Александр Полещук - Великое Делание, или Удивительная история доктора Меканикуса и Альмы, которая была собакой

• Название: Великое Делание, или Удивительная история доктора Меканикуса и Альмы, которая была собакой
• Автор: Александр Полещук
• Издательство: Журнал «Пионер», №№ 11-12.
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1959

События, описанные в повести, начинаются в наши дни, когда из-за государственной границы появляется таинственный автомобиль с водителем-иностранцем и его собакой по имени Альма, чья сообразительность производит почти пугающее впечатление. Затем перед нами оказываются записки талантливого ученого, доктора Меканикуса, последнего представителя древнего рода фламандских алхимиков, рода, на протяжении веков хранившего удивительную тайну. А потом действие и вовсе переносится в середину XIII века, когда занятия алхимией почитались еще вполне уважаемым и даже респектабельным ремеслом.

Журнал «Пионер», №№ 11-12.

---

Поздно вечером я проник в комнату барона и, высыпав перед ним все золото, которое было в сумке моего хозяина, упал на колени, умоляя спасти жизнь Даниила из Трансиордании. Звон дукатов придал решимости барону. Он отправился в большую комнату, где расположился Лоренцо со своими спутниками. Вскоре я услышал крики, ругань, а затем и звон оружия. Очевидно, там закипел бой.

Воспользовавшись суматохой, я вывел из конюшни первого попавшегося мне коня. Это был рыжий жеребец Лоренцо. Ножом разрезал я путы на руках и ногах хозяина. Хозяин медленно, прямо с телеги перебросил свои затекшие от веревок ноги на неоседланную спину коня, помог забраться мне, и мы помчались.

Сзади нас все разрасталось зарево пожара: видимо, кто-то в пылу сражения перевернул светильник. И мне все казалось, будто я вижу, как в языках пламени бьется сверкающим мечом неистовый и надменный Лоренцо.

Утром хозяин заставил лечь коня, а мы растянулись рядом на влажном песке. Ветер шевелил мохнатый кустарник мягкие, неуловимые струйки песка лились у меня с ладони. Светло-зеленое, сверкающее золотыми блестками море шумело перед нами. Высокие волны набегали на берег и, шипя, отступали.

— Я не пойду с вами хозяин! — сказал я.

— Да, с тебя хватит, я согласен…

— Я буду алхимиком. Буду! Я найду философский камень. Это так интересно! Только не надо обманывать…

— Существует ли он, этот камень?..

— Я буду искать. Я люблю смотреть, как плавится медь, как дробятся и сливаются вместе капли ртути, будто олово, расплавленное, но холодное. Я люблю возиться зимой у печи-атанора и следить, как настой из трав по капле возгоняется из реторты… Я буду алхимиком, хозяин!

Мессер Даниил раскрыл сумку.

— Черт, да где же все золото?!

— Ваша жизнь стоила его, хозяин!

— Здесь осталось всего несколько монет. Возьми их, Одо! Бери с сумкой… Мне они не нужны.

Я доеду до Монпелье, там еще не кончилась ярмарка, и продам этого рыжего красавца. Он стоит не одну сотню дукатов.

— Хозяин, в сумке лежит пергамент.- И я вынул тот самый арабский документ, который был прибит к виселице старика Готфрида.- Вы говорили, что в нем описан способ приготовления узуфура, лекарства от всех болезней…

— Узуфур? Я не умею читать эти закорючки. Возьми его, он твой. Может быть, а нем содержится секрет Красного камня алхимии… Но, Одо, если ты в самом деле хочешь стать алхимиком и всю жизнь дышать невидимыми ядовитыми испарениями, исходящими от раскаленного серебра или кипящей ртути, то я дам тебе письмо к моему старинному знакомому…

Когда-то я учился в Англии, в Оксфорде.

Мне пророчили блестящую будущность, но я, как видишь, избрал другие пути… Меня очень любил один профессор. Сейчас он оставил кафедру и занимает высокое положение епископа Линкольнского.

Я напишу ему несколько слов, он поможет тебе.

Но не рассказывай ему, прошу тебя, обо мне. Он будет, пожалуй, огорчен.

В ближайшей таверне у проселочной дороги мой хозяин написал коротенькое письмо на обороте арабского пергамента. И мы расстались. Упругой, неутомимой рысью бежал по светлой дороге рыжий жеребец. На повороте хозяин повернулся, махнул мне рукой и скрылся навсегда.

ГЛАВА ПЯТАЯ МАГИСТР ИЗ ОКСФОРДА I

Два года продолжался мой путь -в Англию, в графство Линкольн. Это был трудный путь. Часто я вынужден был забывать о своей цели и заботиться о сохранении жизни, о том, чтобы бренная ее нить не прервалась из-за холода и голода…

Кем только мне не пришлось быть, пока я не встретился со стариком — жонглером и фокусником! Он обучил меня своему сложному и любимому народом искусству. На рыночных площадях я пел песни о великих битвах и могучих героях, побеждавших великанов и волшебников, подбрасывал и ловил блестящие ножи и несколько медных шаров, а старик собирал деньги. Слава о моем искусстве опережала бедную лошадку, впряженную в повозку с нашей утварью. Иногда нас приглашали даже в замки, где мы развлекали богатых и знатных вассалов.

