Артур Конан Дойль - Самые знаменитые расследования Шерлока Холмса

• Название: Самые знаменитые расследования Шерлока Холмса
• Автор: Артур Конан Дойль
• Жанр: Детектив
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-699-92869-9

Английский писатель, публицист и журналист Артур Конан Дойл вошел в мировую литературу в первую очередь как создатель самого Великого Сыщика всех времен и народов – Шерлока Холмса. Благородный и бесстрашный борец со Злом, обладатель острого ума и необыкновенной наблюдательности, с помощью своего дедуктивного метода сыщик решает самые запутанные головоломки, зачастую спасая этим человеческие жизни. Он гениально перевоплощается, обладает актерским даром и умеет поставить эффектную точку в конце каждого блестяще проведенного им расследования.

---

Леонардо был умен, находчив и хитер. Спланировал все он. Говорю я это не для того, чтобы переложить вину на него. Я была готова пройти с ним каждый шаг этого пути. Но моего ума не хватило бы, чтобы измыслить подобное. Мы изготовили дубину – Леонардо изготовил, – и к свинцовому концу он припаял пять длинных стальных гвоздей остриями наружу, точно по форме львиной лапы. Дубина, чтобы нанести смертельный удар моему мужу и создать впечатление, будто нанес его лев, которого мы выпустим из клетки.

Ночь была непроглядно темной, когда мой муж и я пошли, как было у нас в обычае, накормить льва. Мы несли сырое мясо в цинковом ведерке. Леонардо ждал за углом большого фургона, мимо которого мы должны были пройти по дороге к клетке. Он замешкался, и мы уже прошли мимо него, прежде чем он успел нанести удар. Но он последовал за нами на цыпочках, и я услышала треск, когда дубина размозжила череп моего мужа. При этом звуке мое сердце подпрыгнуло от радости. Я бросилась вперед и отодвинула засов дверцы большой львиной клетки.

И тут произошло ужасное. Возможно, вы слышали, как быстро эти хищники чуют запах человеческой крови и в какое неистовство он их приводит. Непонятный инстинкт подсказал зверю, что сражен человек. Едва я приоткрыла дверцу, как во мгновение ока он выпрыгнул наружу и набросился на меня. Леонардо мог бы меня спасти. Если бы он подбежал и ударил льва дубиной, он укротил бы его. Но он струсил. Я услышала, как он закричал от ужаса, увидела, как он повернулся и кинулся наутек. В тот же миг клыки льва сомкнулись на моем лице. Его смрадное жаркое дыхание сразу одурманило меня, и я почти не ощущала боли. Ладонями я попыталась оттолкнуть от себя огромные, словно дымящиеся, окровавленные челюсти и закричала, призывая на помощь. Я сознавала, что в лагере поднялась суматоха, а затем смутно помню группу подбегающих мужчин. Леонардо, Григгс и другие извлекли меня из-под львиных лап. Это было моим последним воспоминанием, мистер Холмс, на протяжении долгих томительных месяцев. Когда я очнулась и увидела себя в зеркале, я прокляла этого льва – ах, как я его проклинала! – не за то, что он уничтожил мою красоту, но за то, что он не оборвал мою жизнь. У меня было лишь одно желание, мистер Холмс, и достаточно денег, чтобы его исполнить. Так укрыть мое бедное лицо, чтобы никто не мог его увидеть, и жить там, где никто из тех, кого я знала, не мог бы меня отыскать. Сделать я могла только это, и сделала. Бедная раненая зверюшка, которая уползла в свою норку умереть, – таков конец Юджинии Рондер.

Когда несчастная женщина завершила свою историю, некоторое время мы сидели в молчании. Затем Холмс протянул свою длинную руку и погладил ее пальцы с таким сочувствием, какое я редко у него замечал.

– Бедная девочка! – сказал он. – Бедная девочка! Пути судьбы поистине трудно постичь. Если не существует какой-либо компенсации по ту сторону могилы, тогда наш мир – жестокая шутка. Ну, а этот Леонардо?

– Я больше никогда его не видела и не получала от него никаких известий. Возможно, я несправедливо ожесточилась против него. Любить объедки льва? Почему бы и не какую-нибудь из уродиц, которых мы возили по стране? Но женская любовь так легко не умирает. Он оставил меня в когтях льва, он покинул меня в час моей нужды, и все же я не могла послать его на виселицу. Меня не трогало, что будет со мной. Что могло быть ужаснее уже случившегося? Но я встала между Леонардо и его участью.

– И он умер?

– Утонул в прошлом месяце, купаясь вблизи Маргейта. Я прочла о его смерти в газете.

– А что он сделал с когтистой дубиной, самой особенной и хитроумной деталью вашего рассказа?

– Право, не знаю, мистер Холмс. Возле лагеря был заброшенный карьер с тинистой водой, заполнившей его дно. Может быть, тина там прячет…

– Ну, сейчас это значения не имеет. Дело закрыто.

Мы уже встали, чтобы уйти. Но что-то в голосе женщины заставило Холмса быстро обернуться к ней.

– Ваша жизнь вам не принадлежит, – сказал он, – руки прочь от нее.

– Чем она может быть полезна кому бы то ни было?

– Откуда вам знать? Пример терпеливого страдания сам по себе уже бесценный урок в нетерпеливом мире.

Ее ответ был ужасен. Она откинула вуаль и вошла в полосу света.

– Не знаю, смогли бы вы это вынести, – сказала она.

Жутчайшее зрелище. Нет слов, чтобы описать лицо, которого нет. Два живых и красивых карих глаза, печально глядевшие из этого нестерпимого обезображивания, делали его лишь страшнее. Холмс поднял ладонь жестом жалости и протеста, и мы вместе покинули комнату.

Два дня спустя, когда я навестил моего друга, он с некоторой гордостью указал на голубой пузырек в уголке каминной полки. Я взял пузырек в руки и увидел красную наклейку, предупреждающую о яде. Когда я открыл пузырек, в воздухе разлился приятный запах миндаля.

– Синильная кислота? – сказал я.

– Совершенно верно. Пришло по почте. «Посылаю вам мой соблазн. Я последую вашему совету». Вот что было в записке. Думаю, Ватсон, мы с вами знаем имя мужественной женщины, написавшей ее.

Побелевший кавалерист

Идеи моего друга Ватсона хотя и ограниченны, но необыкновенно прилипчивы. Долгое время он докучал мне требованием самому написать о каком-нибудь моем случае. Быть может, я сам навлек на себя это бедствие, поскольку часто имел основания указывать ему на то, как поверхностны его собственные изложения, и обвинять его в потакании вкусам публики, вместо того чтобы ограничиваться фактами и цифрами. «Сами попробуйте, Холмс!» – парировал он, и вот, взявши в руку перо, я вынужден признать, что материал необходимо подать таким образом, чтобы заинтересовать читателей. Предлагаемый случай отвечает этому требованию, так как принадлежит к наиболее странным в моих запасах, хотя так уж вышло, что в коллекции Ватсона он отсутствует. Кстати, о моем старом друге и биографе: хочу воспользоваться этой возможностью и заметить, что если в моих разнообразных пустячных расследованиях я обременял себя товарищем, то не по дружбе или прихоти, но потому, что у Ватсона самого есть некоторые примечательные дарования, которым по благородству он не уделял никакого внимания, преувеличенно оценивая мою деятельность. Наперсник, предугадывающий твои выводы и намерения, опасен. Но тот, для кого каждый новый поворот событий неизменно оказывается сюрпризом, а будущее всегда остается закрытой книгой, поистине идеальный помощник.

Моя записная книжка напоминает, что в январе 1903 года сразу после хаоса бурской войны я познакомился с мистером Джеймсом М. Доддом, широкоплечим, бодрым, загорелым честным британцем. В то время мой добрый Ватсон покинул меня ради жены – единственный его эгоистичный поступок на протяжении наших отношений, какой я помню, и я пребывал в одиночестве.

У меня есть привычка сидеть спиной к окну, а моих посетителей сажать в кресло напротив, так, чтобы свет падал на них полностью. Мистер Джеймс М. Додд, казалось, не знал толком, как начать разговор. Я не пробовал помочь ему, так как его молчание давало мне больше времени понаблюдать за ним. Я давно убедился, насколько разумно внушать клиентам веру в твою проницательность, а потому сообщил ему кое-какие свои выводы.

– Полагаю, вы прибыли из Южной Африки, сэр?

– Да, сэр, – с некоторым удивлением ответил он.

– Думаю, имперские конные волонтеры?

– Совершенно верно.

– Миддлсекский полк, без сомнения?

– Именно так. Мистер Холмс, вы колдун!

Я улыбнулся его растерянности.

– Когда джентльмен мужественного облика входит в мою комнату с таким загаром на лице, каким английское солнце одарить не может, и с носовым платком в рукаве вместо кармана, не так уж трудно определить, кто он. Ваша короткая бородка показывает, что вы служили не в регулярных частях. Вы выглядите кавалеристом. А что до Миддлсекса, ваша визитная карточка уже сообщила мне, что вы биржевой маклер с Фрогмортон-стрит. В какой другой полк могли вы поступить?

– Вы видите все.

– Вижу я не больше, чем вы, но я натренировал себя замечать то, что я вижу. Однако, мистер Додд, вы пришли ко мне сегодня утром не обсуждать науку наблюдательности. Что произошло в Таксбери-Олд-Парке?

– Мистер Холмс!..

– Дорогой сэр, тут нет никакой тайны. Так было помечено ваше письмо, а настойчивость, с которой вы подчеркивали неотложность вашего дела, ясно показывала, что случилось нечто внезапное и важное.

– О да! Письмо было отправлено днем, а затем произошло еще многое… Если бы полковник Эмсуорт не вышвырнул меня вон…

– Вышвырнул!

– Ну, несколько в переносном смысле. Железный человек, полковник Эмсуорт. В свое время самый крутой солдафон в армии. И это было время не слишком мягких выражений. Я бы не сунулся к полковнику, если бы не Годфри.

Я закурил трубку и откинулся в кресле.

– Не объясните ли, о чем, собственно, вы говорите?

Мой клиент лукаво усмехнулся.