Финнуала Кирни - Ты, я и другие

• Название: Ты, я и другие
• Автор: Финнуала Кирни
• Жанр: Роман
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-088763-7

В каждом доме есть свой скелет в шкафу… Стоит лишь чуть приоткрыть дверцу, и семейные тайны, которые до сих пор оставались в тени, во всей их безжалостной неприглядности проступают на свет, и тогда меняется буквально все…

Близкие люди становятся врагами, а их существование превращается в поединок амбиций, войну обвинений и упреков.

…Узнав об измене мужа, Бет даже не предполагала, что это далеко не последнее шокирующее открытие, которое ей предстоит после двадцати пяти лет совместной жизни. Сумеет ли она теперь думать о будущем, если прошлое приходится непрерывно «переписывать»? Но и Адам, неверный муж, похоже, совсем не рад «свободе» и не представляет, как именно ею воспользоваться…

И что с этим делать Мэг, их дочери, которая старается поддерживать мать, но не готова окончательно оттолкнуть отца?..

---

— Да, папа.

— Привет, Мег. — Я не рискую назвать ее прозвищем.

«Тыковка». — Как дела?

Сердце колотится.

— Хорошо — насколько это возможно, если отец — урод.

У меня перехватывает горло.

— Да, я заслужил. Прости.

— Заслужил. И что изменят извинения? Ты все еще с… этой?

Она очень похожа на меня: мои глаза, мои длинные ноги, волосы цвета, который Бет называет каштановым.

Мои гены. Зато все, что касается характера, в ней от Бет. И пустым словам она не верит.

Поэтому я коротко отвечаю:

— Да.

— Отлично. И зачем ты звонишь?

— Ты моя дочь, Мег. Я бы хотел тебя увидеть. Пожалуйста.

— А зачем? Представишь меня своей шлюшке?

Будем изображать дружное семейство?

Меня передергивает. Моя дочь тоже сквернословит.

— Я…

— Знаешь, папочка, ты бы не ковырялся в ране!

Еще не зажила. Ты не тот человек, за которого я тебя принимала. — Я прямо вижу, как она трясет головой.

— Ты просто не тот человек.

Я прикусываю задрожавшую губу. Она права.

— Прости.

— Бла, бла, бла… — И она вешает трубку.

Я съезжаю к обочине. Содержимое желудка оказывается на краю шоссе А13. Достается и дверце моего обожаемого «лексуса». В ушах эхом отдаются слова давно умершей матери: «Надеюсь, ты гордишься собой, Адам». Я вытираю рот рукавом рубашки, смотрю на мчащийся мимо транспорт, а потом на небо.

Мег ненавидит меня. Я вляпался. И вляпался всерьез.

Дом ничуть не изменился. Не знаю, почему я ждал чего-то другого. Отрезок времени, пока меня здесь не было, не дольше обычного отпуска, однако жизнь дала крутой вираж. Машины Бет нет на подъездной дорожке, и я гадаю, использует ли она гараж, когда там освободилось место от моего автомобиля. Закидываю в рот мятную жвачку и, не раздумывая о том, что буду делать, выхожу из машины.

Под пальцами надрывается звонок. Тишина. Набираю номер. Автоответчик. Ключи у меня есть, но… Иду к гаражу, заглядываю в боковое окошечко. Автомобиля нет, выходит, она точно уехала. Тыльной стороной ладони протираю стекло и заглядываю внутрь.

По бокам аккуратные ряды полок, все убрано. Никто не посягнул на место для моего любимого авто — того самого, на пассажирской дверце которого сейчас засохла блевотина.

Я достаю ключи и пытаюсь открыть патентованный замок. Безрезультатно. Второй тоже не поддается.

Затем меня осеняет: Бет поменяла замки! Внезапно возникает ощущение, что она внутри. И была там все это время. Я пытаюсь приоткрыть почтовый ящик.

— Бет! Открой дверь!

В ответ — молчание. Я стою на коленях и, выкрутив шею, вглядываясь сквозь прорезь для писем.

— Привет, Адам.

Оборачиваюсь. Сильвия, соседка, одна из тех, с кем мы дружили, стоит в проходе живой изгороди.

Я отряхиваю пыль с брюк.

— Сильвия, м-м-м, я…

— Замки поменяли, — подтверждает она, глядя в сторону.

— Вижу. — Я ищу ее взгляд. В конце концов, более десяти лет мы ходили друг к другу на ужин. — А ты… — У Сильвии всегда были запасные ключи от нашего дома.

— Не проси меня, Адам, пожалуйста.

Я киваю:

— Не буду. Извини. Ты знаешь, где она?

Сильвия пожимает плечами. В этом движении — печаль и сожаление. Мне отчего-то не хочется слушать слова осуждения на своем собственном пороге.— Ладно, не переживай. Я позвоню ей позже.

Кивком прощаюсь с прежней доброй знакомой и ныряю в безопасность заблеванного «лексуса».

Боже! Откидываюсь на мягкую кожу водительского сиденья. Куда девалась моя жена? Она может быть у подруги, Карен.

Включаю мотор и выруливаю на шоссе. Бет может вести себя как хочет. У меня больше нет права удивляться, куда она исчезла вечером в пятницу — да и куда отправится в любой другой вечер, если уж на то пошло. В мозгу вспыхивает картинка: она с другим.

Мне это не нравится. Впрочем, сам себе я нравлюсь еще меньше.

