Алекс Кош - Богатыри не мы. Новеллы (сборник)

• Название: Богатыри не мы. Новеллы (сборник)
• Автор: Алекс Кош
• Издательство: Э
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-699-93766-0

Тяжело быть самой красивой феей Запроливья. Вечно дают поручения, из-за которых приходится краснеть… Вот, например, поручили ей найти принца. Для поисков у феи есть специальный амулет. Станет кристально прозрачным – значит, принц рядом. Но это всего лишь полдела. Его высочество еще нужно увести с собой, убедить или прибегнуть к обману, а не подействует – соблазнить…

У деда Сергея день рождения в декабре, а родни – много. Пока их обойдешь, пока примешь все поздравления, пока всех угостишь самогоном собственного изготовления, глядишь, и новогодние праздники пройдут. И только одной гостье не везет, который уж Новый год она за ним приходит, а все никак не дождется…

Если американец умер – это не значит, что у него нет гражданских прав! И никому не позволено называть восставших из могил граждан США всякими дикими прозвищами вроде «упыря» или «зомби». – некроамериканцы, и они обязательно защитят дарованные им конституцией гражданские права и свободы…

Андрей Белянин, Василий Головачёв, Алекс Кош и другие в новом сборнике, посвященном памяти грандмастера отечественной юмористической фэнтези Михаила Успенского!

---

Майк невесело усмехнулся, но послушно сжал большую кружку с «американо». Пить, правда, не стал – просто вдыхал поднимающийся от нее ароматный пар, прикрыв глаза. Димка прихлебывал свой «улун» со все той же великолепной невозмутимостью сфинкса и ждал.

– Скажи, Димыч, – наконец начал Соколов, – что ты думаешь насчет переселения душ? Только честно.

Кузин смешно почесал нос, чихнул, по-собачьи тряхнув головой и чудом удержав на кончике носа «грибоедовские» очочки, а потом сообщил:

– Нууу… Платон, например, верил. Правда, считал, что таковые происходят не чаще, чем раз в тысячелетие. Но если допустить…

Посмотрев на выражение лица Майка, он осекся, поправил очки и абсолютно серьезно поинтересовался:

– Ты внезапно осознал себя Наполеоном?

Любому другому в подобной ситуации Соколов объяснил бы со всей доходчивостью, что он думает по поводу неуместного зубоскальства, но это же Кузин. На него обижаться бессмысленно.

– Если бы. Понимаешь… я, кажется, превращаюсь… в своего отца!

Пара минут прошли в почти полной тишине. Димка изучал лицо друга, который послушно предоставлял ему материал для исследований, катая меж ладоней смятую в неровный шарик салфетку. Бариста за стойкой считал что-то на калькуляторе, время от времени записывая получившиеся цифры в блокнотике. Посетители кафе словно сговорились: никто не входил и не выходил, не посещал уборной и не передвигал с грохотом либо скрипом стула по облицованному узорными плитками полу, а разговоры либо прекратились, либо велись совсем тихо. Наконец Майк не выдержал и начал рассказывать. Причем, вопреки кузинскому призыву, сутью он не ограничился. Видно было, что давно накипевшее в душе требовало выплеска. Почувствовавший это Димка вошедшего в раж друга не перебивал и в итоге услышал вот что.

Вечер. Конец трудового дня. Едет маршрутка. Такая себе традиционная для «спальников» развалюха цвета «плащ тамплиера на третьем году крестового похода». Дверь заедает, из прорех в сиденьях лезет, как каша из кастрюли, поролон, пара треснувших по всей площади стекол держатся на честном слове и скотче. Одним словом – машинка вот-вот откинет колеса и устремится в Края Вечного Техобслуживания. Пока же в ней – ни одного свободного места, и даже в проходе кто-то стоит, скрючившись. Все устали, все хотят домой, у половины сумки тяжелые, к тому же душно и пахнет отнюдь не розами. Понятное дело, пассажиры слегка на взводе. За рулем маршрутки, что примечательно, не какой-нибудь Вазген или Рафик, а, судя по физиономии, самый что ни на есть Иван. Тоже усталый, поскольку с раннего утра на трассе. Тоже раздраженный, потому как… а хрен его знает почему. Может, за проезд передают неактивно, или с крупными купюрами лезут, или остановить просят «где-нибудь тут», да еще и в самый последний момент, а «спасибо» водителям говорить им гонор не позволяет. Не суть, в общем. И вот наш Иван пытается поправить настрой любимой музыкой, врубив на магнитоле «Радио Шансон» и малость не рассчитав с громкостью. С радиоволны какой-то самородок тут же начинает натужно хрипеть на весь салон о нелегкой доле воровской, шалавах, хазах и мусорах. Понятное дело, долго такое, не будучи водителем Иваном, выносить затруднительно. И вот некая девушка – ничего себе так девушка, хотя косметики малость перебор, – интересуется у водителя: нельзя ли, мол, что-нибудь другое включить? Интересуется, прямо скажем, на повышенных тонах, и не думая скрывать своего отношения к блатной романтике. Но не успевает Иван и рта раскрыть, как вмешивается другой пассажир. «А людям, может, нравится!» – заявляет он, перекрывая шансон. «Не в ресторане, чтоб музон заказывать!» – заявляет он. «Скажи спасибо, что тебя везут, дура крашеная, и не чирикай!» – заявляет он, добавив в адрес обалдевшей от такого напора девушки еще несколько эпитетов один другого хлеще. Лицо девушки идет пятнами, но воспитание (или инстинкт самосохранения) не позволяет ей ответить обидчику на понятном ему языке. В результате она лишь хлопает глазами и придушенно пищит что-то возмущенное.

