Аньес Ледиг - Уходи с ним

• Название: Уходи с ним
• Автор: Аньес Ледиг
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-389-12366-3

Герои романов французской писательницы Аньес Ледиг вполне себе земные люди, только очень разные, а жизнь далеко не всегда к ним благосклонна. Персонажей ее новой книги «Уходи с ним» зовут Ромео и Джульетта, однако непохоже, чтобы судьба предназначила их друг другу. Она медсестра в реанимации, ее пациентам достаются внимание, нежность, забота – словом, все то, в чем отказывает ей человек, с которым она живет под одной крышей. А Джульетта ждет ребенка, и это для нее важнее всего на свете. Ромео – работает в пожарной части, незаметный герой хроники происшествий. Крепкий парень, впрочем недостаточно крепкий, чтобы выдержать падение с восьмого этажа. Встреча в реанимации не предвещает романтики: перевязки, уколы, капельницы. Но откуда-то пробивается робкая мелодия: «Что остается от любви?..» – спрашивает певец. Если что-то и остается от такой хрупкой штуки, как жизнь, то это любовь, уверена автор романа.

---

Ромео Фуркад. Не самое распространенное имя. Оно вызывает у меня улыбку. И не случайно.

Двадцать пять лет. Какой молодой…

Доверенное лицо[6]: месье Клейн, капитан бригады пожарных. Наверно, это тот самый, что приехал на «скорой» вместе с ним. Странно, что не кто-нибудь из родственников. Никто другой в истории болезни не упомянут. Естественно, при таком срочном приеме указывается только самое необходимое.

Список повреждений просто головокружительный. Я его до конца так и не прочла. Наше дело – следить, чтобы он был стабилен оставшуюся часть ночи. Я откладываю папку и смотрю на него. Не все выходят отсюда. Что до него, угроза жизни вроде бы миновала, но опыт научил меня не праздновать победу слишком рано.

Сознание без сознания

Я обретаюсь в непонятной среде, переходя из мрака в туман. Когда я в тумане, мне чудовищно больно. Я чувствую чье-то присутствие рядом. Может, запах духов. Может, шелест переворачиваемых страниц, если только это не звук дыхания. Не знаю, только чувствую, не умея определить. А потом, когда боль становится слишком сильной, я погружаюсь во тьму. В конце концов я укрываюсь в этой тьме.

Хотелось бы открыть глаза, но я не могу. Двинуться тем более. Такое ощущение, что функционируют только уши и еще кой-какие нейроны. И еще рецепторы, воспринимающие боль. Вот они в полной форме.

Я снова ныряю в темноту, с облегчением покидая мучительный туман.

Дорогой Ты,

мой лак на ногтях только что подсох. Так что могу тебе писать в ожидании, пока на ногах тоже высохнет. Эти пластиковые распялки, которые мне одолжила Шарлотта, чтобы раздвинуть пальцы, делают очень больно. Говорят, красота требует жертв. Ладно, вот я и жертвую. Мой брат уехал на сорок восемь часов, и завтра я увижу Рафаэля. Он кайфует, когда я стараюсь выглядеть более женственно. А брат говорит, что мне еще рано, в смысле косметики, и что не стоит заводить парней. А в коллеже они и так заведенные. Стоит им глаза продрать, и они уже в боевой стойке, так что когда они видят проходящую мимо девчонку с накрашенными глазами и синим лаком на ногтях, это ничего не меняет. Я все смою к его возвращению завтра вечером.

Сегодня утром после трех неудачных попыток взять меня стоя, прижав к стене в туалете коллежа, этот хлюпик Дилан в конце концов повернул меня задом. Моя голова оказалась прямо над унитазом. Вообще-то даже удобно, если вдруг блевать потянет. Но такого не случилось, я умею держаться, усек? А еще ему пришлось трижды натягивать презик, тот все время соскальзывал – настолько его глаза завидущие переоценили собственное хозяйство, когда он выбирал размер в супермаркете. Он останавливался всякий раз, когда кто-то из девчонок заходил в туалет. Мы замирали, не осмеливаясь даже дышать, пока она писала, а то и опорожняла кишечник в полной уверенности, что совершенно одна в помещении. А потом Дилан продолжал, как ни в чем не бывало, совершенно механически. Я прям выдохнула от облегчения, когда у него наконец получилось. А что, мне больше делать нечего, кроме как дожидаться, пока он со скрипом кончит. Мне еще задание по физике надо сдать. Последний звоночек перед прощальным гудком. Так называют временное исключение.

С Диланом это было в первый и последний раз, он мне даже спасибо не сказал. Что за дела, надо же и совесть иметь: я, конечно, готова пойти навстречу, я вообще симпотная, но хоть поблагодари, чтоб тебя!

Сегодня вечером вкалывать неохота. От всех этих историй с географиями просто в сон тянет. На фиг мне знать ВВП Японии и что где происходило в ХVI веке? На крайняк пусть рассказывают о Второй мировой, как дедуля, потому что это отвратно, что там было, и нужно, чтобы следующие поколения ничего такого не делали. Это я готова выучить к следующему опросу. А завтра контрольная по обществознанию, сделаю, что смогу со своими хилыми обрывками воспоминаний. Терпеть не могу эту училку. Полный тормоз, никогда не улыбнется. Можно подумать, она нас боится. На самом деле, так и есть, она нас боится.

