Валерий Барзас - Та заводская проходная…

• Название: Та заводская проходная…
• Автор: Валерий Барзас
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2002

---

— Что за напасть! — вскричал я, войдя в конторку и увидев на столе раскрытую банку «заварника». Она уже почти не парила. И аромат листовой «Принцессы Гиты» наверняка весь уж выдохся из нее… Вскочил на минуту, чтобы выпустить Минория, а вернулся к столу через четверть часа!.. Я взял банку голой рукой, а не полотенцем, как обыкновенно, и… чертыхнулся по матушке: от ворот донесся автомобильный гудок!.. Вздохнуть не дадут!!. Ну нет, теперь я ученый: не оставлю «заварник» открытым и вновь укутаю полотенцем. Хоть последние остатки аромата и вкуса чая сохранить…

Открыв створки ворот, я выскочил на крыльцо и взмахнул рукой проезжающему «вольво»… Даже в мягком, щадящем уши визге тормозов иномарки чувствовалась европейская культура…

Сема Бесфамильный открыл дверцу и вышел из машины. К обычному трагизму его лица прибавилось сильное недовольство задержкой:

— Ну, в чем дело?

— Слушай, Сема, — сказал я, к своему удивлению, заискивающим тоном, — ты сейчас по дороге не видел Сохатова на тротуаре?

— Нет. А что такое?

— Вдрызг, — объяснил я и еще уточнил: — В дымину! Еле на ногах держится. Первый же мент задержит…

— Ну, и что? — в голосе Бесфамильного уже слышалась высокая недосягаемость, но долг заставлял меня карабкаться за ним, уже не имея почти никакой надежды достичь его высоты:

— Может, догонишь? Он до метро еще не дошел…

Маленькое лицо Семы исказило великое негодование, и великий российский мат вырвался из его маленького фиксатого рта:

— Да пойдет он туда-то и туда-то!! Я что, проклятый, развозить этих пьянчуг?! Время сколько?!

Я выставил вперед обе ладони и потряс ими:

— Все, Сема, идея снимается! Ложная и несостоятельная… Все, все! Домой, домой, домой!..

Бесфамильный исчез в кабине, и машина яростно рванулась вперед. Она даже теоретически не могла задеть Геллу, идущую к проходной, но девочка испуганно, отчасти театрально, отшатнулась в сторону.

— Сумасшедший!! Прямо Шумахер какой-то! — сказала она, растягивая гласные и акая по-московски. Иногда на нее находил такой «стих».

— Меа кульпа, — сказал я по-другому и хотел было перевести, но передумал: русский человек все поймет. — А как там наш солдатик? — спросил. — Все дрыхнет?

Она изящным, давно отрепетированным движением протянула мне ключи от формовочного цеха.

— Не знаю, я больше туда не ходила… Спит, наверно, что с ним сделается… Ну, я пойду, до свидания, Валера. Спокойной тебе ночи.

— Благодарю, хорошее пожелание, — сказал я. — А тебе, милая, приятного вечера и сладких снов… Но, — я погрозил пальцем, — не слишком!..

Она обернулась и зыркнула озорными глазами. Наши прощания всегда окрашивались толикой интимности. Если, конечно, за нею не заходил ее муж, водитель цементовоза, кажется, весьма ревнивый господин…

Теперь, после воротозачиния (наполовину по-украински, макаронический неологизм), можно было наконец заняться чаепитием… Нет, еще Сема Бесфамильный вихрем ворвался в конторку с ключами от бокса.

— Все о’кей? — спросил я, намекая на свою недавнюю бестактность: не сердишься, надеюсь?

Нечто отдаленно джокондовское мелькнуло на его узких нервных губах И это был весь наш прощальный разговор…

Я налил в бокал непроницаемо черной жидкости — до половины, чтобы разбавить из чайника… от такой крепости и слон запляшет рок-н-ролл, не обращая внимания на недовольные окрики принцессы Гиты, восседающей на нем под роскошным балдахином… Ясно, что самогипноз и внушение привычного ритуала, но я почувствовал, как с первыми глотками крепкого чая ко мне возвращается чувство юмора и, следственно, терпимости: к себе, к людям, ко всему этому скособоченному, убогому и жалкому миру. Все вдруг выправилось и выпрямилось во мне, приобрело разумные черты и, ей-ей, привлекательную внешность…

Голь на выдумки хитра: банку с разбавленными остатками чая я поместил в небольшую кастрюльку, завещанную мне Юрой Бельновым, земля ему пухом, поставил ее на электроплитку и залил горячей водой из чайника. Вся ночь впереди, и горячий чай мне еще весьма пригодится…

Часы в проходной показывали почти девять…

В дверное стекло тихо, деликатно постучали пальцами. Марк Семенович!

— Входи, дорогой, входи! — сказал я ему навстречу. — Присаживайся.

Обеими щедрыми руками я указал ему на диван.

