Элизабет Лоупас - Блеск и коварство Медичи

• Название: Блеск и коварство Медичи
• Автор: Элизабет Лоупас
• Издательство: Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга»
• Жанр: Исторические любовные романы

XVI век, блистательная Флоренция. Две страсти владеют ее могучим правителем, великим герцогом Франческо де Медичи, — алхимия и женщины. Чтобы спасти семью от нищеты, юная Кьяра, дочь алхимика, решается сыграть на одной из них… С этого момента красавица оказывается в центре дворцовых интриг. За сердце герцога сражаются две женщины: его коварная любовница Бьянка и законная супруга. От Кьяры зависит исход вражды… Но сумеет ли она уцелеть в водовороте жестокости и предательства?

---

Двое слуг выбежали из комнаты.

— Вы, священники, — продолжал он. — Я желаю, чтобы возле тела моего отца все время присутствовало не менее шести священников, молящихся о его душе.

Священнослужители украдкой переглянулись, пересчитывая друг друга. Их было семеро. Все они собрались вокруг постели, опустились на колени и потянулись за четками.

— Врачи, вы больше не нужны. Можете обратиться к моему мажордому за оплатой.

Доктора ушли. Чувствовалось, что они уходят с огромным облегчением. Скорбящие сыновья нередко обвиняли в смерти своих отцов именно врачей.

— Вы, — великий герцог обратился к заговорившему юноше. — Проводите меня в покои синьоры Камиллы.

— Но она…

— Проводите меня.

Молодой человек вышел из комнаты, и великий герцог последовал за ним. Следом потащились остальные слуги, бесцеремонно толкая друг друга, чтобы занять место получше. Нужные покои находились в дальнем краю виллы, окна их выходили в сад. Великий герцог прекрасно знал эти комнаты — они принадлежали его матери в те дни, когда он был еще ребенком. Не то чтобы он хранил самые нежные воспоминания о своей матери Элеоноре Толедской, однако его приводило в ярость то, что морганатическая[28]жена его отца — чуть более чем просто любовница, на четыре года младше его самого, — осмелилась занять ее место. Это было неправильно, и он готов был в этом поклясться отрубленной головой Иоанна Крестителя!

— Откройте дверь! — приказал он.

— Но, ваша светлость, донна Камилла просила, чтобы ее не беспокоили в ее горе.

— Синьора Камилла, — произнес великий герцог, подчеркивая понижение титула, — будет побеспокоена, если мне будет угодно побеспокоить ее. Откройте двери.

Поскребясь в двери, молодой человек толкнул их и открыл, затем низко поклонился и отошел в сторону. Великий герцог вошел в комнату. Две фрейлины замерли с выражением удивления на лице. В руке у одной были серебряные ножницы и красная передняя юбка, расшитая рубинами и жемчугом; она срезала драгоценные камни с расшитой ткани и собирала их в маленькую шкатулку. Другая женщина держала поднос, на котором стояли бокал вина и тарелка с печеньем.

Великий герцог сделал жест рукой, и двое его слуг вышли вперед, чтобы взять женщин под стражу. Женщина с ножницами попыталась сбежать, замахнувшись на слугу острыми концами своего инструмента. Вторая уронила поднос — послышался звон разбитого стекла, полетели брызги вина, крошки липкого печенья покатились во все стороны — и закричала, предупреждая. Великий герцог спокойно продолжал идти сквозь весь этот хаос, прошел внутреннюю приемную и вошел в спальню.

Камилла Мартелли стояла в окружении еще трех служанок — все они слышали крик фрейлины в прихожей. Ее золотисто-каштановые волосы, наверняка неестественного происхождения, лежали распущенные на плечах. На ней была дорогая ночная рубашка, помятая и покрытая пятнами от долгого ношения, надетая небрежно, так, что наполовину открывала тяжелую грудь. Камилла сунула ворох тряпок в открытый сундук, стоявший у нее за спиной, и поглядела на великого герцога, запрокинув голову, словно дикая кобылица.

— Как вы смеете? — ее высокий голос дрожал от страха. — У меня траур по вашему отцу, и никто, даже вы, не смеет мне мешать.

— Я имею право мешать всякому, кому пожелаю. — Великий герцог прошел через всю комнату, бесцеремонно оттолкнув женщину в сторону. Та пошатнулась п упала бы, если бы одна из служанок не подхватила ее под руки. — Я имею право решать, жить вам или умереть, моя дорогая мачеха. А это вам зачем?

Он поднял ворох тряпок. Это была нижняя рубашка из тонкого белого шелка, украшенная черной вышивкой. На конце нитки болталась серебряная иголка. Он рванул нитку, подол рубашки распустился, и оттуда на пол вывалилось блестящее ожерелье из изумрудов и жемчуга. Великий герцог поднял его. На миг он снова стал ребенком, злящимся на то, что его заставляют читать по памяти латинские упражнения перед группой послов, когда он хотел только одного: чтобы его оставили в покое с его любимыми камешками и птичьими черепами. Ожерелье с изумрудами и жемчугом три раза было обернуто вокруг материнской шеи, когда она при всех указала ему на его ошибки.

