Брюно Дюмезиль - Королева Брунгильда

• Название: Королева Брунгильда
• Автор: Брюно Дюмезиль
• Издательство: ЕВРАЗИЯ
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-918S2-027-7

Весной 581 г. на Шампанской равнине готовились к столкновению две франкских армии. Шесть лет назад случаю было угодно, чтобы престол самого могущественного из франкских королевств — Австразии — унаследовал ребенок. С тех пор магнаты дрались за пост регента. Но когда решительная битва должна была вот-вот начаться, меж рядов противников появилась женщина в доспехах. Она пришла не затем, чтобы принять участие в бою, и даже не затем, чтобы воодушевить мужчин храбро биться. Напротив, употребив всю власть, какую давало ей ношение воинского пояса, она потребовала, чтобы франки положили конец распре. Неожиданно для всех она добилась своего. Благодаря этому воинственному жесту мира варварская королева по имени Брунгильда вошла в историю. Вскоре франки признали за ней верховную власть, и почти тридцать лет она царствовала на территории от Атлантики до Баварии и от Северной Италии до берегов Эльбы, встав у руля самого могущественного королевства Средневековой Европы — Франкского государства Меровингов.

Но работа Бруно Дюмезиля — не просто яркая биография Брунгильды. Французский историк подарил читателю настоящую эпическую сагу об «эпохе Меровингов» — её главных действующих лицах, варварских королях и знати, епископах и монахах, интригах при королевском дворе и провинции, борьбе за власть и влияние. Сагу о средневековом мире, который без Брунгильды мог стать другим.

---

Спор из-за ленты

Конечно, немногие франкские епископы носили образ королевы в сердце. Но не объяснялось ли это как раз тем, что она была слишком связана с Римом и в результате папская власть, до тех пор далекая, начала ощущаться в Regnum Francorum как реальная? Ради этого и были задуманы перемены в церковной географии.

До конца VI в. над всей иерархией галльской церкви возвышался епископ Арльский. Он один имел должность папского викария{819}и право носить паллий — ленту из белого льна, расшитую черными крестами, которая означала, что он представляет Рим в данном регионе. Он также был вправе рассматривать конфликты между галльскими епископами, относящиеся к «малым делам» (causes mineures), и передавать их на рассмотрение римского престола или не передавать.

Однако на политической карте меровингского мира Арль находился в стороне от центров власти в Teilreiche. За счет этого папский викарий мог иметь больше самостоятельности, но трудней было обеспечить его верность. Чтобы предотвратить всякий риск, Брунгильда, похоже, пожелала изменить расклад сил в церкви, придав больше значимости кафедре Отёна, который был ближе к центру и, главное, к основной области проживания королевы. В 597 г. Брунгильда попросила Григория Великого даровать право носить паллий Сиагрию Отёнскому. Чтобы повысить шансы на успех, она обратилась с этим ходатайством к императору Маврикию, который передал его папе{820}. В самом деле, лучше было собрать больше рекомендаций, потому что подобный запрос мог показаться дерзким. Отён не был митрополией, и его епископ не мог привести ни одного приемлемого довода, оправдывающего подобную уступку.

Обращение к посредничеству императора в таком сугубо внутреннем деле западной церкви несколько удивило Григория Великого, который сделал из этого вывод, что пожалованию паллия Сиагрию Брунгильда придает большое значение. Папа не мог ни в чем отказать своей корреспондентке, оказавшей ему много услуг, но он сколько мог тянул время с отправкой инсигнии, чтобы дать прочувствовать ценность того, что предоставлял. Так, в 597 г. папа сослался на то, что гонец, посланный Брунгильдой в Рим за паллием, — схизматик: нельзя передавать драгоценную ленту такому человеку. Кроме того, Сиагрий Отёнский не представил личного прошения, как требовал обычай{821}. Григорий заявил, что из дружеских чувств к Брунгильде все-таки согласится отступить от обычных процедур, но новое письмо показывает, что в июле 599 г. Сиагрий все еще не получил своего паллия{822}. В следующем году епископ Отёнский умер; так и неизвестно, достался ли ему в конечном счете этот предмет.

Возможно, Григорий Великий рассчитывал, прежде чем повышать в ранге отёнскую кафедру, получить немедленные компенсации со стороны Брунгильды. Но задержку с отправкой паллия можно счесть мудрой, поскольку известие о неожиданной чести, оказанной Сиагрию, вызвало нездоровую зависть у франкских епископов. Так, в 599 г. в Рим написал Дезидерий Вьеннский, прося тоже предоставить ему паллий, потому что его город имеет высокий престиж. Папа сухо ответил: пусть предоставит документы, которые бы доказали, что его кафедра пользуется этой привилегией с древних времен{823}.[159] Возможно, Дезидерий затаил злобу на королеву за то, что не поддержала его, как его отёнского коллегу. Это могло бы объяснить, почему их отношения в начале 600-х гг. приняли драматический характер.

