Гарри Кемельман - В воскресенье рабби остался дома

• Название: В воскресенье рабби остался дома
• Автор: Гарри Кемельман
• Издательство: Оптима
• Жанр: Детектив
• Год: 2004
• ISBN: 966-7869-13-Х, 966-7869-16-4

В девятнадцатом столетии рабби Исраэль Салантер из Вильно сказал: «Раввин, которого не хотят прогнать из города, — это не раввин; а раввин, который позволяет себя прогнать, — не мужчина». В общине Барнардс-Кроссинга очередной конфликт; рабби Смолл, как всегда, стоящий над схваткой, под угрозой увольнения… А тут еще убийство, марихуана, негритянский вопрос и права человека… Рабби Смолл блестяще доказывает, что он настоящий раввин и настоящий мужчина.

---

Ты говоришь про места с табличками. Думаю, ты этого не заметил, но на трибуне, с которой ты говорил, на столе для чтения позади тебя и на том самом стуле, на котором ты сидел, есть небольшие медные пластинки, где сказано, что это пожертвовано фондом семьи Каллен, вся мебель кафедры, включая Ковчег и микрофон, в который ты говорил. Может, он и не спешил бы, если бы знал, что какой-то молодой умник ухватится за это, чтобы назвать его поклонником золотого тельца.

— Деньги еще не все, — сказал Горфинкль, — и это не дает вам права…

— Конечно, я знаю, что деньги еще не все. Кроме этого, можно еще трепаться и произносить речи. Я не ходил в колледж, как вы, мальчики. Я вырос на улице и парочку вещей там усвоил. Одна из них — слова ничего не стоят. И когда какой-нибудь умник начинал выступать, доказывая, что уж он-то точно знает, что к чему, мы говорили ему: «Заткни свои деньги себе в глотку».

— Но дайте же…

— Я хочу задать тебе только один вопрос, Тэд. По поводу твоей проповеди. Я не собираюсь спрашивать тебя, какова была ее цель. Это совершенно ясно: храм растет, для нас двоих он становится слишком большим. Может, ты думаешь, что всем полегчает, если ты его слегка уменьшишь?

— Я не…

— Нет, я вот о чем хочу тебя спросить: излагая законы в своей проповеди таким образом, себя ты считал Моисеем? Или Богом?

Глава X

В пятницу вечером в крошечной молельне дома Гилеля присутствовало меньше двадцати пяти человек, и рабби Смолл подозревал, что некоторые из них христиане. Один, сидевший далеко сзади, и одетый в черное, с воротником священника, точно уж не был евреем. Рабби предположил, что это директор Ньюмен-клуба в колледже; так и оказалось, когда тот подошел к нему в конце службы и представился. Лет примерно тридцати, живой и стройный, отец Беннет охотно смеялся.

— Отслеживаете оппозицию, отец? — поддразнил рабби.

Священник засмеялся.

— Я просто подумал, что пригожусь вам, чтобы укомплектовать ваш миньян. Так это называется?

— Так. Да, посещаемость довольно неутешительная.

— На самом-то деле я удивляюсь, что вы и столько собрали. Большинство студентов уехали сегодня в полдень или раньше — сразу после последнего занятия. Но и рабби Дорфман не толпы собирает, вы же понимаете. Честно говоря, я сам собираю не больше четверти студентов из тех, которых должен бы, — поспешно добавил он, словно не желая принизить рабби Дорфмана. — В нашем-то случае это понятно: церковь все время меняется, мы пытаемся ее модернизировать. Вот многие из наших молодых людей и уклоняются, словно хотят сначала посмотреть, куда мы придем. Они не согласны принимать все на веру; они сомневаются, обсуждают и спорят.

— Вас это беспокоит?

— Нисколько, — быстро сказал священник. — Но на многие их вопросы мы не в состоянии ответить. Например, вопрос ограничения рождаемости. Многие из наших студентов-католиков происходят из больших семей. В большинстве случаев они первые из семьи поступили в колледж. И из их разговоров вы понимаете, что они не собираются заводить шестерых-семерых детей — максимум двоих или троих, а это означает ограничение рождаемости.

— И что?

— Конечно, состоятельные католики делали так многие годы. В высших слоях общества большое семейство — скорее исключение, чем правило. Но эти молодые люди ужасно искренни. Если церковь устанавливает правила, которые противоречат их здравому смыслу, они не станут просто игнорировать их, как делали предыдущие поколения. Они скорее вообще отойдут от церкви.

— Взрослея, молодые люди становятся мудрее или, по крайней мере, терпимее.

— Возможно, хотя, честно говоря, я надеюсь, что церковь тоже будет становиться более терпимой. Например, по поводу ограничения рождаемости, в комитете, который создал папа римский для изучения вопроса, подавляющее большинство было за разрешение использовать пилюли.

— Но папа римский выступил против пилюль.

— На сегодня да. Но существует большая вероятность, что в ближайшее время он может изменить доктрину.