Глава 3

— Я бы хотела, чтобы ты написала про себя, — говорит доктор, когда часовая встреча завершается. — Не про Адама, не про Мег, не про мать или отца-алкоголика, не про умершего в младенчестве брата — про себя. Много не раздумывай. Просто сядь и напиши.

Мысль о том, что придется описывать себя…

Сжаться бы в комочек и замереть на стуле — как в детстве.— Принцип матрешки, — подсказывает она и снимает с журнального столика маленькую фигурку.

В прошлый визит я заметила, что ими заставлена целая полка. Каролина открывает матрешку, достает куколок одну за другой. Пять штук, последняя — размером меньше мизинца.

— Вот. — Доктор подносит ухоженный ноготь к центру самой маленькой фигурки. — Слой за слоем, и ты доберешься до себя. До своей сути.

— Не знаю, — говорю нервно. — Не уверена, что понимаю себя настолько глубоко.

Она откидывается на спинку стула.

— Возможно, стоит начать с вопроса: «Кто я?»

Я представляю, как изучаю себя, взламывая слой за слоем, и меня накрывает паника. Пара внешних слоев, больше мне не потянуть.

— Дыши, вот так. Медленно, вдох, выдох, — командует доктор. Я закрываю глаза. — А потом уже можно перейти к вопросу: «Что я чувствую?»

О боже, мне плохо. К горлу подступает тошнота.

Сейчас вырвет.

— … а затем: «Что я люблю и ненавижу?»

— Хватит!

Хватит. Я смотрю на доктора и на безмолвно застывшую игрушку:

— Для этих целей потребуется другая матрешка, побольше.

Каролина — а она настаивала, чтобы я называла ее именно так, — предлагает мне несколько дисков и книг по технике релаксации. Указывает точки на кисти, между большим и указательным пальцем, на которые нужно нажимать, если снова возникнет паническая атака. Я-то думаю, для этого прекрасно подходят песни группы «АББА», — поэтому, подъезжая к Вейбриджу, я громко пою «Фернандо». Середина дня, родители забирают детей из школ; поток машин тянется по дороге, как змея.

«Фернандо» заканчивается, я затягиваю «Победитель получает все» — и уже на середине понимаю, что выбор неудачный. Поэтому беру один из дисков Каролины и вставляю в плеер. Салон заполняют звуки волн, бьющих о скалы, и крики дельфинов. Глубокий вдох через нос, выдох ртом — все как она мне показывала.

Через три минуты, когда я торчу в пробке на том же самом месте, раздается трель мобильного. С радостью отвечаю:

— Привет, дорогая.

— Привет, мам. Как дела?

— Отлично.

Я никогда не лгу Мег, но сейчас неподходящее время для признания, что ни «АББА», ни дельфины не сняли мою нервозность. Бросаю взгляд на часы.

— Разве у тебя сейчас нет лекции?

— Ну, да… я не пошла.

— Полагаю…

— Он мне позвонил.

— Вот как.

Машины не сдвинулись ни на дюйм. Я нажимаю на нужную точку левой ладони большим пальцем правой.

— Я так и не поняла, зачем он звонил. Он бросил тебя — я хочу сказать, нас — ради другой женщины.

И теперь такой звонит и просто хочет поболтать!

Я спросила его. В смысле, с ней ли он все еще. У него даже духу не хватило ответить прямо, юлить начал.

Мег переводит дыхание, и я снимаю ногу с тормоза, подавая машину чуть-чуть вперед, затем снова давлю точку на ладони. Завтра там будет синяк.

Заставляю себя сказать правильные слова:

— Мег, дорогая, не отталкивай его резко. Это наше с ним дело. Наш брак распался, но он по-прежнему твой отец. И любит тебя всем сердцем.

Произношу это — и как вижу ее скривленное личико.

В последнее время мы обе сомневаемся, что у него вообще есть сердце.

— Он врет, — зло говорит Мег.

— Да, врет, но только мне, не тебе.

— Его ложь касается и меня! Разве ты не понимаешь, мам?

— Прости.

Я киваю. Разумеется, понимаю. Странно было бы не понимать. Но все же мне почему-то кажется, что эта ее ненависть к отцу пройдет. Она снова научится его любить, и я не хочу, чтобы она нуждалась для этого в моем позволении. Они с отцом всегда были, да и будут, не разлей вода.

— Так что если он снова позвонит, поговори с ним. Прошу тебя, не бросай трубку. Вы друг другу нужны.

Она хмыкает, и я перевожу разговор на другую тему. Спрашиваю о занятиях, уговариваю жить и учиться, словно ничего не случилось. Она обещает прийти на следующей неделе и вешает трубку.

Весь разговор с дочерью занимает несколько минут — я все еще тащусь по Хай-стрит. Снова давлю клавишу плеера и погружаюсь в шум моря и крики дельфинов.

К возвращению домой я чувствую себя совершенно безмятежно, только слегка подташнивает.

Морская болезнь? Паркую автомобиль в нескольких метрах от семейного гаража на две машины. Он расположен отдельно от дома, с той стороны, где соседнее здание подходит не вплотную, и это еще одно любимое местечко Адама: он умирает от злости, стоит кому-то нарушить там порядок.

Въезжаю через дверь. Внутри по одну сторону — полки от пола до потолка, и на них рядами стоят банки с краской, кисти, валики, чистящие жидкости — все разложено по оттенкам и размерам. Я нахожу флакон золотистого спрея, которым в прошлое Рождество красила сосновые шишки. Сейчас странно представить, что когда-то мне казалась важной покраска сосновых шишек.