Земовит Щерек - Семерка

• Название: Семерка
• Автор: Земовит Щерек
• Жанр: Проза

Вроде бы банальное путешествие из Кракова в Варшаву превращается в фантастагорический каскад происшествий, перемежаемых размышлениями о том, что такое «Родину любить». Книга молодого автора — в чем-то «польского Пелевина» о новых и давних судьбах Польши. Да, детям до 18+.

---

Рядом с Хенцинами, как ты прекрасно помнил, никакого перевала Борша не было. Хотя, с другой стороны, откуда ты мог быть, курва, уверен. Имелась лишь слабая надежда, что это не слишком далеко отсюда.

— Прошу прощения, — обратился ты к какому-то проходящему мимо джентльмену в, оп-па! котелке. — Перевал Борша, это в какую сторону?

Джентльмен, выглядящий словно призрак, поглядел на тебя выцветшими глазами.

— Понимаете, — ответил он, — я нездешний, не слишком ориентируюсь, но, погодите-ка. — И из внутреннего кармана крайне старомодного пиджака он вынул смартфон. — У меня тут Джи-Пи-Эс имеется. Так как, пан, говорите? Борша?

— Борша, — подтвердил ты, хотя и несколько сбитый с толку.

— Тогда… сейчас… Ага… Карент локейшн… вы знаете, внучок мне показал, так я и научился… окей… серчинг… ладно… теперь эта Борша…

— А разве перевалы в Джи-Пи-Эсах имеются? — без особой уверенности буркнул ты.

Панорама Хенцин (Швентокшыское воеводство, Польша) с возвышающихся над местечком развалин Королевского Замка — http://static.vtour.pl/miasta/checiny/gigapan/1.html

— А я знаю? Сейчас посмотрим… Ага, есть. Это будет, — он осмотрелся, глядя то на Рынок, то на экранчик — во-о-он там. — И джентльмен показал направление, прямо противоположное тому, откуда ты пришел. — Сразу же за городом.

— Благодарю вас, — сказал ты.

Джентльмен приподнял котелок и пошел дальше.

Город, и вправду, вскоре закончился. Совершенно неожиданно. Не было никаких пригородных обещаний в виде складов, будок и домишек — попросту — последний дом выглядел уже совершенно по-деревенски, а за ним начались поля. Все это тебе в чем-то напомнило Словакию. Вот только где-то должны быть магазины TESCO[219]. И блочные дома на горных склонах.

Вот только TESCO не было.

Вместо него, припаркованный на обочине, рядом с каменным километровым столбом, похожий на те, что используются в Румынии, стоял черный «опель инсигния».

Ты подошел, вытаскивая из кармана письмо.

Двери со стороны водителя открылись. Из машины вышел мужчина, как две капли воды похожий на мужика, с которым в бусике ты разговаривал про «опели блицы».

— Добрый день, — сказал он. — Я ждал вас.

* * *

Интерьер опеля был темнокожим и удобным. За окнами все так же было оранжево, только темнее, поскольку окна были слегка затемненными.

— Ну, и как себя ведет «опель блицкриг»? — спросил ты у водителя.

— Не понял, — ответил тот, глядя в зеркало заднего вида. — Блицкриг?

— Да нет, — буркнул ты. — Все нормально…

* * *

Вы подъезжали под не слишком крутую, зато высоченную гору. На ее вершине стоял крупноблочный дом.

Пятиэтажный, бетонный, неоштукатуренный крупноблочный дом. С его крыши с правой стороны высилась бетонная башня типа крепостной. Ты понятия не имел, для чего она могла служить. Не имел ты понятия и что, черт подери, делал блочный дом на вершине горы.

У входа в подъезд стоял человек. Довольно высокий, какой-то бледный («словно демон, — подумал ты, — если демон, то обязательно должен быть бледным»), одетый в черное («а как же»). И у этого человека было твое лицо. Что тебя, как бы там ни говори, застало врасплох.

— Привет, — сказал он.

* * *

— Привет, — сказал я ему. Потом подошел поближе, чтобы присмотреться. Выглядел он, это правда, как я, но как-то не до конца. Как будто бы носил мою маску. Убедительную, следует признать, и практически идеальную — и все же, маску.

— Это ты Баяй?

Как-то не мог я обращаться к нему на «вы». Тем более, «князь». Не говоря уже о «черном князе».

— Собственной персоной. Приглашаю пройти вовнутрь, — сказал он, повернулся, и я пошел за ним в глубину лестничной клетки.

И был это самый удивительный интерьер из всех тех, которые я видел в своей жизни.