Галлия перед лицом раскола

Среди многочисленных забот в период своего понтификата папе Григорию Великому пришлось столкнуться с распространением «раскола трех глав». Это побочное следствие реконкисты Юстиниана по-прежнему создавало тяжелые проблемы, особенно в Северной Италии, где все больше епископов отпадало от Рима. А ведь у Меровингов сохранились владения в Венеции и в области Турина. Брунгильда не могла не оказаться втянутой в это дело.

Позиция Брунгильды в этой богословской дискуссии, отягощенной экклезиологическими дебатами и политическими подтекстами, выглядит несколько неопределенной. Возможно, до конца содержание проблемы она и не постигла, но можно ручаться, что поняла: византийцам это дело в высшей степени неприятно. Поэтому лучше не давать ему затухать. Так, в конце 560-х гг. Сигиберт I дал убежище схизматическому епископу Альтино, города, который пожелали прибрать к рукам имперцы[160]. Есть все основания предполагать, что италийские епископы, которых Брунгильда и Сиагрий Отёнский приняли в 599 г., тоже были сторонниками «Трех глав»{824}. А в 597 г. в ближайшем окружении Брунгильды был по меньшей мере один схизматик{825}.

Двойственный характер церковная политика имела не только у франков. В Италии король лангобардов Агилульф заявил католикам, что желает обратиться в их веру, как только будет улажен доктринальный спор{826}; но в то же время он выказывал знаки симпатии схизматическому митрополиту Аквилейскому[161]. Жена Агилульфа, франко-баварская принцесса Теоделинда, похоже, тоже не определилась в этом вопросе, потому что не пожелала слышать о решениях Пятого вселенского собора{827}.

Но шли ли нежелание Брунгильды и ее современников занять четкую позицию дальше стремления насолить византийцам? В Галлии некоторые по-прежнему не разделяли осуждение папой Вигилием «Трех глав», но, похоже, такие люди не были ни многочисленны, ни типичны{828}. Григорий Великий сознавал это сам и не выразил никакого беспокойства в связи с христологической позицией галльского епископата. Ничто не побудило его усомниться и в ортодоксальности Брунгильды. Полвека тому назад папа Пелагий I собственноручно записал символ веры и отправил Хильдеберту I, сопроводив множеством поучений{829}. У Григория Великого подобного беспокойства отнюдь не заметно. Очевидно, что в качестве пастыря папа бесспорно хотел, чтобы королева способствовала возвращению Северной Италии в лоно Рима. «Тех, кто отпадает от церкви, впадая в заблуждения схизматиков, позаботьтесь возвратить к единству и согласию», — писал он{830}. Но как дипломат Григорий, вероятно, понимал причины скрытого бездействия своей корреспондентки.

Кстати отметим, что никто и никогда не требовал от Брунгильды ближе знакомить подданных с христианской догмой. План церковной реформы не шел дальше повышения нравственности клира и христианизации Regnum'a. Конечно, Григорий Великий, лично благоговевший перед святым Цезарием Арльским, первым оплакивал уход великих галльских богословов. Но небольшое сокращение спекуляций не обязательно вредило церкви. Низкий уровень культуры европейских клириков означал и малочисленность ересей. Кстати, если для себя Григорий старался постичь Священное Писание, его настоящей страстью было скорей распространение Божьей вести среди тех, кому она была еще неведома. И он надеялся, что в этом предприятии Брунгильда сыграет свою роль.

БРУНГИЛЬДА И ОБРАЩЕНИЕ ЗАПАДА

Идея миссионерства

В 580-е гг. Григорий Великий был послом своего предшественника Пелагия II при императорском дворе. Во время долгого пребывания в Константинополе он выявил уязвимые места византийской риторики: несмотря на громогласное провозглашение универсализма, византийский император был уже не в состоянии завоевывать новые земли и добиваться, чтобы следом за римскими армиями распространялась христианская вера. Модель имперской церкви отжила свое, и мир переменился. Чтобы крест воздвигся до земных пределов, надо было обращаться к королям германских народов. А ведь в Константинополе Григорий также подружился с Леандром, епископом Севильи, который обратил в католичество Герменегильда, зятя Брунгильды{831}. Существование таких людей показывало ему, что диалог с варварами не только необходим, но и возможен.

Григорий Великий не довольствовался тем, что совершил эту революцию, достойную Коперника. В течение четырнадцати лет своего понтификата он без устали писал письма лангобардам, еще язычникам или еретикам, и вестготам, как раз обращавшимся в католичество. Но, конечно, главной его собеседницей была королева франков. Из всей сохранившейся переписки Григория Великого десять писем было адресовано непосредственно Брунгильде, и все они упоминают церковные или миссионерские задачи; ответы королевы пропали, но известно, что их было много{832}. Для сравнения: папа адресовал одиннадцать посланий византийским императорам Маврикию (582–602) и Фоке (602–610), но их численность менее весома, поскольку они касались почти исключительно административных или военных вопросов{833}. В конечном счете, с политической точки зрения Григорий Великий был еще подданным Византии. Но в религиозной сфере он полностью принял на себя роль патриарха западных народов, и Брунгильда с полным правом могла выглядеть его старшей дочерью.