Николай Угловский - Подруги

• Название: Подруги
• Автор: Николай Угловский
• Издательство: Вологодское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1962

Писатель Н. В. Угловский родился в 1921 году в Велико-Устюгском районе Вологодской области. Участвовал в боях против гитлеровской Германии и Японии в качестве военфельдшера. После войны работал фельдшером ремесленного училища в Великом Устюге, а позднее — в редакции местного радиовещания и в районной газете. Член КПСС с 1943 года.

Первый рассказ Николая Угловского был напечатан в 1941 году. Первая повесть «Наступление продолжается» вышла в Вологде в 1950 году. Заметным явлением в литературе были повести Н. Угловского «Огни в Снежном» (1954 г.) и «У нас на Севере» (1959 г.).

В новой повести «Подруги» Я. В. Угловский вновь обращается к волнующей его теме современной колхозной деревни.

---

— По-твоему, так будет лучше? — с робкой надеждой в голосе спросила Марта Ивановна, сама дивясь тому, как легко она соглашается с бессвязными и вовсе неубедительными доводами этой девчушки.

— Конечно, лучше, уж поверьте мне. Я-то Лену давно знаю, это не то, что я или Катя. На всякие совестливые слова она не откликнется, ей прежде самой надо все передумать.

— Да о чем ей думать, окажи на милость? Чего она хочет? Пусть открыто скажет, чем она недовольна. К чему же таиться от всех? Не понимаю.

— Вот я же и говорю: уж такая она, Лена… Что-то ее мучает, я не знаю — что, может, и вправду из дому неприятное письмо получила, но только недовольства она ни в чем не проявляла. Была бы недовольной — сразу бы высказала. Хотя… — Верочка вспомнила, как Лена назвала ее «навозным жуком» и чуть покраснела, докончила неуверенно: — Конечно, привыкнуть к колхозу ей не просто, но она же не маленькая, понимает, что это нужно.

— Если бы понимала… Но, имей в виду, я ничего такого не допущу, Хватит с меня Кати. К вам здесь относятся с огромным вниманием, надо же все-таки ценить. Постарайся поговорить с Леной, выяснить, что у нее на уме. Возможно, придется этот вопрос обсудить на комсомольском собрании. Юра ничего не знает?

— Я ему не говорила, но он, по-моему, и сам видит. Вчера меня спрашивает: «Лена, случайно, не от несчастной любви страдает?» Я ему говорю: «Чудак ты, Юрка, в кого же она могла бы здесь влюбиться?» В общем он, конечно, кое-что подозревает, но пока молчит, присматривается.

Разговор пришлось прервать, так как к изгороди подошла Лена с полным ведром молока. Верочка молча приняла у нее ведро. На мгновение они встретились глазами, и Верочка прочитала во взгляде Лены немой вопрос: «О чем это вы тут говорили? Уж не обо мне ли?» Верочка так же молча ответила: «Так, о разных делах».

Марта Ивановна незаметно, но пристально глянула на Лену, пыталась найти в ее лице какую-то перемену — и не находила. Лицо Лены было спокойным и непроницаемым, настолько обычным и спокойным, что Марте Ивановне все рассказанное, Верочкой показалось каким-то дурным сном. Во всяком случае, подумала Марта Ивановна, Верочка сильно преувеличила. Ей очень хотелось теперь же заговорить с Леной, прямо спросить, что ее тревожит, но Верочка, словно угадав ее намерение, устремила на Марту Ивановну такой умоляюще-отчаянный взгляд, что слова замерли на устах.

«Странно, однако, почему она не хочет, чтобы я поговорила с Леной? — уязвленная в своих лучших чувствах, недоумевала Марта Ивановна. — Боится, что я не найду с ней общего языка? Это я-то, сделавшая для них столько хорошего? Невысокого же обо мне Верочка мнения. Учит, как мне себя вести. А что, если Лена в самом деле уедет? Ну нет, этого позора я не допущу. Завтра я ей такое, скажу, что самый отпетый человек устыдится. Это предательство — вот что это такое, уважаемая товарищ Прилуцкая. Это забвение комсомольской чести, трусость, преступление… И все потому, что Катя показала пример».

Все-таки ее смущало, что, ежедневно встречаясь и разговаривая с Леной, она ровным счетом ничего не заподозрила. До чего же скрытная девушка, кто бы мог подумать! Верочка оказалась проницательнее. Ну это и понятно, они же и знают друг друга больше, и живут вместе. Однако сделанное открытие не на шутку огорчило Марту Ивановну. Да, до сих пор она была слишком доверчивой. Пожалуй, даже слепо доверчивой. А надо, оказывается, всегда быть готовой ко всяким неожиданностям. Ведь и на Верочку тоже нельзя целиком положиться. Кто ее знает, какие, порывы волнуют эту светловолосую хрупкую девушку с овальными, такими правдивыми на первый взгляд глазами. Еще несколько минут назад Марта Ивановна считала, что хорошо изучила Лену и что та предельно откровенна с ней, а на деле вышло иное. Невыносимо тяжело сознавать это. Неужели никому нельзя верить? И что сказал бы Логинов, если бы узнал, как рушатся ее, Марты, честолюбивые надежды на этих непостоянных, легкомысленных девчат?

