'Одиссей' Журнал - Одиссей за 1996 год

• Название: Одиссей за 1996 год
• Автор: 'Одиссей' Журнал
• Жанр: Публицистика

---

Противопоставление Вацлава Драгомире и Болеславу приобретает у Гумпольда, наряду с собственно религиозным и политическим, и специальное этическое звучание. Это отражено и в личных характеристиках: Вацлаву приписываются качества humilitas, benignitas, obedientia, misericordia, moderatio, в то время как его противникам superbia, avaricia, ignorancia, terror. Из чистой персонификации эсхатологической борьбы добра и зла противостояние святого и его врагов транслируется в плоскость антиномии личных качеств, способов действия и их целей. Подобная этическая антиномия характерна и для оттоновской агиографии, где противники святых или носители политического беспорядка отождествляются со сверхъестественными силами зла и одновременно отмечены личной неправедностью. Важность этических аспектов отражается в значимости характеристик персонажей, которые даются через описание их деяний. Противопоставление героев является одновременно и противопоставлением их деяний и мотивов поведения "*. Такой антагонизм acta хорошо осознается не только автором, но и его персонажами: это видно в характеристике отношения Вацлава к матери (...matris meae, tarn genere quam operum etiam inquinacione gentilis- XI, 154), брату, знати (XVII, 158; XIX, 160). Противники Вацлава стилизуются в соответствии с топикой "неправедного правителя", а их конфликт со святым парадигматически соответствует конфликту разных политических этик.

Важным в сравнении с Crescente нововведением Гумпольда можно считать появление антиномии "праведный- неправедный" правитель, разводящей к разным полюсам членов одной династии. По логике легенды, легитимность власти и праведность правителя определяются нормам этического звучания: личными качествами (наиболее существенным достоинством правителя становится humilitas), религиозной ответственностью за распоряжение властью и отсутствием страсти к обладанию ею ". Люди, лишенные этих характеристик даже будучи членами династии, не могут осуществлять справедливого христианского управления. В этой связи Вацлав не только как святой, но и как правитель обладает чертами

192 Представления о власти

исключительности и избранности, которые возвышают его над принципами наследственной, "биологической" легитимности власти.

Последняя и наиболее сложная в литературном и идеологическом плане легенда, условно называемая легендой Кристиана, представляет особый путь решения проблем генеалогии святого и преемственности его миссии. Кристиан сохраняет основные формальные сюжетные и содержательные компоненты предшествующих текстов *°, однако помещает их в иной повествовательный и дискурсивный контекст. Задачей автора является как усиление темы земных и человеческих связей святого, так и придание ей духовно-религиозного звучания.

Легенда Кристиана содержит обширное "историческое" вступление к житию Вацлава. Формальная структура сочинения выглядит следующим образом: пролог, указывающий на цели сочинения; "историческая" часть, рассказывающая об истоках христианства в Чехии и предках святого (1, II); собственно житие Вацлава, переплетающееся с прославлением святости его бабки Людмилы (111-VII) и повествование о чудесах святого (VIII-X). Практически легенда Кристиана распадается на три агиографических текста: рассказ о деятельности св. Мефодия, история мученичества Людмилы и собственно святоваилавское житие. Объединение повествований о трех персонажах, представляемых автором в качестве святых, указывает, даже по формальным признакам, на то, что целью автора является прославление не только Вацлава, но и двух других героев текста.

В свою очередь "историческое введение" к житию Вацлава может быть расчленено на три самостоятельные, но связанные сюжетно и логикой авторской мысли, части. Первой- хронологически и в структуре текста - является так называемая Моравская история. Она повествует о Великой Моравии или, точнее, истории ее крещения, деятельности Кирилла и Мефодия и судьбе моравских правителей (1, 200-202). Вторая часть состоит из легенды о происхождении династии Пржемысловцев и истории предков Вацлава. Сюжетно она связана с "моравской" частью рассказом о крещении Борживоя (деда Вацлава) Мефодием (II, 202-204). Третьей частью является повествование о Людмиле или, точнее, житие св. Людмилы. Формально оно включено в рамки собственно вацлавской части легенды Кристиана, однако по своей значимости не только представляет отдельное житие, но и своеобразную прелюдию к истории мученичества самого Вацлава (III, IV, 204-208). Сюжетные связи между этими разделами, прямые указания автора на каузальную и историческую последовательность описанных в них событий, их тесное соприкосновение с собственно вацлавским житием кажутся бесспорными. Это свидетельствует об органичности их объединения в рамках одного произведения, и эта органичность имеет свои истоки в общем замысле автора. Глубина разработки автором этих сюжетов позволяет говорить о возрастании в сравнении с предшествующими текстами значимости темы происхождения святого, ее превращения в структурно и концептуально важный элемент жития.