Если очень коротко — все это выглядело так, как будто внутри обычного крупноблочного многоквартирного дома находилась внутренняя часть замка — ты заходило в громадный холл, колонны крутых лестниц карабкались наверх. А было это так потому, что большая часть стен, потолков и полов на нижних этажах была разрушена (хотя, скорее всего, все это завалилось само, но выглядело все именно как разрушенное), зато выше квартиры выломали частично и нерегулярно. Лестницы с лестничных клеток поднимались наверх в пустоте, от первого до третьего или даже четвертого этажа расстилалось пространство, которое можно было бы — полностью — определить как огромный лофт[220]. Принимая во внимание, что несущих стен тоже не было, я просто понятия не имел, каким чудом все это держится в куче, а не соберется ёбнуться вниз в грохоте и облаках белой пыли. Но все каким-то чудом держалось.

В неразрушенных помещениях на не снесенных этажах явно находились замковые комнаты. В некоторых из них имелись двери, в некоторых — нет. В некоторых из них даже стен не имелось. Мебель из всех этих помещений были, похоже, вытащена и расставлена совершенно по-новому. К примеру, в холле стояло дохрена диванов, кресел и лавок, на которых валялись цветные журналы. Некоторые старые, некоторые — новые, другие совсем уже устаревшие.

— Приглашаю наверх, — сказал Баяй. — В гостиную.

— Договорились, — сказал я и пошел за ним. — А лестницы не завалятся?

— С чего бы? — ответил он.

— А лифта нет?

— А разве ты когда-нибудь видел лифт в польской пятиэтажке? Ничего с тобой не случится, от инфаркта не умрешь. Немного движения не повредит. Up!

Что ж, мы поднялись по этой его лестнице.

В гостиной, представлявшей собой пространство от целой четырехкомнатной малогабаритной квартиры, тоже стояло несколько диванов, кресел и столиков, стащенных, похоже, со всего дома. Из нескольких бетонных плит склепали камин. Сейчас в нем горела дверь в ванную. Или в сортир. Во всяком случае, старомодная такая белая стандартная дверь с окошечком. Стены были разные: в зависимости от того, какой раньше комнате принадлежали. Стена от детской комнаты была светло-голубая, с облачками; от столовой — с фактурными обоями; спальня была просто беленькой. Имелась даже кухня, о чудо, со шкафчиками, мойкой и так далее.

Баяй устроился в кресле у камина. Жестом руки пригласил присесть в кресле рядом. Я уселся.

— Закурить можно? — спросил я.

— Да кури себе, — ответил он.

Я вытащил из кармана пачку. Пустая.

— Где у тебя мусорная корзинка? — спросил я его, демонстративно сминая пачку в ладони.

— А ты где?

— Чего?

— Где находишься, спрашиваю.

— Ну, — ответил я, — у тебя.

— Но где?

— Ну… в блочном доме.

— Так где? В какой стране?

— Ну… в Польше.

— Ну вот. Тогда в кухне, под мойкой.

Я спрятал смятую пачку в карман.

— Ну что, — сказал я. — Слушаю.

— Это я тебя слушаю, — сказал Баяй.

— Зачем ты меня сюда привез?

— Потому что ты хотел.

— Я хотел?

— Если бы не хотел, сюда бы не попал.

— Ты кто такой?

— Я тот, кем ты желаешь, чтобы я был.

— Слушай, — не сдержался ты. — Говори лучше нормально, по-людски, как человек, и скажи, в чем тут дело.

— Спокуха, скажу, — ответил он и протянул руку за диван. Оттуда вытащил бутылку водки, две рюмки и банку огурцов. — В конце концов, за этим ты сюда и пришел. Как и все.

Он протянул руку еще раз и вытащил две пачки мальборо. Одну бросил мне.

— Держи, — сказал он. — Если желаешь, имеются трубки.

— А пепельница?

— Открой огурцы и бычкуй в крышку.

* * *

— Я тебе все объясню, — говорил он. Вы разговаривали у открытого окна. Бутылка, уже хорошенько потребленная, стояла на подоконнике. Откуда-то взялись какие-то блюдца, вилочки, тарелки, нарезка, какие-то яйца с майонезом, какая-то селедочка, овощной салат с вечным майонезом; ты понятия не имел, откуда, но оно все было. — Я все тебе объясню. Польша должна высвободиться, прежде всего, от того, что имеет вот, — и он постучал себя пальцем по лбу, — тут.

— То есть, от чего? — икнул я и затянулся сигаретой.

— У Польши запутаны мозги. И это… и это… — говорил он. — Это самая подлая цепь на свете. Такая, за которой сам приглядываешь, понял?

— Нет.

— Чтобы сбросить кандалы неверного мышления о себе самой. Польша, — нацелил он в меня огурцом, — обязана знать, откуда она пришла. Знать свою истинную историю. Не бояться не только того, чтобы принять в сознание то, что является избранным народом, но и провозглашать эту истину по всему свету.

— Ага, — сказал ты, разливая. — И это и есть та самая великая тайна, за которой все, якобы, идут к тебе в паломничество? Супер!

— Польша, — сказал Баяй, беря рюмку, — это определенная идея, а идею можно формировать так, как тебе хочется. Твое здоровье!

Мы выпили, закусили огурцом. Баяй налил еще себе колы в стакан, запил.