Эрнест Хорнунг - Умышленное убийство (сборник)

• Название: Умышленное убийство (сборник)
• Автор: Эрнест Хорнунг
• Издательство: Гелеос
• Жанр: Литература 19 века
• Год: 2011

Эрнест Уильям Хорнунг – английский писатель, создатель серии детективных романов о Раффлзе, обаятельном взломщике, промышлявшем во времена викторианской эпохи. Эта серия принесла автору общенациональную, а впоследствии и мировую известность. Хорнунг был женат на Констанции Дойль, сестре Артура Конан-Дойля.

Главный герой книги «Умышленное убийство», ни о чем не подозревая, становится соучастником преступления. Все начинается с судьбоносной встречи в гостинице «Олбани», где он поверяет свои горести старому знакомому Раффлзу и обращается к нему за помощью. Но элегантный лондонский денди давно уже вынашивает хитроумный план…

---

Но, помимо всего этого, не забыть мне и собственных ощущений. О, этот обед стал для меня настоящим испытанием, кошмаром всей моей жизни! Одним ухом я внимал рассказам своего собеседника, а другим пытался прислушаться к шорохам, которые должны были бы доноситься из соседней комнаты. Один раз я все же услышал, как неосторожно повернулся Раффлз совсем неподалеку от нас, ведь комнаты были разделены не надежными раздвижными дверьми, как это делалось прежде, а какой-то неубедительной перегородкой и прикрыты шторами. В этот момент я «случайно» пролил немного вина на стол и нарочито громко рассмеялся над очередной сальной шуткой австралийца. Больше никаких звуков из спальни не доносилось, хотя я постоянно напрягал слух. Уже позже, когда официант наконец покинул нас, Крэггс, к моему ужасу, сам внезапно вскочил со своего места и, не произнеся ни слова, рванулся в сторону спальни. Я сидел окаменев и ждал его возвращения, ощущая, как бешено заколотилось у меня сердце в груди от дурного предчувствия.

– Мне почему-то послышалось, будто там хлопнула дверь, – пояснил, вернувшись, «достопочтенный» хозяин. – Наверное, я все же ошибся… Тут виновато мое богатое воображение… я был сильно удивлен. С чего бы это? Кстати, Раффлз говорил вам о том, какое бесценное сокровище я храню там, в соседней с этой комнате? Нет?

Ну вот и все. Он наконец-то вспомнил о своей картине. До этого времени мне худо-бедно, но все же удавалось задерживать его внимание на вопросах, связанных так или иначе с Квинслендом. Я расспрашивал его о том особняке, который он вознамерился выстроить, уточнял мельчайшие подробности плана, хвалил его по всякому поводу, а некоторые истории готов был выслушать и по второму разу. Вот и сейчас я решил вернуться к надоевшей уже теме, но мне не повезло. Он сам случайно вспомнил о своем нелегально добытом шедевре, и теперь, видимо, решил просветить меня по этому вопросу. Я заметил, что Раффлз что-то мельком успел мне сказать, но мы ничего с ним не обсуждали, потому что должны были на время расстаться. И снова меня ждала неудача. Как человек по природе словоохотливый, да еще после сытного обеда, этот негодяй вознамерился говорить теперь только на одну-единственную тему. Я рассеянно посмотрел на настенные часы, с ужасом отметив, что стрелки показывали всего лишь четверть десятого.

Я не мог уйти хотя бы из элементарного приличия. Мне не оставалось ничего иного, как продолжать сидеть на своем месте (мы допивали вино) и выслушивать рассказ хозяина о том, что же подвигло его на приобретение старинного шедевра. Оказывается, все дело было в том, что он пообещал себе «заткнуть за пояс» одного из своих коллег, который сам интересовался искусством и считался известным коллекционером в Квинсленде. Теперь же, по мнению Крэггса, этот жалкий и никчемный тип должен был бы «сдохнуть от зависти, лопнуть на месте и провалиться сквозь землю» одновременно. Я был готов слушать до бесконечности оскорбления этому неведомому мне коллеге, но даже эта длинная речь Крэггса все же дошла до конечной точки, после чего последовало неизбежное. А именно приглашение в спальню лично посмотреть на картину. То, чего я опасался весь вечер, произошло!

– Вы должны непременно лицезреть мое приобретение. Это здесь, в соседней комнате, я уже говорил вам. Сюда, пожалуйста, прошу вас.

– А разве вы еще ее не упаковали? – поспешно осведомился я.

– Ничего страшного, всего лишь один замок, который легко открывается ключом.

– Ну что вы, я не смею вас беспокоить, зачем вы будете тратить свое время на такие вещи? Не волнуйтесь, не стоит… – упрямо настаивал я. – Это ведь такие хлопоты!

– А мне это вовсе и не трудно! Никаких хлопот. Это совсем не сложно, сейчас вы сами убедитесь. Идемте же! К черту все эти ваши любезности!

