Пен Фартинг - Пёс, который изменил мой взгляд на мир. Приключения и счастливая судьба пса Наузада

• Название: Пёс, который изменил мой взгляд на мир. Приключения и счастливая судьба пса Наузада
• Автор: Пен Фартинг
• Жанр: Современная проза
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-17-092800-2

Мировой бестселлер «Пес, который изменил мой взгляд на мир» не оставит равнодушным ни одного любителя животных. Автор, Пен Фартинг, удостоен премии Человек года 2014 по версии CNN за свою благородную деятельность по спасению бездомных четвероногих.

"Я устроилась на диване с этой книгой в одной руке, чашкой кофе в другой и коробкой шоколадных конфет на столике. Кофе остыл, к конфетам я так и не притронулась – была целиком поглощена чтением. Невозможно оторваться!". С. Харрисон.

"Мой первоначальный план на жизнь после демобилизации из Королевской морской пехоты состоял в том, чтобы, дав волю своему увлечению скалолазанием, стать инструктором по альпинизму, желательно где-нибудь в теплых краях. Я и представить себе не мог, что буду заниматься спасением бездомных животных в Афганистане… это был совершенно неожиданный финт судьбы. И все благодаря потрепанному, безухому, голодному "бойцовому" псу, которого я назвал Наузадом по названию городка, в котором находилась наша база. Именно этот пес изменил всю мою жизнь". Пен Фартинг.

---

Я уже думал, что из этой ситуации невозможно выбраться невредимым, как вдруг Дэйв протолкался через афганцев и встал рядом со мной.

– Круто, Пен, – бросил он. – А теперь сваливаем отсюда. – После чего ухватил меня за руку и потащил прочь, туда, где стоял наш патруль.

Я видел, что парни уже приготовились к бою. Очень быстро афганцы поняли, что если будут преследовать нас, то нос к носу столкнутся с солдатами.

Парням даже не пришлось браться за оружие, до местных все дошло и без этого. Их загорелые, обветренные лица были искажены яростью. Дэйв дал знак морпехам, и мы двинулись прочь от устроенного мной переполоха.

Когда мы отошли на достаточное расстояние, я обернулся на афганцев в последний раз и посмотрел на полицейского, которого сбил с ног. Он стоял неподвижно, но по-прежнему что-то орал, его крики и ругательства звучали по всему проулку. Желание вернуться и размазать его по стене было нестерпимым. Меня трясло от бешенства.

Но Дэйв явно понял, о чем я думаю, и потащил меня вперед еще быстрее. Нам нужно было догнать патруль и оказаться в безопасности. Все понимали, что у меня это всерьез. Я не собирался стоять и смотреть, как стравливают собак. И мне было плевать, что допускает какая культура.

Полуразрушенное строение стояло в западной части нашей базы, по другую сторону от пустой широкой площадки, отделявшей его от обитаемых зданий. Иногда полицейские там готовили, если по какой-то причине не успевали сделать этого в дневные часы. Разводить огонь в темное время суток было запрещено. Талибы ни за что не упустили бы такую мишень.

Строение было в плохом состоянии. Там не было ни окон, ни дверей и стоял отвратительный запах. Из трещин в некрашеных стенах сыпалась пыль.

С того момента, как наше подразделение прибыло на базу, на это здание мы не обращали особого внимания. Но сегодня я решил туда заглянуть, поскольку хотел хоть ненадолго укрыться от палящего полуденного солнца.

Температура сразу упала на пару градусов, стоило переступить порог и пройти в основное помещение. Сейчас прохлада показалась мне благословением, но афганская зима стремительно приближалась, и у меня было мало надежды на то, что толстые стены будут хранить тепло. И никакого отопления у нас не было.

Центральное помещение было небольшим, два прохода вели из него в боковые, более просторные комнаты. В каждой из них имелось по небольшому окошку, впускавшему солнечные лучи, но в целом здесь царил полумрак, и что-то разглядеть было непросто.

Я снял с пояса фонарь и включил его.

Мебели тут не было, на полу стояла какая-то кухонная утварь и валялась пара оберток. Однако чуть подальше я заметил какую-то старую бумагу, придавленную пятью какими-то странными предметами, положенными друг на друга. Мне стало любопытно, и я подошел поближе. Предмет оказался грубо слепленной глиняной плашкой, похожей на облицовочную плитку, только раз в десять толще. Посередине плитки имелись четыре отпечатка длинных листьев, направленные из центра к краям так, что отчасти это напоминало компас. Я повертел тяжелую плитку в руках. Зачем кому-то было тратить столько времени и усилий, чтобы это сделать, вместо того чтобы заняться чем-то более важным? Я не мог найти объяснения. Мне казалось, в этих краях выживание отнимает все силы.

Я сделал еще три шага в темноту. Слева обнаружилась ниша, совершенно неприметная с первого взгляда. Я пригляделся и понял, что это еще один узкий проход, ведущий в маленькую кладовую.

В глубине души я надеялся, что, исследуя это строение, найду какие-то следы прошлого, хотя, разумеется, здесь должны были все исследовать задолго до меня.

Чего я меньше всего ожидал, так это низкого угрожающего рычания, которое донеслось внезапно из кладовой. Это застало меня врасплох.

Я поводил фонариком ниже и обнаружил источник звука. В луче света отразились два больших красных глаза. Из темноты вновь послышалось рычание. Глаза смотрели на меня, не мигая.

