что и делает их распространение особенно значимым. Это значение связано с материальной пользой весьма условно. Крошечный металлический диск и лист пергамента мало полезны в хозяйстве — в отличие от керамики или орудий труда. Их значение определяется тем, что они являются материальным воплощением человеческих отношений.

Деньги как платежное средство могут использоваться по-разному. В этом смысле деньгами можно считать и поголовье скота, которое в раннесредневековом обществе некоторых стран служило мерилом богатства и власти. Здесь мы имеем специфическое средство обмена, которое может быть съедено. И подчас именно вопрос пригодности в пищу определял подлинную цену этого богатства. Другая крайность — современные бумажные деньги, которые не только не съедобны, но и вообще не могут использоваться ни для каких других целей — и даже для письма, поскольку в этом нас опередило государство. Период, когда основным платежным средством выступали серебряные монеты, лежал между эпохой скота и эпохой современных бумажных банкнот, и носил промежуточный характер: сами монеты не имели практической ценности, зато материал, из которых они были сделаны, то есть серебро, выполнял обменную функцию и вне зависимости от того, что именно отчеканили на монете власть предержащие.

И все же выбитый на монете текст и рисунок тоже имели значение. Монеты не были просто слитком серебра, хотя в некоторых случаях их можно охарактеризовать и так. Скорее они служили — и были для этого предназначены — своеобразным жетоном во всеобщем обмене, и ценность этого жетона как раз и подтверждалась выпустившими его властями. В таком качестве деньги одновременно были необходимой вещью для крестьянина, торгующего на рынке, и предметом вожделения для феодала и его казначея. Будучи инструментом торговых операций и учета, деньги одновременно служили источником удовлетворения монарших амбиций, когда короли миллионными тиражами рассылали свой чеканный портрет с подписью во все уголки своего королевства и за его пределы; ибо, как сказал Птолемей Луккский, «ничто имеющее отношение к королю или господину, не передается из рук в руки так часто, как монета… Деньги придают величию правителя особый блеск»{981}. Между X и XIII веками все больше правителей разных территорий стремились к удовлетворению своего тщеславия путем выпуска собственных денег.

Официальный письменный документ тоже в какой-то степени носил эти черты, но не все. В отличие от серебряных монет хартии не имели материальной ценности отдельно от того шаблона, чьим условностям они следовали. Уберите с монеты портрет короля — и у вас будет ценный кружок серебряного сплава. Но уберите с хартии слова — и бумага потеряет всякий социальный смысл. В то же время документ и монета имели то сходство, что являлись традиционной формой материализации определенных общественных отношений. Грамота сначала фиксировала на бумаге, а затем на деле переход собственности или власти и учреждение новых взаимоотношений. Обладание хартией, как и обладание монетой, давало власть, которая была отделена от физического могущества или от непосредственного владения материальными товарами, имевшими практическую ценность. Хартии и монеты служили воплощением наиболее абстрактного аспекта общественных отношений: права и притязания, намного менее осязаемые, чем трава или говядина, принимали в них осязаемую форму.