Тут я понял, что сопротивляться дальше бессмысленно. К тому же это было и опасно, он мог заподозрить неладное. Поникнув головой, я молча побрел вслед за ним в спальню и приготовился страдать. Мучения мои начались с того, что австралиец показал мне футляр для хранения и перевозки карт и принялся нахваливать его. Этот незамысловатый предмет, судя по всему, был настоящей гордостью своего хозяина, и Крэггс несколько раз повторил, что именно он придумал хранить здесь картину. Мне казалось, что он никогда не перестанет рассказывать мне об этом футляре и «сложнейшем» и практически неотпираемом жуликами замке новой модели, который он прикрепил к нему. Прошла, наверное, целая вечность, прежде чем он воткнул ключ в замок и повернул его в маленькой скважине. Раздался еле слышный щелчок, и сердце мое замерло. Как мне показалось, навсегда.

– Господь Всевышний! – воскликнул я в следующий момент.

Картина лежала свернутой на своем месте, среди карт и планов земельных участков.

– Я так и знал, что вы обалдеете, – ухмыльнулся Крэггс, осторожно разворачивая полотно, чтобы я смог полюбоваться им несколько минут. – Стоящая вещица, вы не находите? Ну кто бы мог подумать, что ее написали более двух веков назад, а? С виду и не скажешь. Между прочим, так оно и есть. Можете поверить мне на слово. Старик Джонсон сдохнет от зависти, когда увидит это. А то мне уже надоело слушать, как он хвастает своими картинами. Да у него усы повылазят, как щетина из кисточек у поганого художника, когда он узрит этакое чудо. Эта одна-единственная картина стоит, пожалуй, всех тех, что имеются в Квинсленде. Да что там Квинсленд – во всей Австралии с островами, вместе взятыми! Цена ей не меньше пятидесяти тысяч фунтов, а я ее всего за пятерик отхватил.

Он пихнул меня в ребра, словно желая привести в чувство, и продолжал нахваливать свое удачное приобретение. Видимо, мое состояние порадовало его, потому что он потер руки и продолжал:

– Ну раз уж вы тут так отреагировали на мою покупочку, что же произойдет со стариком Джонсоном? Надеюсь, он тут же повесится, причем виселицу сколотит себе из рамок, в которые вставлял свою мазню и упорно называл ее художеством!

Одному Богу известно, что в это время творилось в моей голове. Мысли отчаянно носились в ней, с бешеной скоростью сменяя одна другую. Я упорно молчал, и это можно было понять и объяснить моим восхищением перед истинным шедевром. Но это только поначалу. В общем-то, я онемел и по другой причине. Раффлзу не удалось украсть картину – он провалил наше дело! Может быть, я чем-то подвел его? Может, я смогу все исправить? Но как? Каким образом? Нет, все пропало. Слишком поздно что-то предпринимать и менять.

– Ну, прощай, моя прелесть, – засмеялся Крэггс, сворачивая полотно и снова укладывая его в футляр. – Теперь увидимся в Брисбене.

Он закрыл футляр на замок, и все внутри меня вдруг затрепетало.

– Не скоро мы теперь встретимся, моя радость, – продолжал австралиец, пряча ключ в карман. – Как только я окажусь на корабле, это сокровище отправится в сейф, а он расположен в специальном охраняемом помещении для таких вот вещиц.

Отправится в сейф! Ах, как мне хотелось, чтобы этот тип отплыл к себе в Австралию со всем своим барахлом, которое он приобрел законным путем! Как я желал, чтобы мне удалось сделать хоть что-то там, где Раффлз, всегда безупречный и непобедимый, на сей раз провалился!

Мы вернулись в соседнюю комнату. Не помню, сколько времени длилась наша дальнейшая беседа и вообще о чем мы потом разговаривали. Мы перешли на виски с содовой, как и требовал того этикет перед расставанием. Я едва притронулся к напитку, а мой хозяин жадно поглощал стаканчик за стаканчиком. Когда я покидал его около одиннадцати вечера, он был уже не в состоянии связать и двух слов.

Последний поезд уходил из Ватерлоо в Эшер без десяти двенадцать. Я нанял экипаж и очень скоро был у себя дома, а еще через тринадцать минут вернулся в гостиницу. Я быстро поднялся по лестнице. В коридоре ни единой души не попалось мне навстречу. Лишь секунду я колебался, стоя на пороге его номера. Услышав доносящийся изнутри храп, я быстро отпер дверь своей отмычкой, которую не преминул захватить на всякий случай.

Крэггс даже не шелохнулся, он лежал на диване и крепко спал. Но мне показалось, что все же недостаточно крепко. Вот почему я смочил свой носовой платок хлороформом, который тоже не забыл прихватить, и аккуратно прижал его ко рту австралийца. Два-три раза он глубоко вдохнул и, как я полагаю, теперь уж точно превратился в настоящее полено на несколько часов.

Я спрятал платок в карман и вытащил у него из жилетки заветный ключик. Уже через пять минут ключ лежал на своем прежнем месте, а я за это время уже успел обернуть картину вокруг своего торса и закутаться в длинный плащ с капюшоном. На прощание я все же решился принять немного виски с содовой, чтобы успокоиться. Потом я рванул сразу на вокзал, но и там, сидя в вагоне первого класса для курящих, я еще некоторое время никак не мог унять дрожь, пугаясь каждого пассажира и подавляя в себе желание поминутно оглядываться по сторонам. Наконец поезд тронулся, я закурил, а в окошке весело замелькали огни Ватерлоо.