Алекс Кош - Богатыри не мы. Новеллы (сборник)

• Название: Богатыри не мы. Новеллы (сборник)
• Автор: Алекс Кош
• Издательство: Э
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-699-93766-0

Тяжело быть самой красивой феей Запроливья. Вечно дают поручения, из-за которых приходится краснеть… Вот, например, поручили ей найти принца. Для поисков у феи есть специальный амулет. Станет кристально прозрачным – значит, принц рядом. Но это всего лишь полдела. Его высочество еще нужно увести с собой, убедить или прибегнуть к обману, а не подействует – соблазнить…

У деда Сергея день рождения в декабре, а родни – много. Пока их обойдешь, пока примешь все поздравления, пока всех угостишь самогоном собственного изготовления, глядишь, и новогодние праздники пройдут. И только одной гостье не везет, который уж Новый год она за ним приходит, а все никак не дождется…

Если американец умер – это не значит, что у него нет гражданских прав! И никому не позволено называть восставших из могил граждан США всякими дикими прозвищами вроде «упыря» или «зомби». – некроамериканцы, и они обязательно защитят дарованные им конституцией гражданские права и свободы…

Андрей Белянин, Василий Головачёв, Алекс Кош и другие в новом сборнике, посвященном памяти грандмастера отечественной юмористической фэнтези Михаила Успенского!

---

– Нет, – ответил бог. – Ведь он своровал.

Я так и застыл с улиткой в руках. Это что-то новое.

– И тебе его нисколько не жаль?

– В моей заповеди сказано, что…

– Голодный нищий мальчишка! О чем тут можно еще рассуждать! А как же твое сердце?!

– Разорвалось. Но если каждый начнет воровать…

– Да ты совсем спятил тут, на Зете! И кто тебе позволил думать? Если сердце разорвалось, ты должен покарать того, из-за кого оно разорвалось! А потом шить и проливать слезы на виду у всех! – Прокричавшись, я почувствовал удовлетворение и добавил уже тише: – Эта их легенда… она прекрасна. Вот почему ты, старый дурак, сегодня шил здесь, в своих пустошах. Ты кончился как бог. В тебе нет главного – доброты.

– Да, – равнодушно ответил Охан и встал, нависая в темноте пятиметровой махиной надо мной, нижние две руки его висели плетьми вдоль мощного торса, третья указывала на север. – Когда у них началась война, и степняки пришли к пахарям, и пожгли все деревни, я носился в своей колеснице над их землями, насылал полчища местной фиолетовой саранчи и травил их скот на ядовитых водопоях. А потом пахари пришли отомстить и вырезали множество стойбищ под корень. Тогда я разрушил их запруды и затопил поля. А потом не стало никого. И лишь распухшие от голода люди-тени умирали вдоль дорог. Кого я должен был наказать за это? Себя. И я перестал зашивать себе сердце.

Вот откуда эта его странная слабость.

– Ты не можешь… Как ты сумел обойти процедуру? – задумчиво протянул я. – Ты не можешь чувствовать себя виноватым.

Охан запрокинул голову и громогласно расхохотался. Хохот его, как и положено божественному гласу номер один, раскатывался над пустошами, больно отдавался в моих ушах – я стоял слишком близко. Он что-то прокричал. Я не расслышал.

– Перестань! Я ничего не слышу!

Он перестал смеяться на раз-два. Будто и не смеялся вовсе.

– Они меня прокляли, – сказал он.

– Прокляли? – растерянно повторил я. – Как они могли…

– А потом появилась она. Ясиль. Маленькая жрица в моем храме. Она убила своего мужа и за это должна всю оставшуюся жизнь дарить себя каждому прохожему. Соплеменники ее мужа приходили каждую ночь. Насиловали и избивали. Довели ее до безумия. А я знал, что муж ее был настоящей скотиной, что отец продал ее ребенком на невольничьем рынке за мелочь в кармане. И однажды утром всех насильников нашли мертвыми в храме.

Я молчал.

Охан отвернулся и стал звать Лели.

Он засвистел так, что волосы мои встали дыбом от этого звука. Лели появилась из темноты первой, потом послышалось ржание. Выскочил пятнистый жеребец, за ним еще один, и еще. Второй догонял первого и кусал его, крупные зубы блестели в сумраке, лошадиный храп и фырканье наполнили ночь. Охан поднял все свои четыре руки, что-то говорил, гладил лошадей и трепал их. Кони были ему под стать, огромные и прекрасные, и только Лели была среди них живой. Хотел бы я увидеть его колесницу. Мне много рассказывали про нее.

Колесница оказалась недалеко. Видно было, что бог давно не пользовался ею. Трава проросла сквозь спицы колес, высохла от жары и проросла вновь. Одного колеса не было вовсе, и витое сиденье опиралось на валун. Охан возился с лошадьми, впрягал их. Отгонял от себя Лели, которая отчего-то не отходила от него. Будто чуяла недоброе. Она наклонялась к богу и бодала его лбом.

– А ты ведь не человек, – сказал Охан, оглянувшись на меня.

– Что это меняет? – ответил я.

– Ничего, – ответил Охан, – думаю, ты прибыл заменить меня.

И я опять молчал. А что я мог сказать. Только удивиться, что он не произнес этого раньше. Но я приехал не заменить его. Не прошло и пяти тысяч лет, и Земля отказалась от вмешательства в дела других планет. Однако она решила, что у нее везде должны быть глаза и уши. И вырастила меня, землянина и зетянина одновременно.

