Овидий Горчаков - Американский синдром

• Название: Американский синдром
• Автор: Овидий Горчаков
• Издательство: Современник
• Жанр: Политический детектив
• Год: 1986

Основой политического романа известного советского писателя Овидия Горчакова «Американский синдром» стало исследование полярных идеологий, столкновение мировоззрений, диалектика политической игры. В центре остросюжетного повествования — образ журналиста Джона Улисса Гранта, ведущего расследование преступной деятельности ЦРУ.

---

— В печати много пишут о том, — сказал Бек, — что наши патриоты-рестораторы, болея за душманов, публично выливают сейчас «Столичную» на асфальт, но эти алкаши вряд ли изменят своей первой любви.

Рок с блюзовым оттенком, сотрясая выносной динамик над входом в дискотеку, громоподобно славил красоту девочек Миссисипи. Группа «Руморз» наяривала свой последний шлягер «Ливень». Ансамбль «Бич Бойз» из Эл-Эя, чей ударник некогда дружил с самим Чарли Мэнсоном, жарил «Леди Линду». А вот — бывают же такие совпадения! — маска волосатого Мэнсона. Его анафемская рожа пребывала в теплой компании других страшных масок, висящих в витрине старой лавки и изображающих трансильванского графа-вампира Дракулу, Бориса Карлова в роли чудовища Франкенштейна, гигантскую гориллу Кинг-Конга. Среди всей этой нечисти не хватало доктора Джеффри Р. Мак-Дональда. Впрочем, с этим монстром из монстров, разгуливающим все эти десять лет на свободе по милости министра юстиции, можно запросто встретиться на Бродвее лицом к лицу…

— А сейчас мы совершим с тобой еще один патриотический вояж, — безапелляционно объявил Грант Беку. — Никаких «но». Успеешь улететь. У нас уйдет на это предприятие не больше часа.

— Сдаюсь, — сказал, подняв руки, Уинстон Бек, — сдаюсь, как сдался мой родной Ричмонд генералу Гранту!

Поймали желтый кеб. Грант бросил таксисту:

— Бэттери парк!

Старинный Батарейный парк стоит на южной оконечности острова Манхэттен. Проехали мимо Уолл-стрита. Грант показал рукой на великолепно освещенную статую Свободы. Темнело. В просоленной мгле осатанело хлестал дождь пополам со снегом. Бурно гудели нью-джерсийские воды за монументом. Стоит он на острове, который ныне называется островом Свободы, в полутора милях от берега Манхэттена.

— Вон там, в Бруклине, — сказал Грант, показывая влево, — я родился и вырос, ходил в школу. Пэррот-стрит. Школа имени Гамильтона. Оттуда отец меня однажды привез сюда, поглядеть на статую. Это мое последнее воспоминание об отце. В июле сорок четвертого он высадился в Нормандии, в декабре погиб в Арденнах, похоронен в бельгийской земле… «Свободу» закрывают у нас зимой в пять вечера — успеем. Здесь я буду твоим гидом…

Переправа на пароме «Мисс Либерти» заняла ровно восемнадцать минут. Качало. Почти шквальный ветер рвал звездно-полосатый флаг на пароме. Из широкой гавани, в которой горели огни океанских кораблей, доносились печальные гудки теплоходов.

«Мисс Либерти» подплыл к острову Свободы. Вблизи вся статуя оказалась покрытой светло-зеленой ржавой окисью. Впрочем, этот русалочий цвет очень идет старой мадемуазель, творению эльзасца из Страсбурга Фредерика Огюста Бартольди, которого вдохновлял образ незабываемой молодой парижанки с факелом, погибшей у него на глазах на баррикаде.

Ярче двух с половиной тысяч лун горел в ее поднятой правой руке факел Свободы, разгоняя мрак над островом, но, оказывается, это так мало: свет факела виден лишь на пятнадцать миль с моря или земли. А в прежние, доэлектрические времена маяк статуи был еще менее надежным. Совсем другое дело — прообраз его, факел Свободы на парижской баррикаде…

— Когда японцы напали на Пирл-Харбор, — вспоминал Грант, — когда мы вступили в войну против Японии и Германии, я с мальчишками видел, как погасли огни статуи. Загорелись они снова только в день Победы над Гитлером, и этот день я тоже никогда не забуду. Вместе с русскими в Сталинграде мой отец в Арденнах сделал все для Победы, но я знал, что он уже никогда не вернется. Это был в одно и то же время самый счастливый и самый несчастливый день в моей жизни…

Они вошли под немилосердно секущим дождем со снегом, морским бризом и солью внутрь пьедестала, покоящегося на бетонном фундаменте.

Поднялись на смотровую площадку на высоте 260 футов над уровнем Атлантического океана. Теперь они попали в голову статуи. В ней погуливали, посвистывали сквозняки из двадцати пяти окошек в короне. Видимость в хорошую погоду — 15 миль. Сейчас из-за скверной погоды едва можно было разглядеть мириады огней Манхэттена.