Нет, с Леной она завтра же поговорит начистоту. Надо только найти верный тон. Однако мысль о предстоящем и, судя по всему, тяжелом разговоре, результаты которого были по меньшей мере сомнительны, угнетала Марту Ивановну. К этому примешивалось острое, как укол, чувство обиды на людскую неблагодарность.

XXI

— Ну и дурак! — Никифор Савельич, потеряв терпение, стукнул сухим розовым, как его лысина, кулаком по столу. — Тебе дело говорят, а ты морду воротишь. Выгодней косилки теперь никакой работенки не придумаешь: заработок завидный и опять же сена тебе дадут для коровы. Ну и садись, не кочевряжься попусту.

— Не пойду, — решительно качнул головой Осипов. — Они ко мне так, ну и я им тем же макаром. Не нужна мне ихняя работа, хотя бы и на косилке. Логинов упредил, а то бы я сам ушел с этой собачьей должности. Давно собирался, да есть одна причина…

Они сидели в осиповской избе одни, допивая вторую бутылку. Алексей уже неделю нигде не работал, хотя сам Бугров дважды давал ему наряды. Пока имелись свои деньги, жить было просто, в друзьях тоже недостатка не было. Потом стало хуже: мать и родственники туго давали в долг, корили обидными словами. Алексей скрипел зубами от унижения и распиравшего грудь презрения к этим ничтожным людишкам, дрожавшим над каждой десяткой, брал эту десятку и шел в магазин. Несколько раз выручал Володя Булавин, но и он вчера наотрез заявил: «Хватит. Деньги самому нужны, поеду в поселок, дружков навестить…» Володя раза два выпил с Осиповым, советовал ему дурака не валять, а взяться за какое-нибудь дело, но из этого ничего не вышло — Осипов ругал всех на свете, грозился всем «доказать» и говорил, что скоро уедет из деревни, только прежде ему надо повидаться с одним «нужным» человеком…

Никифор Савельич, прослышав о падении Осипова, не замедлил по-своему выразить ему «сочувствие».

— Какая может быть причина, чего ты мелешь? — пренебрежительно сказал он, косясь на полупустой стакан. — Лодырство твое да фанфаронство — вот и вся причина. Я тебя сколько раз предупреждал, то-то и оно. Да и Логинов на ум разов до пяти наставлял, мало тебе? Вот и не ерепенься, попил и хватит. Мать вон на сенокосе хребтину гнет, а ты пузыри пускаешь, тьфу…

— Ладно, не учи, пей лучше. — Осипов в тяжкой задумчивости морщил красивый лоб, ерошил и без того спутанные волосы.

— Я не учу, на что мне сдалось? Погулять, конечно, всякому интересно, я это многажды проделывал, но… — дед укоризненно поднял указательный палец, ожесточенно потряс им перед самым носом собеседника, — разума не прогуливал, понятно?

— Мой разум при мне, не беспокойся, дед, — скривил губы Алексей.

— Между прочим, я и не беспокоюсь, это уж твоя забота. Сам-то выпьешь?

— Не хочу. Хотя нет, налей грамм сто. Мне много сегодня нельзя. Есть одна думка…

— Правильно, раз думка — воздержись. Ну, дай бог нам здоровья.

Никифор опрокинул стакан в рот, поискал глазами закуску, но на столе, кроме хлеба, луку и соли, ничего не было. Презрительно пожевав сухую корку, спросил:

— Дружок твой, квартирант-то, где?

— В поселок подался, дружков повидать. Еще вчера укатил и сегодня нету. По-моему, там и останется, на кой черт ему колхоз нужен?

Никифор энергично поскреб лысину, хмыкнул.

— То есть как это — на кой черт? А здесь, что же, не люди живут? Мясо там, молоко, хлеб и прочие овощи кто дает? Мы, хлеборобы. Без хлеба много не напрыгаешь, хоть ты и резвый, как я погляжу. Было, конечно, время, что мужик от земли шарахался туда-сюда, а теперь землю по-настоящему к рукам прибирают. И ты мне про Володьку ерунду не пори, я слыхал, как он здесь в работу вкипелся. Говорят, по всякой машинной части он дока, сам механик нахваливал. Ни в жизнь не поверю, чтобы он, такой-сякой, летуном оказался. С головой парень, точно тебе говорю.

— А с головой в другом месте плохо?

— Может, и неплохо, не в том суть. Нам хорошие головы тоже, надобны, а дело по душе мы любому найдем. По-твоему, у нас и свету не видно? Ну и дурак, молодой, а меньше меня, старика, понимаешь. Я так считаю, что колхозы в скором времени будут что твоя фабрика, а то и почище. К этому дело идет. А почету нам, прикинь, и теперь предостаточно…

— Нашел чему радоваться: трехрублевый подарок, видишь ли, ему вручили, — усмехнулся Осипов.

— Пускай трехрублевый, а вручили. А тебе нет, — отпарировал Никифор. — Это почему?

— Потому… я о нем и не думал.

— Вот и видно, что размышления у тебя узкие. Сам не знаешь, чего хочешь. Пропадешь ты, Алешка, в жизни, как пить дать.

— Ладно, не каркай. Пей да уматывайся отсюда, пока мать не заявилась.

— Сколько времен-то? — Дед шустро обернулся, посмотрел на старые, с потемневшим циферблатом, настенные часы. — Мать честная, восьмой час! Возможная вещь, что твоя мамаша это наше занятие не одобрит. Ну давай по маленькой и шабаш.