Гарри Кемельман - В воскресенье рабби остался дома

• Название: В воскресенье рабби остался дома
• Автор: Гарри Кемельман
• Издательство: Оптима
• Жанр: Детектив
• Год: 2004
• ISBN: 966-7869-13-Х, 966-7869-16-4

В девятнадцатом столетии рабби Исраэль Салантер из Вильно сказал: «Раввин, которого не хотят прогнать из города, — это не раввин; а раввин, который позволяет себя прогнать, — не мужчина». В общине Барнардс-Кроссинга очередной конфликт; рабби Смолл, как всегда, стоящий над схваткой, под угрозой увольнения… А тут еще убийство, марихуана, негритянский вопрос и права человека… Рабби Смолл блестяще доказывает, что он настоящий раввин и настоящий мужчина.

---

— Хорошо, разберемся. — Харви Кантер отпустил его и поднял трубку.

— Привет, это ты, Хью? Харви Кантер. Как дела?

— Хорошо, а у вас?

— Как нельзя лучше. А как супруга?

— Нормально.

— Что слышно от мальчика?

— Переворачивает вверх тормашками Западное побережье, судя по его последнему письму.

— Прекрасно. Слушай, что у вас в воскресенье вечером?

— Насколько я знаю, ничего.

— А Эдит затевает обычный обед из даров моря — суп из моллюсков, омары и прочее. Может, вы с Глэдис зайдете?

— Неплохо бы, но разве у тебя не праздник?

Харви усмехнулся.

— Подумать только, мой свояк — президент синагоги, а мне приходится звонить католику, чтобы он напомнил мне про Седер. Я так давно его не проводил, что и не вспомню, с чего начинать. Но я покопаюсь и найду для тебя кипу, если тебе от этого будет легче. Так договорились?

— Да, конечно, я только уточню у Глэдис…

— Эдит позвонит ей. О, кстати, что там у тебя произошло с моим парнем? Он говорит, что ты его просто игнорировал.

— Он назойлив, Харви. Поучил бы ты его правилам приличия, что ли.

— Мы их нынче ничему не учим — усмехнулся Кантер. — Они приходят из школы журналистики и уже все знают. Он хороший мальчик, но он смотрит «Первую полосу» по вечерам и воображает себя Хилди Джонсоном. Он сказал, что вы задержали Дженкинса. Он заговорил?

— Да, и хорошо заговорил…

Кантер взял карандаш и блокнот.

Глава LI

— Он лжет. Ни за что не поверю, будто он поехал в Хиллсон-Хаус только чтобы укрыться от дождя, а потом спер у Муза портсигар, решил, что полностью с ним рассчитался, и сидел себе в гостиной, посматривая время от времени, не уехала ли машина. Зачем тогда вся эта история с запиранием дверей?

— Потому что полиция…

— Хорошо, а зачем задергивать шторы и опускать портьеры? Нет, рабби, я иначе вижу эти его двадцать минут. Он вошел в дом, как и говорит, пусть так, но все эти штуки с портьерами и всем прочим он проделал потому, что собирался провести там какое-то время. Войдя в комнату, где лежал Муз, он вытащил портсигар, положил ему на голову лист пластика — как все время и собирался, — и вернулся в гостиную. Ждать.

— Кого?

— Не кого, рабби, а чего: пока Муз не перестанет дышать. Все налицо — мотив, возможность, средства. Более того, когда они его заворачивали, он заметил, что неплохо бы накрыть ему голову, — можно рассматривать это как преднамеренность. Чертовски странно, что помочь Музу добраться домой он напрочь отказался, а на кровать его вместе со всеми укладывал. Почему он не сказал тогда: «Да черт с ним, пусть лежит на полу»? Ребят мы об этом не спрашивали, но держу пари, когда мы начнем разбираться, то выясним, что это Дженкинс первым предложил спеленать его.

— Не сомневаюсь. И Джейкобс, конечно же, поверит в это — а вам и в голову не придет, что это нечестно.

— Легко поверить в то, во что поверить хочется? Согласен, это возможно. Обычная человеческая слабость. Но палка-то эта о двух концах. Точно так же неправильно отказываться от доказательства только потому, что оно указывает на того, кому вы сочувствуете. Ладно, все это пустяки. Вы не указали на ошибки в моих рассуждениях.

— Ошибки? Горфинкль и Джейкобс нашли дверь незапертой и приоткрытой. А Дженкинс сказал, что поставил защелку так, чтобы замок захлопнулся. И скорее всего он не врет — это было бы бессмысленно.

— Иногда замок не захлопывается. Ветер мог распахнуть дверь.

— Хорошо. Ребята нашли тело с накрытой головой. Именно поэтому они поняли, что это убийство. Если Дженкинс его накрыл и дождался, пока Муз задохнется, почему тогда потом он не откинул пленку обратно? Это-то явно надо было бы сделать. Тогда все выглядело бы, как смерть от несчастного случая. Оставить пленку на голове означало оставить доказательство, что это убийство. Он умный парень и сообразил бы, что может попасть под подозрение.

Лэниган пожал плечами.

— Мог просто запаниковать.

— После того, как спокойно сидел около двадцати минут?