— Драгоценности моей матери, — произнес он. Его довольный тон, почти похожий на тон обычной беседы, — именно этого голоса Бьянка — его Биа — научилась бояться больше всего. Однако Биа никогда не посмела бы так открыто выступать против него, как посмела вторая жена его отца. — Зашитые в подол вашей нижней рубашки. И вы спрашиваете, как я смею?

— Теперь это мои драгоценности! — Камилла потянулась за ожерельем, но великий герцог не дал ей этого сделать. — Их дал мне ваш отец.

— Это вы так говорите.

— Он написал письмо. Я имею полное право на драгоценности и на все, что он мне дарил. Вы, ваши братья и ваша сестра можете ненавидеть меня сколько хотите, но я была его женой. Я находилась рядом с ним, когда он был болен.

Я сама, вот этими руками кормила его. Я все это заслужила.

— Все? — послышался новый женский голос. Все обернулись. В дверном проеме стояла сестра великого герцога Изабелла, любимица отца. С его благословения и позволения она не уехала в унылый замок ее мужа в Браччано, а осталась во Флоренции, где жила в роскоши и великолепии семьи

Медичи. Она была на три года старше Камиллы Мартелли, но умела окружать себя таким ослепительным блеском, что рядом с ней молодая мачеха казалась блеклой замарашкой. Следом за ней в комнату вошли дон Пьетро, самый младший из оставшихся в живых детей Медичи, и его красивая молодая жена и в то же время двоюродная сестра, донна Дианора.

— Все? — переспросила Изабелла. — Что именно он вам подарил?

— Сестра, — голос великого герцога был холоден. — Возможно, наш отец позволял вам проявлять фамильярность, но я не он. Если вы входите туда, где нахожусь я, вы должны вести себя подобающим образом.

Брат и сестра посмотрели друг на друга. У них были одинаковые глаза, карие, с вкраплениями золотого и серого, но на этом сходство заканчивалось. Эмоции Изабеллы легко было прочесть на ее лице: возмущение, ненависть, отчаяние, коварство. Сегодня вечером глаза у нее были опухшими и покрасневшими от слез. Лицо же великого герцога не выдавало ровным счетом никаких эмоций. Только его Биа и в некоторой степени заморский алхимик Руанно Англичанин могли иногда угадывать его мысли.

Первой отвела взгляд Изабелла. Она присела в глубоком реверансе, позволяя себе маленькую роскошь сделать его слишком глубоким и даже несколько вызывающим. Поднявшись, она произнесла беззаботным и ироничным тоном:

— Ваша светлость, высочайший и знаменитейший брат мой, великий герцог, я здесь, чтобы выразить вам глубочайшие соболезнования по поводу смерти нашего любимого отца и мои скромные поздравления по поводу наследования его титула и собственности.

Великий герцог кивнул. «На миг, — подумал он, — позволю ей поверить, что я принял ее экстравагантное поведение за чистую монету». Затем он перевел взгляд на дона Пьетро и донну Дианору. Поняв намек:, они тоже по спешили засвидетельствовать свое почтение.

— А теперь, — произнес великий герцог, — когда мы расставили статусы как положено, нам нужно поговорить с синьорой Камиллой.

— Я согласна, ваша светлость, — сказала Изабелла. — Синьора Камилла, что вы имели в виду, когда сказали, что у вас есть право на все, что он вам подарил? Что именно?

— Я должна сделать заявление, — проговорила Камилла. Голос ее дрожал. Столько Медичи сразу в одной комнате — у кого угодно задрожит голос. — У меня есть документы, письма — все это мое и останется моим, и я заставлю вас предстать перед судом, если вы попытаетесь у меня это отнять.

— Рыбачка, — произнесла Изабелла, сумев выразить все свое презрение в одном-единственном слове. — Кричит о суде. Это ожерелье, ваша светлость. Я помню его — оно принадлежало нашей матери.

— Так и есть. Я застал синьору Камиллу, когда она зашивала его в подол своей нижней рубашки.

Глаза Изабеллы сузились.

— Значит, она пыталась его украсть.

— Я его не крала! — Камилла отшатнулась от поддерживавших ее рук и сделала шаг вперед. Нужно отдать ей должное в том, что она была достаточно смела и совершенно не глупа. Она не могла сделать подобающий реверанс, поскольку была одета в не завязанную толком ночную сорочку, но неловко подогнула колени и качнула головой. — Эта вещь принадлежит мне, ваша светлость, это дар вашего отца.

— А те драгоценные камни, что ваша служанка срезала с красной юбки в другой комнате? Это тоже ваше?

— Да, ваша светлость.

Великий герцог подошел к открытому сундуку, уронил в него ожерелье и выудил оттуда шкатулку из резного полированного сандалового дерева. Откинул крышку. И снова вернулся в детство, в покои матери, где он стоял, вытянувшись по струнке, рядом с ней, в то время пока старый Бронзино[29] рисовал их портрет. Две нитки огромных жемчужин, которые были на ней, одна с драгоценным камнем, большим квадратным желтым бриллиантом, в золотом обрамлении, с покачивающейся жемчужиной в форме слезы. Тот же самый драгоценный камень, тот же дымчатый желтый бриллиант…