Аньес Ледиг - Уходи с ним

• Название: Уходи с ним
• Автор: Аньес Ледиг
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-389-12366-3

Герои романов французской писательницы Аньес Ледиг вполне себе земные люди, только очень разные, а жизнь далеко не всегда к ним благосклонна. Персонажей ее новой книги «Уходи с ним» зовут Ромео и Джульетта, однако непохоже, чтобы судьба предназначила их друг другу. Она медсестра в реанимации, ее пациентам достаются внимание, нежность, забота – словом, все то, в чем отказывает ей человек, с которым она живет под одной крышей. А Джульетта ждет ребенка, и это для нее важнее всего на свете. Ромео – работает в пожарной части, незаметный герой хроники происшествий. Крепкий парень, впрочем недостаточно крепкий, чтобы выдержать падение с восьмого этажа. Встреча в реанимации не предвещает романтики: перевязки, уколы, капельницы. Но откуда-то пробивается робкая мелодия: «Что остается от любви?..» – спрашивает певец. Если что-то и остается от такой хрупкой штуки, как жизнь, то это любовь, уверена автор романа.

---

Да здравствуют татуировки!

Может, после всей этой истории он согласится, чтоб и я себе сделала. А что, ведь правда, это может оказать полезным, если в один прекрасный день я окажусь в таком же состоянии.

Его шеф, которого я вижу раз в год на праздновании Рождества в пожарной части, ждал меня у входа в коллеж. Моих подружек очень заинтересовало, что происходит. Я получила как минимум дюжину эсэмэс, пока он объяснял мне, что везет меня в больницу, потому что с Ромео произошел несчастный случай. Поэтому он вчера вечером и не позвонил. Пока мой брат был в больнице между жизнью и смертью, я спокойно лопала чипсы и смотрела «Анатомию страсти». Вот козлы, могли бы и позвонить. Ну вообще-то, зря я на них злюсь, им там было чем заняться, в больнице, кроме как меня предупреждать.

Месье Клейн ничего нового мне про Ромео не сказал. Он сам его больше не видел после происшествия. Пока мы ехали в больницу, он объяснил, что теперь я поживу у них дома, пока Ромео не встанет на ноги, иначе меня отправят в приют.

В любом случае я бы туда не поехала. Лучше сдохнуть!

Когда мы оказались в реанимации, мне захотелось бежать оттуда со всех ног. Очень странный запах, пиканье со всех сторон и больные, которые лежат не шевелясь на своих койках. Я пошла за медсестрой, и когда она подвела меня к брату, мне захотелось плакать, но слез не было. Три тыщи разных вещей пронеслись у меня в голове в одну секунду. Но только одна возвращалась все время. А вдруг он умрет? А вдруг он умрет?

Я-то что буду делать, если он умрет? Я умру вместе с ним!!! А зачем тогда вообще оставаться? Чтобы отправиться в эти паршивые приюты, где надо слушаться людей, которые тебя не любят?

Я осталась рядом с ним и ничего не сказала. Я только изо всех сил думала, что он должен жить. Я сказала себе, что, если буду думать только об этом и ни о чем другом, он обязательно услышит.

Может, он хотел, чтобы я с ним поговорила, а я могла сказать ему только одно:

«Делай, что хочешь, только не умирай».

Полная беспомощность

Все мало-помалу возвращается. Кое-какие картинки, которые я связываю с обрывками информации, подхваченными то здесь, то там, и все в конце концов складывается в определенную форму, а я начинаю по-настоящему понимать. Я вспоминаю огонь, малыша, его крик, который я слышал наверху, темноту и людей, суетящихся вокруг меня. Падение с восьмого этажа, смягченное деревьями, которые раздробили меня на тысячу кусков.

И я совершенно беспомощен.

Я осознаю, как мне повезло, что я еще жив. Но задаюсь вопросом, такое ли уж это в сущности везение, учитывая состояние, в котором я сейчас, как предполагаю, нахожусь. Я должен быть сильным. Даже если я совершенно беспомощен. По крайней мере, я контролирую свою волю к жизни. Ради Ванессы.

Я даже не знаю, где она. Спит ли одна дома или кто-то позаботился о ней, приезжали ли к ней социальные службы. И злится ли она на меня за то, что я ее так бросил.

А еще я не знаю, погиб ли малыш из-за того, что я так неудачно упал. И не знаю, почему я упал.

Мое сознание, как сыр грюйер, с большими дырками и с вопросами, на которые нет ответа.

Хорошо бы мне все объяснили.

За меня делают буквально все. Даже то, что человек делает исключительно сам, настолько это интимно. Просто невыносимо.

Жизнь продолжается, заключив меня в скобки. Я хочу знать, что происходит там, вне скобок. Я не желаю быть многоточием между двумя паршивыми скобками.

От меня больше ничего не зависит, и это сводит меня с ума. С непривычки. Обычно я полностью владею ситуацией. Во всем. И это я спасаю людей, а не наоборот.

А тут – абсолютная беспомощность. Как у страстного влюбленного: вот он остался наедине с женщиной и… ничего не может. Не знаю, страстно ли я влюблен в жизнь, но я остался лицом к лицу с ней, а у меня ничего не действует.