— Откуда вы знаете, что он сидел спокойно? Он все время мог быть в панике. Откуда мы знаем, что он оставался там двадцать минут? Муз задохнулся бы намного быстрее. А эта машина, которую он якобы видел припаркованной перед домом, — я в это не верю. Кто там мог быть в такое время и в такой вечер? Если какая-то парочка захотела немного пообниматься, что им делать под уличным фонарем? Думаю, он решил намекнуть, что кто-то входил в Хиллсон-Хаус после того, как он ушел. — Лэниган покачал головой. — Нет, рабби, не уводите в сторону. Он был зол, потому что Муз — как там говорили дети? — грузил, ага — грузил его весь вечер. Ему пришла в голову мысль накрыть его с головой, и он ее высказал. Вспомните, он это не отрицает. Он хотел поквитаться с Музом. И признает это. Он даже признает, что входил в комнату, где лежал Муз. Когда он смотрел на него сверху, он вспомнил все, что говорил Муз, взял угол пленки, натянул ему на голову и подоткнул. И если вы с этим не согласны, вы должны отыскать какого-то таинственного незнакомца, который откуда-то знает, что Муз там, который может войти в дом, входит в него и, зная, что тот надежно связан, накрывает его с головой. — Он сделал выразительную паузу. — Всем этим условиям удовлетворяют только двое ваших молодых друзей, рабби. Горфинкль и Джейкобс.

Глава LII

Они не то чтобы встретили идею в штыки, просто отнеслись к ней без энтузиазма. Эпштейн недоумевал.

— Не понимаю, мы все вроде бы за социальную активность. — Он повернулся к Бреннерману. — Ты говорил, что таким хочешь видеть храм. А ты, Бен. В социальной активности заключалась вся твоя программа. Вас она интересует только тогда, когда это далеко, где-нибудь на Юге?

— А тут, Роджер, все заключается в правосудии. Ты же слышал новости по радио. Я, кстати, звонил своему свояку, чтобы проверить это сообщение, и он все подтвердил. Со слов Лэнигана, между прочим. Так вот, может, я и не прав, но, по моему мнению, этот цветной парень — как его зовут? Дженкинс? — по моему мнению, Дженкинс безусловно виновен. Когда шайка расистов в каком-нибудь южном городке подставляет парня только потому, что он цветной, я готов заступаться. Но этого поймали с поличным.

— Абсолютно согласен — сказал Бреннерман.

— Я тоже, — сказал Джейкобс.

— Не понимаю, откуда такая уверенность, — начал было Эпштейн.

— Да брось, — сказал Горфинкль, — ты что, действительно веришь, что он вернулся только затем, чтобы украсть горстку сигарет?

— И не забудь, — заметил Джейкобс, — в этом замешаны наши собственные дети, Роджер, — твоя Диди, мой Билл и Стью.

— Вот-вот, а если бы один из них оказался в положении этого мальчика? Меня не интересует, его рук это дело или нет; он имеет право на справедливое судебное разбирательство в любом случае.

— Он его получит. Это Массачусетс. Здесь не будет никакой заварухи со сворой линчевателей…

— Как он может рассчитывать на справедливый суд, если у него даже нет адвоката?

— Если тебя волнует именно это, не беспокойся, — сказал Горфинкль. — Насколько я знаю, ему еще не предъявили формального обвинения. А когда предъявят, суд назначит адвоката, если у него нет или если он не может себе этого позволить.

— Конечно, не может. Есть фиксированная плата на такие случаи — насколько я знаю, что-то около пятисот долларов. И вы знаете, какого адвоката он получит — какого-нибудь мальчишку прямо с юридического факультета, который, возможно, еще не вел ни одного дела.

— Чего ты хочешь от нас, Роджер?

— Я хочу, чтобы мы показали, что наши слова не расходятся с делом, что мы умеем отстаивать свои убеждения. Дженкинс имеет право на хорошего адвоката, например Уоррена Донохью. Я хочу, чтобы мы основали комитет защиты Дженкинса для сбора средств на его гонорар. Помяните мои слова, многие более прогрессивные церкви захотят поучаствовать в этом деле. Так почему не быть первыми, а не идти потом по чужим стопам?

Горфинкль поджал губы и задумчиво произнес:

— А знаешь, в этом что-то есть… Но у Донохью высокие гонорары.

— Ну и что? — теперь и Бреннерман заинтересовался.

— И мы сможем нанять его?

— Если мы сможем найти деньги, — сказал Джейкобс, — то почему нет? Наши деньги не хуже других.

— Если мы создадим комитет защиты, то найдем, — сказал Бреннерман, — при правильном подходе.

— Можно ходатайствовать о предоставлении средств от всей общины, — сказал Эпштейн, — но тогда это должен быть храмовый проект, а не просто наша личная инициатива и наши личные деньги.

— И это точно вписывается в нашу программу! — воскликнул Бреннерман.

— И создает проблему, — сказал Горфинкль, — потому что на храмовый проект рабби должен будет как-то отреагировать. А мои акции на сегодняшний день в глазах нашего рабби не слишком высоки, насколько я понимаю. Фактически он знает, что на следующем заседании правления его отстранят от работы.