— На юг! — говорил мой товарищ.- На юг, туда, где плещется море, где не нужна теплая одежда.

— На север! — отвечал я.- Только на север! Мне нужно прийти в графство Линкольн…

Парусник перевез нас из Булони к меловым берегам королевства Англии. Здесь жонглеров еще больше любили, чем в Бургундии или Шампани. Старик-фокусник простудился в дороге. И я оставил его у крестьянина, отдал все деньги, которые имел, а сам продвигался все дальше и дальше на север. В сияющем мае я уже брел по цветущим лугам графства Линкольн. Но неожиданное и жестокое разочарование ожидало меня: слуги епископа Линкольнского сказали мне, что тот епископ, к которому я шел, уже давно умер.

— Иди в Оксфорд,-посоветовали они мне.- Там живет ученый монах, большой друг нашего покойного епископа.

У меня не было больших надежд, но я все-таки пошел, чтобы хоть посмотреть на этого монаха, который получил прозвание Мирабилис- Несравненный — и об учености которого мне уже давно приходилось слышать. Примет ли он меня?..

Только через месяц пришел я к высокому зданию Оксфордского университета. Полутемным коридором меня провели к узкой двери. Я долго ждал. Из-за двери проникал такой знакомый мне запах горящей серы, слышалось равномерное журчание, которое производит пестик, растирающий порошок в ступе. Раздался звон разбитого стекла. Наконец дверь открылась. Комната была светла, и я невольно зажмурился. Высокий грузный монах, в грубой сутане францисканца, босиком стоял передо мной. Его тонзура на макушке была давно не брита, буйно вьющиеся волосы падали на лоб. Монах внимательно всматривался в темноту коридора.

— Кто ждет меня? — спросил он.

— Одо, юноша из Фландрии,- сказал я, делая шаг к двери.- Я долго искал епископа Линкольнского, но он умер. И вот я пришел к вам.

— Имя моего незабвенного учителя священно для меня,- сказал монах.

Это и был тот самый магистр, о котором мне говорили слуги епископа.

Он пропустил меня в свою мастерскую. Разве могла сравниться эта замечательная, наполненная удивительными, неведомыми мне сосудами комната, настоящая лаборатория алхимика, в которой за большими столами работали ученики и помощники, с тем жалким амбаром, где работал мой добрый и несчастный хозяин Готфрид Компьенский. Разве можно было сравнить ее с сундучком мессера Даниила из Трансиордании, где лежало десятка два разных веществ и который он имел наглость называть своей лабораторией!

Робость охватила меня.

Я протянул. магистру пергамент, на котором мессер Даниил написал письмо епископу Линкольнскому, и стал в сторону, наблюдая за учениками. Двое из них пытались разжечь большую печь. Движения их были неловки, и я, воспользовавшись тем, что великий ученый был погружен в чтение письма, осторожно предложил свои услуги.

— Поразительно!- воскликнул магистр.- Это настоящий документ!.. Дети мои,- обратился он к ученикам,- этот юноша принес мне замечательный пергамент! — Столетия странствовал этот документ, пока попал в мои руки! И я вижу перст судьбы в том, что он шел к- моему другу и учителю Роберту Гроссетесту, а пришел ко мне. Это мой чудесный учитель прислал привет, из -своей холодной- могилы… Мальчик, мы заплатим тебе за него…

— Мне не нужно денег,- сказал я.- Мой хозяин, мессер Даниил из Трансиордании, написал на обороте этого листка письмо.

Магистр быстро перевернул пергамент и рассмеялся:

— Ах, вот что! У него просто не было бумаги, и он использовал этот замечательный документ для письма. Он уподобился тому невежественному тулузскому монаху, который стер бесценную рукопись Аристотеля, чтобы занести на пергамент число поступивших бочек вина и заполнить картулярию с указанием земель, принадлежащих аббатству… Даниил из Трансиордании пишет моему высокочтимому другу, что ты, сын мой, долгие годы работал у различных алхимиков, мечтаешь и любишь искусство Великого Делания, что ты находчив и умел… Два года прошло с тех пор, как этот документ был написан. Осталось ли твое желание твердым, ибо наука требует не высокопарных речей и бездоказательных рассуждений, а великого труда, внимания ко всему, что происходит в колбе, в печи, в воздухе и в небе?

— Я хочу быть алхимиком!- твердо сказал я.- Мне ничего уже не страшно. Я видел и холод и голод, я убегал от толпы разъяренных людей… Но два последних года я был… я был жонглером.

Ученики, бросавшие завистливые взгляды на меня- учитель уделил мне, недостойному, столь много внимания,- громко рассмеялись.

— Уличный фокусник будет искать философский камень! — презрительно бросил один из них.

— Руки, познавшие ловкость, сердце — испытания, тело, привыкшее к лишениям,- это богатство алхимика!..- тихо сказал магистр, и все смолкли.- Тэд,- продолжал магистр, обращаясь к одному из учеников,- проводи Одо и покажи ему келью, в которой вы живете. Накорми его. Он будет вашим товарищем.