На Бека сильное впечатление произвели размытые дождем контуры могучих монолитов-небоскребов Нижнего Манхэттена. Внушительное, что и говорить, зрелище. Железобетонные громады кажутся вечными, как египетские и мексиканские пирамиды, а на самом деле земельные спекуляции привели к тому, что здания в деловом центре великого города трижды сменились за последние полвека с лишним, все выше вознося сверкающие стеклом и металлом этажи к небу, уже подпирая поднебесье плоскими крышами бастионов «большого бизнеса». Как писал Бакминстер Фуллер, инженер, философ и публицист, в недолговечности городских зданий и хаотичного динамизма метрополиса проявляется смена «статичного, ньютоновского видения мира новым, воспитанным на энштейновском понятии относительности». Да, статичны лишь трущобы Гарлема и Баури, да устаревший городской транспорт с подземкой, да грязь на улицах и во дворах…

— Имеются ли здесь летучие мыши? — осведомился Уин. — А гул какой!.. Перефразируя слегка О. Генри, я скажу от имени «Свободы»: «Меня сделал полунемец и подарил от французской нации американскому народу, чтобы поставил он меня у ворот своей индейской земли, где я буду приветствовать еврейских и ирландских эмигрантов, прибывающих в голландский город Нью-Йорк».

Грант показал Беку остров Эллис, или, как его называли эмигранты со всего мира, включая и бедных евреев, «остров Слез». В его таможнях и карантинах, ныне упраздненных, переведенных в другое место, долго томились 16 миллионов изгнанников и переселенцев, жертвы взяточников и грабителей, прежде чем приняла их «земля обетованная». А многих — больных, безденежных — не приняла, отправила обратно.

— Вид в хорошую погоду великолепный, — говорил Грант, — в любое время суток. Я смотрел вот в те окна, как возвращались на кораблях наши солдаты из Франции после победы над Гитлером, и ревел как корова!.. Кажется, к старости я становлюсь сентиментальным. Теперь я понял, почему привез тебя сюда:

«Свобода» — моя подружка детства! Увы, она опять нуждается в капитальном ремонте — операции омоложения…

Когда пошли к лифту, Бек быстро осмотрелся и глянул прямо в глаза Гранту:

— Слушай меня, Джон, внимательно. Взвесь все и откажись, если не хочешь, не можешь рисковать. Перед отъездом сюда я получил письмо. Все письма я тщательно осматриваю, взвешиваю. Даже обнюхиваю, как аэропортный пес, натасканный на взрывчатку или наркотики. На этом среднего размера «манильском» конверте казенного вида штемпели нью-йоркского и вашингтонского почтовых отделений показались мне подозрительными. Шутники, балующиеся сюрпризными хлопушками в почтовых отправлениях, избегают, как правило, посылать свои эпистоли по почте, опасаясь нечаянных взрывов — вся работа и расходы насмарку. У меня есть свой способ проверки и распечатки подозрительных посланий: вышел во двор с перочинным ножом и шнуром, потянул из-за угла конверт. Грохнул взрыв, как от гранаты, едва не вылетели стекла в окнах офисов на нижних этажах. Я отдал на анализ клочья конверта. Лаборатория установила тип взрывчатки — «Ку-пять», сверхмощная пластиковая взрывчатка…

— Ого! — воскликнул Грант. — «Гордость Дюпона»! Так называли ее «зеленые береты». Втрое мощнее тола. Мы поджигали ее и подогревали на ней наши рационы в походах. Дает адскую температуру, но не чадит и не воняет, как тол.

— Да, да! Намажешь лист бумаги этим «маслицем» и посылай недругу сэндвич! До чего дожили! Вместо новогодних поздравлений посылаем друг дружке бомбы по почте!

Он достал из кармана небольшой ключ, показал его Гранту. Того поразил брелок: любовь Уинстона Бека к иронии и тут не оставила его. Брелок изображал «розу ветров». Герб ЦРУ.

— Отделение «Бэнк оф Америка», — молвил он, — на Пенсильвания-авеню около здания ФБР. Номер депозитного сейфа. Это запасной ключ — если что случится со мной, там материалы следующих бюллетеней. Возьмешь?

— Придется, — проворчал Грант.

— Я дал понять «фирме», что секретные разоблачительные документы о ней будут немедленно опубликованы. Это мой единственный козырь, благодаря которому, надеюсь, со мной не случится ничего страшного.

Бек вытащил из кармана другой ключ с брелоком в виде знаменитого брюссельского Мальчика Писа, по преданию спасшего свой родной город тем, что затушил, помочившись, горящий фитиль, зажженный врагами, собиравшимися взорвать городские ворота бочками с порохом. По другому преданию, услышанному Грантом в Брюсселе, куда он заезжал, проводя отпуск в путешествии по Западной Европе, Мальчик Пис помочился из окна на головы ненавистных испанских солдат, захвативших Бельгию, в честь чего брюссельцы поставили ему сначала каменный, а затем бронзовый памятник.