Нагиб Махфуз - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Нагиб Махфуз
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1990

В сборник известного египетского прозаика, классика арабской литературы, лауреата Нобелевской премии 1988 года вошли впервые публикуемые на русском языке романы «Предания нашей улицы» и «Путь», а также уже известный советскому читателю роман «Вор и собаки», в которых писатель исследует этапы духовной истории человечества, пытаясь определить, что означал каждый из них для спасения людей от социальной несправедливости и политической тирании.

---

Таким же образом символически осмысляется и евангелическая история Иисуса Христа, и Сира пророка Мухаммада.

Герой последней части романа Арафа (его имя — производное от арабского корня «арф» — «знать») воплощает не определенный личностный прототип, а отвлеченное понятие — науку, знание, которое приходит на смену религиозной вере.

В «Преданиях нашей улицы» Нагиб Махфуз продолжает размышлять над той же религиозно–философской проблемой взаимоотношений между наукой и верой, которая породила острый конфликт в сознании автобиографического героя его «Трилогии», младшего сына купца Абд аль-Гаввада, Кемаля. Махфуз пытается снять неразрешимость противоречия, сделав науку преемницей религии в деле справедливого устроения общества. Историю возникновения иудаизма, христианства и ислама он изображает как результат деятельности великих личностей, движимых жаждой справедливости и желанием дать людям счастливую жизнь.

Образ Габалауи, могучего, великодушного, но и безжалостного Творца, прародителя всех живущих на земле, события, связанные с изгнанием из Большого дома сначала Идриса, а затем и Адхама, с отречением отца от своих детей, раскрывают мировоззренческую позицию Махфуза как деизм с его религией разума. Он признает созидательную, творческую роль божественного начала, вдохнувшего в свои творения душу и наделившего их разумом. Именно разумность, образованность Адхама заставляют отца нарушить традицию и передать управление имением ему, младшему сыну, а не старшему, Идрису. Этим изначальным признанием разума в качестве главного достоинства человека предопределяется признание силы и величия науки как детища человеческого разума, а также реализуется логическая связь всех частей романа, позволяющая поставить Арафу в один ряд с сыновьями и потомками Габалауи, то есть сделать науку преемницей религии в деле установления справедливости.

Но, создав человека разумным, Творец требует, чтобы тот жил, руководствуясь собственным разумом, и не желает вмешиваться в его дела, тем более помогать ему, предоставляя самому сполна расплачиваться за совершаемые ошибки. Сама «посланническая» сторона деятельности Габаля, Рифаа и Касема изображается в романе скорее как результат их собственной внутренней веры в то, что они действуют с благословения Габалауи. Обстоятельства «явления» Габалауи каждый раз описываются так, чтобы оставить читателю возможность предположить, что оно имело место во сне или в воображении героев.

Ограниченными оказываются и результаты их социально–реформаторской деятельности. Установление каждым справедливости и имущественного равенства среди жителей «нашей улицы» не имеет под собой другого фундамента, кроме его личной власти и авторитета, и вновь неизбежно нарушается после смерти героя. Снова появляются богатые и бедные, власть захватывают сильные, восстанавливается прежний порочный порядок.

Тем самым утверждается смелая для тех условий, в которых писался роман, мысль об исчерпанности и безрезультатности социально–реформаторской роли религии. По этой причине в Египте роман до сих пор не опубликован отдельной книгой. Но смерть бога, невольным виновником которой стал Арафа, вызывает в сознании человека мучительные вопросы, над которыми в свое время ломали голову герои Достоевского, о вседозволенности и о нравственных критериях, регулирующих отношения людей. Ибо наука, понимаемая Махфузом как способность человеческого разума осваивать материальный мир и ставить его ресурсы на службу человеку, сама по себе вне нравственности. Подчинение человеком природы и научно–технический прогресс не могут решить проблему справедливого социального устройства, гарантировать людям счастье.

Трагическая судьба Арафы уточняет смысл социальной и нравственной философии Махфуза, указывает дальнейшее направление в поисках критериев нравственности и путей воплощения в жизнь идеи справедливости: и то, и другое должно быть непременно увязано с интересами народа.

Народ играет в романе в основном пассивную роль и поднимается на борьбу за свои права, лишь увлекаемый призывом героев. Рефреном к каждой из частей романа звучат слова повествователя о «короткой памяти» жителей улицы, об их «неумении сохранить то, что добыто героями». Но в финальной части интонация повествователя меняется, и последние строки романа воспринимаются как свидетельство веры автора в потенциальные силы народа и в грядущее торжество разума и справедливости.