Нет, сегодня вечером – перекус перед теликом. Чипсы, кока, колбаса, сыр Бэбибель, а на десерт, может, возьму все-таки йогурт без сахара, ну, чтоб как-то сбалансировать. И «Анатомия страсти». Эти интерны просто классные, и куча всяких смешных ситуаций. У американцев это всегда круто получается.

Странно, в это время брат обычно уже звонит. Наверно, много работы.

Ну вот, мой Ты, покидаю тебя, сейчас начнется, и ногти на ногах уже высохли. Я так рада, что Ты есть.

Чмоки.

Между двумя макарони

Жозианофил спит как дитя, а пожарник так и не шелохнулся. Он стабилен. Мы дегустируем вторую порцию макарони с клубничным вкусом, которые принесли сюда и поставили на стол, чтобы оставаться рядом с пациентами, в окружении пикающих приборов и экранов.

«Как молоко на огне» – так он выразился, Мерлин-чародей.

– Ну и как?

– Чистый отпад – вот что такое твои макарони.

– Я спрашивал о пожарнике. Ты уже четверть часа глаз с него не спускаешь.

– Я просматривала его бумаги.

– А я смотрел, как ты просматривала, – в его бумаги ты не смотрела.

– Я переживаю за него. Надеюсь, он выкарабкается без особых увечий.

– Ты все принимаешь слишком близко к сердцу.

– Может быть. Но он так молод.

– И спортивен. Он прекрасно оправится. А наше дело – чтоб его рука не воспалилась и ее действительно не отрезали. Остальное приложится. На большую лестницу он не скоро полезет, это точно.

– Ты придумал особый рецепт? – спрашиваю я с набитым ртом, смакуя новый макарони.

– Чтобы рука не воспалилась? Дезинфицировать раны, мыть руки, избегать сквозняков и заставить всех носить маски.

– Я сейчас говорила о макарони.

Темнота-убежище

В тумане я слышу разговор. Один голос мужской, другой женский. Искренний смех и слова, но я не понимаю, что они говорят. Они далеко.

Мне больно. Мне больно везде. Особенно болит рука. Недавно я чувствовал, что ее будто воздухом надули, а теперь такое ощущение, будто ее выворачивают во все стороны или что по ней гуляет цирковой слон. Внизу спины тоже болит, и ноги. Еще болит челюсть и голова. На самом деле слон просто на меня лег. А еще у меня такое впечатление, что я проглотил коку вместе с банкой, и она так и застряла у меня в пищеводе.

Я знаю, что нахожусь в больнице. Узнаю звуки аппаратов, манжет для измерения давления, который время от времени сжимается. Значит, меня интубировали.

Иногда я чувствую вокруг себя какое-то движение, меня осторожно перемещают, на кожу снова крепится провод. Все – боль, даже малейшее прикосновение. Даже провод.

И тогда я снова погружаюсь в темноту-убежище.

Кончиками пальцев

Шесть утра. Сменщики придут через полчаса. Мы съели все макарони. Пусть весы завтра покажут лишний килограмм, мне плевать, зато какое объеденье. Молодой пожарный ближе к утру много раз начинал задыхаться, заставляя нас менять содержание кислорода в дыхательном аппарате. Не так уж он стабилен. Девочкам из дневной смены тоже придется бдеть над молоком.

А еще над температурой, чтобы сыр несколькими метрами дальше не превратился в савойское фондю[7].

Я сижу около него. Гийом отправился в приемный покой за бумагами.

Он неподвижен. Грудь регулярно приподнимается – в ритме работы дыхательного аппарата. А потом я вижу движение указательного пальца. Он повторяет несколько раз один и тот же жест. Его палец дрожит, с трудом передвигаясь по простыне, но в конце концов я понимаю, что он рисует вопросительный знак. Ему необходимо знать, что происходит.

– Вы меня слышите? Если слышите, стукните два раза указательным пальцем по кровати.

Указательный палец шевельнулся дважды.

– Два раза означает «да», один раз означает «нет».

– …

– Меня зовут Джульетта Толедано. Я медсестра в реанимации. Вы можете открыть глаза?

(нет)

– Вам больно?

(да)

– Вы знаете, кто вы?

(да)

– Вы знаете, что случилось?

(нет)

– Хотите узнать?

(да)

– Хорошо. Вы упали с восьмого этажа. А остались живы только потому, что падение смягчили деревья, но их ветви здорово вас покалечили. Не буду вдаваться в детали, но некоторое время вам придется лечиться. Вы поняли?

(да)

– Надо кого-нибудь известить?

(да)

– Ваших родителей?

(нет)

– Жену?

(нет)

– Друга?

(нет)

– М-м… брата или сестру?

(да)

– Я этим займусь.

Дневная смена ждет меня для передачи дел. Я еще некоторое время подержала его руку, потом отпустила. Он слегка сжал мои пальцы.