Прочие пассажиры также не в восторге от шалав, мусоров и бытового хамства. Кто-то кривится или неодобрительно качает головой, едущие вместе обмениваются осуждающими репликами, но – вполголоса. Не в силах сдержать возмущение лишь пенсионного возраста дама, похожая ниспадающими из-под берета крашеными кудрями и выражением длинного некрасивого лица на обиженную жизнью овцу. Придерживая одной рукой норовящий вывалиться из набитой продуктами сумки пучок зеленого лука, она опрометчиво интересуется у буяна, не стыдно ли ему и как вообще возможно говорить такое женщине. Оказывается – ничуть и запросто. Более того, для неравнодушной у ценителя шансона тоже находится пара соленых словечек. Но на этот раз случается промашка: дама не одна. Рядом с нею дремлет супруг: крупный мужчина с усами щеточкой и обритой наголо лобастой головой, покрытой крупными каплями пота. Проблемы незнакомой девушки мужчине, судя по всему, глубоко фиолетовы, а вот за честь жены он, разумеется, не вступиться не может.

Проигрыш в массе видим невооруженным глазом, но скандалист и не думает униматься. После быстрого, но интенсивного обмена «любезностями» побоище в салоне не начинается исключительно по причине тесноты. Теперь уже протестуют все без исключения пассажиры: одни призывают участников конфликта к примирению, другие – выйти и разбираться дальше на более чем свежем воздухе, третьи просто стыдят. В результате водитель, который уже сам не рад своей меломании, прижимается к обочине, открывает дверь и объявляет: или все немедленно успокаиваются, или мужчина – да-да, вы! потому что вы!!! – покидает салон, или дальше никто не едет, и он, водитель, вызывает полицию.

Несколько наиболее осторожных пассажиров решают, что с них достаточно, и ретируются, а все прочие сообща «голосуют» за второй пункт. Зачинатель конфликта продолжает рваться в бой, один на двадцатерых, но тут усатый, воспользовавшись ситуацией, мощным джебом выкидывает его на улицу спиной вперед. Пока буян барахтается в сугробе, водитель поспешно закрывает дверь маршрутки и дает по газам.

Сделав небольшую паузу, Майк в два глотка ополовинил остывшее содержимое своей кружки и закончил:

– Наверняка остаток пути пассажиры маршрутки провели за обсуждением двух тем: «Не перевелись еще на Руси настоящие мужики» и «Бывают же козлы на свете». Ну, может, еще каких-нибудь. «Напьются, а потом бузят», например, или еще каких, не знаю. Зато знаю другое, Димыч, – он неожиданно стиснул ладонь Кузина, лежащую на столешнице, влажными от холодного пота пальцами, – ничего я в тот день не пил, кроме чая и кофе. Зато минут за десять, до того как сесть в ту маршрутку, случайно глянул в магазинную витрину и увидел в ней отражение.

– Свое? – уточнил Димка. И вдруг с ужасом понял, что он, кажется, уже знает ответ.

На улице оказалось ветрено. Шел крупный мокрый снег, разом делающий одежду тяжелой и неприятно влажной. Может, именно поэтому, несмотря на явно плюсовую температуру, Кузин уже через пару сотен шагов вниз по пустынной набережной почувствовал легкий озноб. Прервав на середине повествование о своем очередном (и традиционно – совершенно гениальном) то ли репортаже, то ли интервью с какой-то восходящей звездой не важно чего, из которого козлы при монтаже опять вырезали самый смак, он, расстегнув куртку, принялся перематывать свой ангорский шарф. Майк терпеливо ждал, облокотившись о чугунные перила моста, и молча дымил очередной – бог знает какой уже по счету – сигаретой. А добив ее до фильтра, зажег новую прямо от окурка предыдущей. Димка к тому времени как раз закончил с шарфом и теперь совершал вращательные движения шеей в разные стороны, дабы убедиться в качестве намотки. Он уже открыл было рот, чтобы велеть другу не частить, но, неожиданно сам для себя, попросил:

– И мне дай, что ли…

Постояли еще. Подымили в тишине.

– Ну, и что скажешь? – не глядя на друга детства, спросил Майк.

Кузин щелчком пальцев выбросил окурок, тщательно прицелившись в фонарный столб и, разумеется, не попав.

– С одной стороны, конечно, чушь полнейшая, несусветная, антинаучная. Страшные, блин, сказки нашего городка. Аборт мифологического сознания. Но с другой… – он запнулся, воровато глянул по сторонам и, понизив голос, уточнил: – Слушай, а ты к этим не ходил?

– К кому?

Димка яростно засопел, словно до последнего не решаясь произнести роковое слово, и все-таки выговорил:

– Ну… к попа́м…

Он явно ожидал взрыва, поскольку уж кому-кому, а Кузину антиклерикальные настроения Майка были хорошо известны. И тем страшнее, безысходнее для пухленького жизнелюба оказалось короткое и глухое:

– Ходил. Позавчера.

Вновь наступила тишина, нарушаемая лишь приглушенным шорохом автомобильных протекторов где-то за домами на противоположном берегу. Потом визгливо, заполошно залаяла собака, но почти сразу же заткнулась, как будто смутившись отчаянной неуместности своего поведения.