Рабби покачал головой.

— Он не может. Никак не может.

Священник улыбнулся.

— Видите ли, это не догма, а церковь — истинно человечная организация.

— Она также очень последовательная организация, а вопрос ограничения рождаемости посягает на святость брака, который является догмой.

— А как вы к этому относитесь?

— Видите ли, мы считаем моногамный брак весьма искусственным институтом, который является, однако, наилучшей системой организации общества. Он подобен юридическому контракту, который может быть прерван разводом, когда его продолжение становится невозможным для обоих участников. Но для вас брак — таинство, и ваши браки заключаются на небесах. Вы не можете разрешить развод, потому что он предполагает, что небеса допустили ошибку, а это невероятно. Самое большее, что вы можете себе позволить — аннулирование, своего рода юридическая фикция, будто его никогда и не было.

Они вышли из дома Гилеля и прогуливались по аккуратной аллее университетского городка. Наконец они подошли к дому Дорфмана.

— И каким образом, по вашему мнению, ограничение рождаемости наносит ущерб нашему учению о браке? — спросил отец Беннет.

— Это зависит от того, что считать целью брака, — сказал рабби. — Если это размножение, то, думаю, есть смысл считать его делом небес. Очень трудно представить себе, чтобы небеса были озабочены институтом, в основном предназначенным для развлечения. А он станет таким, если допустить употребление пилюль.

Когда отец Беннет покинул их, а приходящая няня ушла и они остались наедине, Мириам спросила:

— Что на тебя нашло сегодня вечером, Дэвид? Ты нарочно дразнил этого милого отца Беннета?

Он удивленно посмотрел на нее и усмехнулся.

— Думаю, я вряд ли вступил бы в дискуссию такого рода с отцом Берке в Барнардс-Кроссинге. Здесь я почему-то чувствую себя свободнее. Возможно, это из-за академической атмосферы. Ты думаешь, ему это не понравилось?

— Не знаю, — ответила она. — Если и да, то он хорошо с этим справился.

Профессор Ричардсон жил в старом викторианском доме. Большой квадратный вестибюль был отделен раздвижной дверью от гостиной, в другом конце которой была еще одна пара скользящих дверей, ведущих в столовую. Обе пары дверей были раздвинуты, образуя одну огромную комнату в форме буквы L. К девяти часам вечера в субботу вечеринка была в полном разгаре. Люди стояли маленькими группами, потягивая напитки. В одном конце комнаты вокруг маленького стола стояло несколько стульев. Рабби и миссис Смолл сидели с хозяином, профессором Ричардсоном — спортивного вида моложавым мужчиной, который постоянно прерывал беседу с рабби и вскакивал, чтобы поздороваться с какими-нибудь новыми гостями, которых он подводил, чтобы представить. Миссис Ричардсон расхаживала между гостями, время от времени делая набеги на кухню, чтобы пополнить запасы напитков и закусок.

Вопросы были однообразны: «Почему ваши люди надевают во время службы такой платок с бахромой по краям?» «Вам нужно десять мужчин, чтобы молиться?» «Эти ваши диетические законы — они принимались для охраны здоровья, правда? Зачем же они вам теперь, когда существуют современные методы замораживания?» «Что делается, чтобы осовременить синагогу?»

Многие преподаватели с факультета заглянули ненадолго; они тоже задавали вопросы, бессмысленные, вежливые вопросы, чтобы только поддержать разговор: «Вы из этих краев, рабби?» «Как вам нравится наша школа?» «Вы займете место Боба Дорфмана?»

Молодежь же, как он скоро понял, пришла, в основном, чтобы встретиться не с ним, а друг с другом. Они стояли маленькими группами; в одном углу шесть или восемь ребят сидели на полу, один из них лежал на животе, махая в воздухе ногами в поношенных мокасинах. По их негромкой беседе, прерываемой взрывами смеха, он заключил, что они рассказывали анекдоты — вероятно, рискованные анекдоты. Некоторые из тех, кто подходил к нему, извинялись за то, что пропустили службу накануне вечером. Когда президент Гилеля присел на стул рядом с ним, рабби отметил это. Юноша кивнул.

— Видите ли, рабби, во что бы вы это ни одевали, как бы ни подавали, это все еще религиозная служба. А открытый дом вроде этого — уже вечеринка. В такое место можно пригласить девушку, и получается свидание. Понимаете?

К ним подошел высокий, нескладный светловолосый студент.

— Хелло, рабби, миссис Смолл. — Это был Стюарт Горфинкль.

— О, Стью, мы пытались найти тебя, — сказал рабби.

— Мы звонили пару раз, — сказала Мириам, — и оставили сообщение.

— Да, я получил его. К сожалению, я не смог попасть на службу в Гилель вчера вечером. У меня было свидание.

— Все в порядке, — сказал рабби. — Ты едешь домой с нами? Мы собираемся уехать часов в девять завтра утром.