Я отступил на шаг, чтобы осветить фонарем все помещение. Так мне удалось разглядеть собаку, свернувшуюся калачиком у дальней стены. Я сразу признал ее. Это был смахивающий на овчарку пес, которого заставляли драться у меня на глазах пару дней назад.

– О, черт, – сказал я. Мне это выражение показалось как нельзя более подходящим к случаю.

Пес снова зарычал, но не пошевелился.

Какого черта он тут делал? И, главное, кто его сюда впустил? Я точно знал, что ворота стали неприступными с тех пор, как я ими занялся всерьез.

– Это полицейские тебя сюда притащили, да? – шепотом спросил я собаку. Поскольку он был не таким уж маленьким, на полу в этой крохотной кладовке ему едва хватало места, чтобы лежать свернувшись. Задние ноги были плотно прижаты к туловищу.

Он поднял голову к свету, пытаясь разглядеть чужака, вторгшегося в его убежище. Теперь я видел, что мордой он и впрямь слегка похож на овчарку, если не считать обрубков на месте ушей. Правый был все еще покрыт запекшейся кровью. Шерсть у пса на спине была короткой, палевой, а передние лапы до колен оказались белыми, как будто он надел носки.

Пес лежал и смотрел на меня.

– Значит так, я несъедобный, – сказал я ему, чувствуя прилив облегчения. Еда – это язык, который понимают все животные. – Хочешь печеньку? – поинтересовался я и опустил фонарь на землю, чтобы пес мог меня как следует разглядеть. Я присел на корточки и полез в передний карман за галетами, которые носил с собой постоянно. Называть их печеньем означало им сильно польстить: на вкус они больше всего напоминали затхлый картон. Но мы уже знали, что талибы могут напасть в любой момент, и никому не хотелось застрять на наблюдательном посту на несколько часов без всякой еды, даже если пить после этих галет хотелось неимоверно.

Я протянул к собаке левую руку, держа печенье между большим и указательным пальцами на тот случай, если он все-таки решит, что я выгляжу более аппетитно. Я уже видел, какие у него клыки. Знакомиться с ними ближе мне не хотелось.

Он снова зарычал. Это был низкий звук, как будто пробудился какой-то зверь из ночных кошмаров. Я вздрогнул, но все равно продолжал тянуться к нему. Нас с псом разделял еще добрый фут.

– Тихо, Пен, спокойно, – бормотал я сам себе, осторожно придвигаясь ближе. Я отчаянно надеялся, что пес меня просто пугает, но на самом деле настроен не агрессивно.

– Хороший мальчик. Я тебя не обижу, – негромко сказал я ему, – они вкусные, правда!

Я помахал коричневой галетой у пса перед носом. На сей раз дернулся он. Потом посмотрел на галету и с подозрением принюхался. Сомневаюсь, чтобы до сих пор ему доводилось пробовать что-то подобное. Потянувшись, он попытался взять галету зубами.

– Хороший мальчик. У меня еще есть.

Меня порадовало, что в галетах пес все-таки заинтересован больше, чем во мне.

Я вытащил из зеленой упаковки еще одно печенье и подтолкнул к нему, но когда моя рука оказалась слишком близко, он внезапно гавкнул и без предупреждения клацнул челюстями.

Я отреагировал слишком быстро, метнулся назад и плюхнулся на задницу.

Собака при этом не шевельнулась, двигалась только голова. Но угрозу он озвучил достаточно ясно.

– Ладно. Я понял, границы не нарушаем. Все хорошо, Мистер Злобный Пес. – Я бросил ему галету и медленно поднялся.

На этот раз он не стал тратить время и принюхиваться, а просто потянулся вперед, ухватил зубами угощение и принялся жевать.

– Так, приятель, я пойду принесу тебе воды. Она точно не помешает.

Я знал, что оставлять пса на свободе посреди базы нельзя. И мне не хотелось думать о том, какая участь ждет бедолагу в руках полицейских.

Но база теперь была собаконепроницаемой, и он не смог бы сбежать, даже если бы захотел. Значит, мне предстояло вывести его наружу. Однако здравый смысл подсказывал, что мне это не удастся, пока пес не станет мне доверять. Я уж точно не собирался тащить его за ворота насильно.

Я вышел из здания и чуть не ослеп от яркого послеполуденного солнца. Дойдя до того места, откуда мы брали воду, я взял одну из канистр, которые использовали для мытья посуды. Она еще была полна на четверть. Вернувшись в дом, я обнаружил на полу большую серебристую миску, которую полицейские иногда использовали для готовки. Ее ставили на открытый огонь, и снаружи она вся почернела от копоти, а изнутри налипли пригоревшие остатки пищи.

Я наскоро сполоснул ее и постарался убрать пальцами хотя бы часть этой грязи. Потом налил воды побольше и осторожно занес ее в полутемное помещение, где лежал сердитый пес. За время моего отсутствия тут ничего не изменилось. На этот раз я постарался быть аккуратнее и вежливо поставил миску на пол. Я не хотел снова приземлиться на пятую точку.

Пес не шелохнулся. Я слегка подтолкнул миску. Он не зарычал.

– Хороший мальчик. Вот видишь, я на твоей стороне, – сказал я самым дружелюбным тоном, на какой был способен.