At Ю. Парамонова. Генеалогия святого 193

Наличие в легенде Кристиана "Моравской" " и "Пржемысловской" ^ повестей определяет историческую перспективу преемственности развития Моравии и Чехии, что давало повод воспринимать легенду Кристиана как "первую чешскую хронику" - историческое сочинение с очевидной политико-идеологической направленностью ". Я полагаю, что такая интерпретация способна лишь ввести в заблуждение при попытке понять своеобразие исторического дискурса легенды. При обращении к тексту необходимо исходить из его жанровой и тематической специфики, а именно специфики агиографического сочинения, посвященного прославлению персоны Вацлава. Уже в силу этого оно не может быть сведено ни к жанру хроники, ни к попытке механического объединения сведений о персонажах моравской и чешской истории с целью пропаганды их образов в качестве святых покровителей Чехии.

Историзм легенды имеет особый смысл- изображение главного героя в контексте человеческой истории, прежде всего истории его народа и его предшественников ^. Историческая перспектива Кристиана обусловлена отнюдь не стремлением к объективной фиксации событий прошлого как таковых. Она сознательно сконструирована, и автор бесспорно подчиняет отбор фактов и образов априорной идеологической схеме.

Прошлое, "воссоздаваемое" Кристианом, является Историей Спасения, соотнесенной с человеческой историей и определяющей ее основной смысл и направленность. Внимание его сконцентрировано на процессе обращения человеческого сообщества и конкретно на усвоении веры мораванами и чехами. Автора интересуют не только собственно религиозный аспект обращения, но преимущественно его влияние на состояние человеческого сообщества. Дважды - в повествовании о деятельности Кирилла и Мефодия в Моравии (1, 201-201) и рассказе о крещении чешского князя Борживоя и его земли (II, 202-204) - в легенде повторяется утверждение о влиянии христианизации на изменение нравов. Усвоение веры и следование ей представляются автору залогом процветания земли и могущества ее правителей, в то время как отступление от веры ведет к упадку и разрушению социального порядка (1, 201-202; II, 203-204). Кристиан гораздо выразительней и напряженней, чем Гумпольд, воспринимает взаимосвязь религиозно-эсхатологических и собственно мирских аспектов человеческой истории. Социальная миссия святого определяется им как введение "Божественного закона" в самое основание человеческой жизни для преодоления mundi huius potestates (VI, 215). Эта задача, осознаваемая и Гумпольдом, приобретает у Кристиана универсальную историческую значимость, а сам святой является важнейшим (в рамках легенды), но лишь одним из героев, предопределенных к ее осуществлению.

"Генеалогию" святого у Кристиана представляет ряд предшественников Вацлава, избранных для претворения целей Спасения в человеческой истории. Это фигуры не столько реальных исторических персонажей, сколько типические образы персонифицированного благочестия. В их число входят учителя и крестители (Кирилл и Мефодий), благочести

7 Зак. 125

194 Представления о власти

вые правители (неназванный моравский князь, Борживой и его сыновья, сам Вацлав) и святые мученики (Вацлав и Людмила). От их деятельности прямо зависит благополучие "народов" и земли. Примечательно, что их собственно религиозная миссия соотнесена с их "социальной активностью". В частности, важное место в легенде занимает их борьба с противниками или активное сопротивление им, которую автор метафорически (путем использования разнообразных библейских образов) соотносит с эсхатологической борьбой Бога и дьявола (1, 201, 202; II, 203, 204; IV, 208, 209; VI, 216 etc). Ряд образов, отмеченных чертами исторической и религиозно-функциональной преемственности, включает в себя и фигуру главного героя сочинения. Это дает возможность предположить, что смысл "исторической" части жития заключается в конструировании исторической "генеалогии предшественников по призванию" и создании образа символической "благочестивой семьи" Вацлава.