Стефан Дичев - Современная болгарская повесть

• Название: Современная болгарская повесть
• Автор: Стефан Дичев
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 1975

В предлагаемый сборник вошли произведения, изданные в Болгарии между 1968 и 1973 годами: повести — «Эскадрон» (С. Дичев), «Вечерний разговор с дождем» (И. Давидков), «Гибель» (Н. Антонов), «Границы любви» (И. Остриков), «Открой, это я…» (Л. Михайлова), «Процесс» (В. Зарев).

---

— Единственное, о ком я жалею, — это о мальчике. В больнице привыкаешь ко многому, но я знала ребенка… Андрей равнодушно выслушал ее фразы, свидетельствовавшие об угрызениях совести, которые ни в коей мере не были такими жгучими, как следовало ожидать. И это ему нравилось в ней. Он отлично понимал, что прежде всего человек должен уметь справиться с самим собой, а уж потом думать о других. Сестра Бонева была естественной. Юлия же не владела собой в полной мере и в аналогичном случае не выдержала бы угрызений совести. И это мысленное сопоставление вызвало в нем глухую боль.

— Чему вы улыбаетесь? — спросила сестра Бонева и быстро прикрыла колени, блестевшие в желтом свете.

И оба смутились, когда он неожиданно встал и пошел к дверям. Она настигла его в коридоре и протянула сигареты. Лишь сейчас он заметил, — что в ее ушах, словно капли воды, сверкали серьги из прозрачного стекла. Пятнышки света играли на ее шее, словно в уши были вдеты маленькие зеркальца.

— Ясно одно. И мне и вам нужно выиграть это дело…

— Да, — совершенно прозаично ответила она и наконец протянула руку. Он подождал, пока в доме стихнут ее шаги, и в его сознании всплыл образ Юлии…

Андрей открыл окно и смотрел, как на виноградные листья падает дождь. От города остался только двор тетушки Минки с безукоризненно вскопанными грядками, с вынутой из подвала огромной бочкой у входа и стуком фишек. Офицер запаса и дядюшка Киро играли в нарды в маленькой гостиной…

Желание высказаться, поговорить с кем-нибудь тяготило Андрея. Последнее время он постоянно испытывал такое чувство, будто у него что-то болит, будто он ходит по замкнутому кругу. Он не мог бесконечно, целыми вечерами перелистывать выпуски «Социалистического права». А если бы напился, то перед его глазами возникла бы Юлия. Бессмысленно было думать о ней. Он пытался убедить себя, что хочет защитить невинного человека, а против него восстает город, жаждущий возмездия. В то же время он понимал — если ребенок отравлен, то должен быть и виновный. Его честолюбие восставало против возмездия, необходимого людям, чтобы верить в добро. Несколько раз, переходя Главную, вымощенную грубой крупной брусчаткой, он слышал за своей спиной насмешки. Сестра Бонева понесет наказание — этого людям достаточно, тогда как ему прощения нет. Он тут «иностранец», никому непонятный ни своим серым костюмом, ни маленькими красивыми бакенбардами, ни странным нежеланием пробовать домашнее вино… Это были люди настолько же плохие, насколько и хорошие… И, возможно, именно это подогревало его честолюбие.

Андрей понимал, что кульминация дела — включение ампулы с пирамидоном. В материалах следствия, представленных в суд Живчиком, этот момент был упущен. Живчик нарисовал сравнительно полную картину фактической обстановки, но его убежденность в том, что сестра Бонева виновна, так довлела над ним, что он даже не дал себе труда подтвердить это показаниями свидетелей. При таком положении дел Андрей видел основную свою задачу в том, чтобы на судебном процессе нейтрализовать свидетелей.

Любопытными были показания санитарки, присутствовавшей на операции и допрошенной Живчиком.

После того как у мальчика начались судороги и всех охватила паника, она первая сообразила проверить, что же ему вводилось. «Я сразу же очень удивилась, потому что у физиологического раствора соленый вкус, а это чем-то отдавало…» Она обратила внимание доктора Цочева на содержимое ампулы, три четверти которого было перелито в кровь ребенка. Одновременно она утверждала (и это было исключительно важно), что сестра Бонева вряд ли могла включить пирамидон в систему, так как в это время стояла, низко нагнувшись, за вспомогательным столиком и, по ее мнению, или что-то искала, или поправляла чулок. Однако на вопрос, видела ли она, кто именно включил ампулу, ответила отрицательно.

Утром, выиграв в суде легкое бракоразводное дело, Андрей долго прождал на крыльце, сбрасывая носком ботинка со ступенек осенние листья, которые ветер подхватывал, закручивая в странном танце. Санитарка подошла бесшумно, с тревогой огляделась и не приняла протянутой Андреем руки. Кинула:

— Пойдемте…

В полном молчании, сопровождаемые взглядами больных, которые прогуливались по коридору, они поднялись на второй этаж и вошли в палату, где стояли четыре кровати, только на одной лежала бледная старушка.

— Это моя родственница, — скороговоркой представила ее санитарка и облегченно вздохнула. — К тому же она и не слышит…

Старая женщина с любопытством смотрела в окно. Андрей не мог курить, санитарка к чему-то встревоженно прислушивалась и имела вид куда-то торопящейся женщины. На ее губах играла испуганная и одновременно озорная улыбка. Андрей заметил, что волосы у нее сильно поредели и сквозь них, несмотря на «взбитую» прическу, просвечивает темя.

— Она не виновна, — объявила санитарка.

— Кто не виновен?

— Как кто? Сестра Бонева, конечно.

Поток слов, который затопил комнату, раздражал Андрея. Санитарка относилась к тому тину женщин, которые ухитряются долго рассказывать о том, что вы ранить можно одной фразой. В заключение она вдохновенно объявила, что сестра Бонева — единственный человек, который ей всегда одалживал деньги.

— Сестра Бонева — золотой человек… — закончили санитарка и весело рассмеялась, словно сказала нечто остроумное. В голосе ее сквозило то же проворство, что и в руках, которые бессознательно оправляли простыню на кровати.

— Мне всегда весело. Один раз живем, разве не так?

Андрей согласился. Ему невыносимо хотелось курить. Виделась, будто сон наяву, зажженная сигарета, окутанная синеватым дымком. Сначала, когда он попросил рассказать об операции подробно, она смутилась, а затем широко ухмыльнулась и твердо сказала:

— Спроси моего мужа…

— Почему мужа?

— А он все знает, я рассказывала ему…

— Ты же минуту назад говорила, что сестра Бонева не виновна. Это надо будет повторить перед судом.

— Если муж скажет… почему не повторить.

Андрей чуть не взорвался, а санитарка продолжала прислушиваться к чему-то, поглядывая на дверь, словно они тут совершали преступление. Старушка протирала стекла очков и пыталась уловить что-нибудь и а их разговора.

Послеобеденное солнце разделило палату на две части, лениво прокладывал между ними желтовато-золотую тропинку.

— Я не хочу, чтобы сестра Бонева попала в тюрьму, — без прежней невозмутимости, возбужденно повторила женщина. — И я повторю то, что записал следователь, а больше ничего… У нас в доме все решает муж. Он хранит деньги, он включает телевизор… Больше ничего…

Ее смех раздался в его ушах, как пощечина, и Андрей бессознательно ощутил ее страх. Его угнетала ее неестественная жизнерадостность, движение ее руки, которая словно бы ласкала постель.

— Тебе известно что-нибудь о связи сестры Виргилии с мужем Боневой? — неожиданно для самого себя спросил Андрей.

И снова вынужден был выслушать продолжительный напористый смех.

Конечно, вся больница, весь город знает, что они вот уже год как «любовники». И сестра Бонева была что ни на есть «несчастная», да молчала, потому как все-таки «муж — это муж».

Они шумно распрощались. Андрей пытался убедить себя, что удивлен. Сестра Бонева солгала ему. В разговорах с ним она категорически утверждала, что именно Первого мая, в день операции, узнала об отношениях своего мужа с сестрой Виргилией. Странно, Андрей не чувствовал огорчения. Он больше не задал ни одного вопроса, так как не было ни одного готового ответа…

Андрей неопределенно улыбнулся дождю, стучавшему о виноградные листья, и снова уткнулся в фармакопею…

11

Наконец узнал дату — дело будет рассматриваться второго октября в судебной палате окружного города. В списке оно значилось первым, следовательно, начнется в девять утра. Андрей не знал состав суда, и никто не потрудился ознакомить его с ним.

Когда он выходил из судебной канцелярии, в коридоре его остановил один из известных адвокатов — Цеков. Коридор был запружен преимущественно цыганами. Люди расположились на скамьях, курили по углам, оживленно размахивали руками, и в ушах Андрея зашумело, словно где-то гудело радио.

Они прошли через толпу, поздравлявшую Цекова. Так гордого римского полководца, вернувшегося с победой, приветствует народ. Они пересекли площадь и вошли в контору Цекова. Комната была маленькая, но с высоким потолком. В ней стояло три письменных стола. На длинных шпурах спускались два матово-белых круглых плафона. Один из них висел как раз над столом Цекова, и Андрей машинально представил себе, как по вечерам на темя адвоката ложится большое пятно света.