Кроме моей воли к жизни.

Значит, придется цепляться за это, если получится. Потому что на одном пальце я долго не продержусь.

Мастерица Дома Шанель

Я проспала до трех часов дня. После трех ночных дежурств подряд довольно трудно вернуться к дневному ритму. Но сегодня суббота, а каждую субботу я отправляюсь на полдник к бабушке. Лоран не любит, когда я туда езжу, ему это не нравится. Но раз уж сегодня он отбыл поиграть в гольф с друзьями, глупо было бы просто сидеть и его дожидаться. Быстро под душ, и я сажусь за руль, чтобы ехать к бабушке. В «Жаворонки». Ну и название для дома престарелых. Скорей уж силок для наивных птичек! Вам демонстрируют комфортабельное заведение, со всеми мерами безопасности для проживающих.

С материальной точки зрения, может, так оно и есть.

А вот с человеческой – дело другое.

Стоит зайти в гостиную, и погружаешься в море печали. Спертое дыхание смерти, чье преддверие – старость. Рассовывают стариков по углам, чтобы они смотрели, как проходит время. Если еще могут видеть. А что до тех, кто не слышат, так они тоже не много теряют – от мрачного тиканья высоких стенных часов до нескончаемого звука работающего телевизора, выплевывающего один за другим нелепые американские сериалы на протяжении всего дня. Докатиться до такого, вот уж действительно…

И в подобном окружении Малу, с высоты своих восьмидесяти четырех лет, твердо решила не сдаваться. Когда умер дедушка, она переехала в маленькую квартирку, расположенную над рестораном моих родителей. А позже, когда те перебрались на Лазурный Берег, чтобы спокойно вкушать заслуженный отдых, она предпочла отправиться в «Жаворонки». И речи не могло быть, чтоб она стала в тягость близким. И речи не может быть, чтобы она позволила себе умереть здесь. По крайней мере, не в обозримом будущем. А потому она скачет повсюду, помогает персоналу накрывать на стол, пересмеивается с медсестрами, ведет кружок живописи, поет на Рождество и принимает вновь прибывших. Малу всегда все делала для других. Всегда благожелательна и всегда там, где нужна. Ласковое словечко, небольшая услуга и улыбка в качестве бонуса. И она не собирается останавливаться на столь прекрасном пути.

Когда я была ребенком, меня растила бабушка, пока родители работали. Ресторан съедает практически все время. После ухода на пенсию она только нами и занималась. Огород, чудесные овощи, консервирование, варенья, выпечка, семейные трапезы. С Малу я научилась куче разных вещей. А главное – научилась делать их с любовью. «Ведь, что там ни говори, у овощного супа, приготовленного с любовью, совсем другой вкус, чем у того, который варили, перебирая в голове все дневные заботы», – утверждала она!

Малу ждет меня, сидя на скамейке у входа в здание, на носу у нее солнечные очки, достойные кинозвезды. Те самые, что мы вместе купили в прошлом году, когда она раз за разом твердила мне, что хочет выглядеть помоложе. Невероятный размер дымчатых стекол скрывает часть морщин на лице. Эффект подтяжки гарантирован. С лицом, чуть повернутым к солнцу, она напоминает старлетку на набережной Круазет[8]. Нога на ногу, руки на верхней коленке, спина прямая. Малу очень элегантна. И всегда такой была. Тридцать лет она провела в качестве швеи-мастерицы у Шанель в Париже и вернулась в Эльзас вместе с мужем, только когда ушла на пенсию. Но продолжала шить – для себя, для детей, для внуков, и очень следила за собой.

Ее мечта? Сшить мне свадебное платье. Вот только не грех бы мне выйти замуж… Лоран пока не хочет. Говорит, еще слишком рано. В один прекрасный день станет слишком поздно, но как ему это втемяшить в голову?

Увидев, как я подъезжаю, она делает мне изящный жест рукой, на манер Мисс Франции. Я невольно смеюсь.

Полчаса спустя мы уже сидим в уголке ее любимой кондитерской. Она заказала зеленый чай с жасмином и «Париж-Брест»[9]. Как обычно. Она ни разу не захотела мне объяснить, почему всегда выбирает «Париж-Брест».

– Он здесь особенно хорош.

Конечно. Хотя она могла бы разнообразить удовольствия. Но говорит, что питает особую нежность к «Париж-Бресту». Пусть так.

Я как раз подношу чашечку кофе к губам, когда она заявляет:

– Мне бы хотелось проконсультироваться у сексолога.

Я чуть не поперхнулась. Мои округлившиеся глаза вынуждают ее опустить свои с легкой, почти виноватой улыбкой.

– Понимаешь, вдруг я кого-нибудь встречу, мне бы хотелось счастья и в этом.

– Ты не была счастлива с дедушкой?

– …

После стольких лет она наконец решилась мне довериться. Я внутренне собираюсь. Она, наверное, тоже.

– Ну как тебе сказать? Я так и не узнала, что такое фейерверк 14 Июля[10].

– И ты думаешь, что сексолог поможет тебе прочувствовать национальный праздник?