Засыпкину было 68 лет, почтенный возраст, и все же стариком его грех было назвать, хотя крупные морщины иссякали его мягкое, мясистое лицо вдоль и поперек. Старчеству помехой были его молодые, веселые карие глаза с озорными блестками в зрачках и его всегдашняя неиссякаемая улыбка.

— Как насчет чаю? — спросил я. — У меня свежий и еще горячий…

— Нет, спасибо, только что отпил у себя…

— Тогда прошу, — я вытряс из пачки «Примы» сигареты. Тут тоже были обычай и ритуал. Мы оба курили питерскую «Приму», у меня в конторке — мою, а в будке Засыпкина дымили его сигаретами. Я щелкнул зажигалкой, и мы хором запыхали дымом. Сразу же возникла потребность открыть дверь конторки.

— Территорию я обошел, — сказал Марк Семенович. — Все в порядке. Кабеля на полигоне пока висят.

В слове «пока» слышались нотки иронии, но я не стал ее развивать, отложил на потом.

— А как тебе новенький? — спросил. — Где он сейчас?

— Пошел в поселок — подругу проведать…

Он смолк. В его молчании чувствовалось богатое содержание, которое он как будто остерегался раскрыть. Между нами никогда не было никаких секретов. Мы вполне доверяли друг другу и даже не предваряли никогда: это между нами. Но тут было, видать, что-то особенное.

— В чем дело, Марк Семенович? Ты, я вижу, не очень доволен своим подопечным?

— Да уж… — он опустил глаза, криво улыбаясь, отчего морщин на его лице еще прибавилось. — Слушай, Валера, — он вскинул глаза, — между нами: по-моему, он наркоман. Такое, знаешь, впечатление. Точно замороженный…

— Заторможенный, — автоматически уточнил я. — Вполне возможно. Он и мне показался странным, хотя мы общались с ним минуты две, не больше… Очень может быть. Но это его проблемы, нас не щекочет. Не докладывать же о наших подозрениях по инстанции.

Я говорил с Марком Семеновичем как с не совсем «половозрелым». Слишком уж мы были «с разных планет». И данную проблему еще не обсуждали между нами: до сих пор эта беда, кажется, обходила наш завод, и слухов даже не летало…

— Ну, естественно! — сказал он тоном вполне зрелого человека. — Только, знаешь, я бы очень не хотел, чтобы он вернулся в мою будку. Я ему сказал: «Не торопись». Может, поймет… Очень тяжелый человек. Сидит молча полчаса, час. Угощаю его сигаретой, чаем — отбуркивается. Вдруг злобно так: «А чего ты все лыбишься, старый? С чего веселишься? Тебе уж помирать скоро!» Мне аж не по себе стало… Я ведь с ним как со всеми, по-доброму, а он…

— Ну, может, его жизнь допекла, бывает, — поспешил я вмешаться.

— А кого она не допекла?! — голос Засыпкина дрогнул и пресекся.

Месяц назад он похоронил жену, и это была первая жалобная нота, сорвавшаяся при мне с его уст.

Я склонился над диваном и ласково потрепал его руку на колене.

— Ну, Марк Семенович, ну-ну!.. Он же нам с тобой в дети годится. Мозговарение еще не отлажено.

— Да у меня внук лишь на два года его моложе!..

— Вот-вот, — подхватил я «в свою степь». — Будем снисходительны к детям и внукам.

— Куда ж денемся, будем, — согласился Засыпкин, и на его губы вернулась бледная тень его всегдашней улыбки. — Миши вчера не было, знаешь? — я кивнул. — Может, заболел…

— Или загулял, скорее всего, — предложил я свою версию. — Может и сегодня не быть. Худо! Придется нам почаще прогуливаться по заводу. Кабеля-то, видел, как висят на полигоне…

— Видел, — он вздохнул. — За десять минут срезать можно. Подчистую… Будем гулять, не привыкать-стать.

— Прямо в рифму! — рассмеялся я. — Да ты поэт, Марк Семенович! — и, сменив тон: — Если Мишель придет позднее, я тебе позвоню. Чтоб не беспокоился…

Марк Семенович встал с дивана.

— Уже? — спросил я с букетом интонаций.

— Надо. Там у меня печка еще не прогорела… Да как бы «внучок» мой не вернулся…

Он улыбнулся и заговорщически подмигнул мне. Вот так-то лучше, подмигнул я ему в ответ, так лучше всего…

Господи, подумал я весело, чуть иронично, каким же я миролюбцем, миротворцем стал ближе к старости! Миртовой ветви не хватает… И хорошо, всякому овощу свой сезон. От мирта, как от сумы и тюрьмы, на Руси никогда не отказывались…

Я встал и снял с крючка на стене ватник. Провожать друг друга тоже входило в наш ритуал.

— Одну минуту, — сказал, — ворота запру на замок. А то однажды, — говорил я, скрепляя цепь на воротах небольшим замком, — Серега-слесарь с гаража учудил…

Закрыв также дверь конторки на ключ, я направил Марка Семеновича от ворот, в сторону гаража…