В «Преданиях нашей улицы» не только отражено крушение веры в общественно–преобразующую роль религии, но и подвергается критике идея личной власти как принцип общественного устройства. В основе Критики лежат представления Махфуза о двойственной природе человека, об извечной борьбе в нем низменного, материального, и высокого, духовного, начал и наблюдения писателя над опытом общественной жизни Египта. Созданный им в романе «Фивы борются» идеальный образ правителя не имел никакой реальной основы в действительности монархического режима. Послереволюционный режим, запретивший деятельность всех политических партий, в том числе «Ваф–да» — массовой мелкобуржуазной партии, которой сочувствовал Махфуз, также вырисовывался как режим личной власти. Не остались не замеченными писателем и события, связанные с разоблачениями культа личности в Советском Союзе.

Призыв помнить об интересах народа был обращен в романе непосредственно к сегодняшнему дню. Ради этого был предпринят экскурс в историю человечества, найдена параболическая форма движения мысли, углубляющейся в даль прошлого, с тем чтобы вернуться в сегодня более весомой и доказательной. Нагиб Махфуз использует прошлое в качестве аргумента в споре о настоящем, о совершающемся непосредственно перед его глазами. Видя источник справедливой власти в народе, он связывает перспективу установления социальной справедливости с приобщением народа к научному знанию, что должно сделать его активной общественной силой, т. е. в известной мере остается на почве просветительской концепции. Он оставляет открытым вопрос о том, когда же наступит «светлое завтра». Проблема времени решается в романе не в историческом, а в эпическом ключе, в соответствии с поэтикой народного романа.

Своеобразие «Преданий нашей улицы» связано с тем, что роман писался в переломный момент египетской истории. Ближайшие годы должны были определить перспективу на будущее, и поиски путей общественного развития совершались в атмосфере острой политической и идеологической борьбы. Будучи итоговым по отношению к предшествующему жизненному и творческому опыту Махфуза, роман аккумулирует в себе и те идеи, которые определили отношение писателя к действительности в следующем, новом цикле его романов, созданном в 60–е годы.

Проблематика романов «Вор и собаки» (1961), «Перепела и осень», «Путь» (1964), «Нищий» (1965), «Болтовня над Нилом» (1966) и «Мирамар» (1967) рождена реальностью послереволюционного Египта. Художественному исследованию подвергается живая, горячая плоть того мира, в котором живет писатель. Выводы, к которым он пришел в «Преданиях нашей улицы», Махфуз «опробует» теперь на текущей действительности и одновременно пытается определиться в своем собственном отношении к этой действительности и ее перспективам.

Все романы так или иначе связаны с проблемой выбора пути.

Выбора героем собственного пути в жизни и выбора пути обществом, вступившим в кризисный, переломный период истории.

Эпическая плавность повествования «Преданий нашей улицы» сменяется в романах 60–х годов быстрым развитием драматической коллизии. В них отсутствует повествователь, излагающий и комментирующий события, дающий свои оценки поступкам персонажей. И резко возрастает роль сознания романного героя, преломляющего и оценивающего все происходящее вокруг него и с ним, возрастает роль психологического, субъективного фактора. Вместе с тем индивидуальному сознанию персонажей приданы типические черты психологии определенной части общества и герой выступает как общественный тип, благодаря чему приобретает общественное измерение и проблема выбора пути.

Более того, нравственный выбор, перед которым оказывается герой, имеет и общемировоззренческое, философское измерение, включает в себя вопрос об отношениях человека и бога, о том, что есть бог. Воплощением этого, третьего, измерения служит в романах символика образов, имен, мест, приобретающая здесь еще большее значение, нежели в «Преданиях нашей улицы», поскольку фабула романов строится на событиях текущей действительности и реалии их взяты из жизни. Именно символика раскрывает глубинный, внутренний смысл, подтекст повествования.

Многое в романах «Вор и собаки» и «Путь», а также в «Перепелах и осени», в «Болтовне над Нилом» говорит о том, что, размышляя над путями осуществления идеалов утопического социализма, над чрезвычайно болезненной для писателя проблемой веры и безверия, задумываясь о критериях нравственного и безнравственного, Махфуз внимательно читал Достоевского и Толстого. «Преступление и наказание» и «Война и мир» были первыми произведениями русской классики, прочитанными Махфузом в юности. Уже тогда они произвели на него неизгладимое впечатление. В 1957 г. в Каире вышло собрание сочинений Достоевского, переведенное на арабский язык с французского известным сирийским дипломатом и литератором Сами ад-Друби. Нагиб Махфуз получил возможность широкого знакомства с творчеством великого русского романиста, и духовные искания Достоевского оказались чрезвычайно близкими египетскому писателю, озабоченному поисками ответов на вопросы, которые поставила перед ним сама жизнь, сама история его страны.