– Я сразу понял это, как увидел тебя, – говорил бог, уже отвернувшись, он накинул захваты упряжи на лошадей, ведь летучая колесница не должна отстегнуться в воздухе. – Иначе зачем ты похож на жителей Зеты.

– Мне ведь в море мог встретиться первым не ты, а какой-нибудь рыбак. И увидеть звездолет, – пожал плечами я, внутренне собравшись, что может натворить этот безумец, невозможно было предугадать.

– Но это все уже неважно, я сам попросил о помощи. Я больше так не могу. Все пошло не так. Это проклятие… оно изменило процедуру. Изменившись один раз, она теперь все время меня спрашивает «вы действительно хотите…», а я начинаю…

Тут он замолчал.

– Сомневаться, – проговорил я за него, следя за тем, как он одной рукой легко приподнял сиденье, другой выудил из травы недостающее колесо и насадил его на ось. Я покачал головой: – Ты начинаешь сомневаться. А тебе не нужно этого делать. Твое дело – сострадание и кара.

– Они перестали бояться. А я стал жалеть тех, кого должен наказывать. Я стал очень стар, я накопил в себе много горя и боли, я видел, что мальчик был жесток и отобрал лепешку у слепого старика, и при этом маленький паршивец пнул его. Я стал слишком стар. Я не знал, кого мне жалко больше. И я, наверное, люблю ее. Так это называется? А, человек?!.

Охан вскочил в колесницу. Занес руку с золотым сверкающим хлыстом и засвистел-заулюлюкал во все небо, во все пустоши. Мне показалось, я даже пригнулся от этой мощи. Да, велик был Охан. Много в него вложено. В меня не вложили и половину, зато я больше знал. Ему сейчас кажется, что он сам несется по-над своими пустошами. По которым гонял на огненной колеснице пять тысяч лет. Что он сам решил сделать то, что сделает сейчас. Что он сам, никто ему в этом не указ. Пусть думает. Пусть лучше сам сделает это. Мне было его жаль. Но нужна ли ему моя жалость. Ему была нужна всего лишь любовь. Любовь тех, кто его проклял.

Охан двумя руками держал повод, одной рассекал воздух хлыстом, а другой растерянно ерошил золотые свои спутавшиеся кудри. Он поднимался все выше и выше, и мне стал уже почти не виден. А потом направил колесницу вниз.

Хохот бога слышен был далеко, раскатывался по окрестностям. Летучая колесница врезалась в землю, взорвалась огненным шаром, полыхнув жаром по пустоши. Пламя стало расползаться прекрасным золотым озером по сухой траве.

Колесница выгорела вмиг и светилась теперь титановыми ребрами своими, лошадей и бога в черной ночи…

Мне осталось поймать Лели.

Дым полз от пожарища. Светало. Те, что выбрались ночью из глубин и летали, обезумев от счастья, над волнами, теперь осыпались высохшей пылью и казались лишь хлопьями от горевшей травы.

Лели шарахнулась от меня было, а потом подошла. Создатели постарались, и она признала во мне что-то от Охана. Отголоски земных и зетянских богов, мы с ним были похожи и не похожи, как братья…

Лели потрусила по обочине пустошей. Ее длинное пятнистое туловище еле справлялось с моим весом. Но что я по сравнению с Оханом – каких-нибудь три метра ростом, как обычный зетянин. Четыре руки, один глаз и весь в саже – чем не пахарь.

Пустоши тянулись далеко вокруг. Сухие травы клонились под жарким ветром. Далеко на горизонте показалось строение. Нелепое и длинное, оно походило на двугорбого верблюда, прилегшего отдохнуть. Вскоре я добрался до него. Огромный вход зиял, будто древний верблюд зевнул и забыл прихлопнуть пасть. А крыша была проломлена, и сквозь прореху торчала каменная рука.

В храме было прохладно и тихо. Земляной пол чисто выметен. Охан, грубый и величественный, смотрел на меня с высоты своего огромного роста. На статуе видны были следы топора или еще чего-то рубящего.

Перед каменным Оханом лежала, вытянувшись руками вперед, девушка. Худая, с всклокоченными длинными волосами. Из одежды на ней был только атук – перевязь невесты через левое плечо. Девушка что-то шептала и, казалось, не слышала, как я вошел. Но нет. И красивый глаз уставился на меня сквозь путаницу волос.

А через мгновение девчонка повисла на мне, крепко обхватив ногами бедра и положив голову на грудь. Я вдруг вспомнил, что страшно одинок. Но это, наверное, так и бывает.

– Охан и Ясиль… Ясиль и Охан, – повторяла девушка, – ты вернулся.

Я же подумал, что надо, наверное, все-таки стащить ее с себя. Она отстранилась и посмотрела на меня своим сине-фиолетовым глазом в огромных прямых ресницах из-под черных волос. Хм… И вовсе она не безумна. Ну и что, что убила своего мужа. Я бы убил и папашу. Продать за гроши на невольничьем рынке… Пахло от нее морем и горьким ичисом, которым поросли пустоши Зеты. Потом я подумал, что надо уходить отсюда, из этого храма, подальше.

Стащил Ясиль с себя, накинул на нее длинную зетянскую хобу. Усадил на Лели, и мы пошли по пыльной дороге. Лишь однажды я оглянулся на храм проклятого бога, штопающего свое сердце, и мне показалось, что рука Охана в дыре на крыше качнулась, будто прощаясь. Но это лишь с руки слетела степная крикливая птица. Ее крик долго еще летел нам вслед. А мне слышалось далекое: