Юрий Шушкевич - Вексель судьбы. Книга вторая

• Название: Вексель судьбы. Книга вторая
• Автор: Юрий Шушкевич
• Издательство: Издатель Воробьев А. В.
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-93883-253-4

Сюжетную линию второй книги образуют поиски ключей от главной части царского фонда, которые наперегонки с героями романа ведут спецслужбы. Однако успешное завершение розыскной эпопеи означает не просто вступление во владение величайшим на планете состоянием, но и необходимость всецело подчиниться "надчеловеческой" воли финансового божества, почти приблизившегося к беспрецедентному триумфу. Но главный герой находит силы остаться собой. После череды трагических событий, приводящих к изгнанию, судьба дарит ему понимание величайшей из тайн, открывающей путь к преображению мира.

Подробнее на www.livelib.ru/work/1001820874-veksel-sudby-kniga-2-yurij-shushkevich

---

После Тулы движение порой становилось совершенно черепашьим - мы то плелись в хвосте за длинной цепью военных тягачей, то пропускали встречные колонны, в которых на грузовиках в сторону Москвы везли заводские станки, коров c поросятами, конторскую мебель и ящики с документами, а остальная их часть была забита беженцами, среди которых - очень много детей… После Мценска видели страшную картину - уничтоженную немецкой авиацией нашу танковую часть на марше. Чтобы освободить шоссе, подбитые лёгкие танки стащили в кювет, а вот несколько тяжёлых танков - кажется, это были новейшие танки марки КВ,- сдвинуть с асфальта не удалось, и теперь всем приходилось объезжать их сожжённые громады по обочине. Там же, рядом со сгоревшим военным грузовиком, прямо на земле лежали несколько мёртвых солдат, тела которых не успели увезти и захоронить. Я подумал, что из многочисленных казней войны одна из наиболее страшных - быть убитым не в бою, а на пути к месту боя, не успев ни разу выстрелить.

От осознания возможности того, что готовые возникнуть в любую минуту немецкие самолёты так же запросто могут прикончить и меня, определённо становилось не по себе. И лишь когда с приходом сумерек мы продолжили путь с потушенными фарами, я понемногу воспрянул духом.

Мы добрались до Орла к двум ночи - на военном посту перед въездом в город нас встретил местный офицерик, который показал дорогу до гостиницы. Меня сразу же провели в забронированный номер, на ходу объяснив, как спускаться в бомбоубежище, однако немного порадовав известием, что сегодняшняя бомбёжка миновала и можно рассчитывать на спокойный сон.

14/IX-1941

Администраторша разбудила меня в десять утра телефонным звонком - оказалось, что в моём номере ещё имеется и телефон! Забегая вперёд скажу, что все мои надежды воспользоваться им для связи с отдалившимся домом оказались тщетными: телефон пропускал звонки только на местные номера, в списке которых не было междугороднего коммутатора, а спустя несколько дней - и перестал работать вовсе.

Буфет в гостинице в день моего приезда был закрыт, завтракать пришлось захваченным из столицы печеньем и надеждой, что чаем я смогу разжиться в тюремной комендатуре.

К моему немалому огорчению, двенадцатицилиндровый “Паккард” утром исчез - наверное, укатил обратно. Это означало для меня не только необходимость добираться до тюрьмы пешком, но и потерю возможности быстро и без помех вернуться в столицу, как только моя миссия принесёт результат. Мой небольшой бюрократический опыт однозначно свидетельствовал, что машина, ждущая у подъезда, и машина, которую требуется заказывать и вызванивать,- две вещи несравнимые.

Прежде чем разыскивать тюрьму, я должен был по имевшемуся у меня адресу навестить местное НКВД. Прохожие подсказали, как дойти до улицы Тургенева, где, предъявив вместо пропуска командировочное, я вскоре имел удовольствие насладиться горячим крепким чаем в приёмной тамошнего начальника. Некоторое время спустя у меня состоялась с ним короткая аудиенция. Он был молчалив и сосредоточен, одет во френч без каких-либо знаков различия и представился лишь фамилией - Фирсанов.

Фирсанов был предупреждён о моём приезде, и равнодушным голосом известил как о чём-то давно решённом и не подлежащим обсуждению, что моя встреча с Раковским состоится только завтра, в понедельник, для чего мне необходимо явиться ровно к десяти утра к коменданту тюрьмы. Тюрьма же располагается неподалёку в центре города, на Казарменной улице. Ни тебе обсуждения плана предстоящей беседы, ни согласования оперативных деталей или спецподдержки - ровным счётом ничего из того, что мы детально и скрупулёзно прорабатывали с Первомайским ради максимального эффекта и успешности моего поручения, мне не было предоставлено.

Разумеется, также не могло быть и речи о выделении для меня автомобиля, в результате чего человек, выполняющий задание самого Сталина, всю оставшуюся часть воскресного дня был вынужден слоняться по пустым орловским улочкам, рискуя угодить под немецкую бомбу или под раздачу местному хулиганью. Очевидно, что Фирсанов получил обо мне только минимум информации, а самолично рассказать ему о сути задания и тем более о ночном разговоре в Ставке я категорически не мог из-за подписки. Одна за другой в голову лезли нехорошие мысли, что мой приезд сюда кем-то просабатирован, при этом образ Первомайского, начинающий немного обрастать демоническими деталями, почему-то упорно не выходил из головы.

Завершив рекогносцировку, дойдя до тюрьмы и вернувшись в гостиницу новым путём через мост, именуемый Мариинским, я узнал к своему огромному разочарованию, что небольшой колхозный рыночек, собирающийся по утрам, закрылся, и купить провизию, чтобы поужинать, до завтрашнего дня негде. Придётся, видимо, подкармливаться в тюремной комендатуре…

15/IX-1941

Утром понедельника за несколько минут до десяти часов, как было условленно, я подошёл к тюремной проходной и сообщил часовому, что меня ждёт начальник тюрьмы. Часовой куда-то позвонил - и вскоре за мной спустился какой-то младший чин (я плохо разбираюсь в знаках различия), в сопровождении которого я вошёл в здание тюремной конторы. В середине длинного коридора я заметил обитую кожей дверь с табличкой “Начальник” и направился было туда, однако сопровождающий покачал головой и повёл меня дальше. В неприметном кабинете, расположенном в тупике, за огромным пустым столом сидел молчаливый русоволосый офицер с грустными голубыми глазами, представившийся “лейтенантом Петровым, оперуполномоченным”. Насколько я сумел уяснить из короткого разговора, именно Петров был назначен ответственным за мою “спецоперацию”.

Я сразу же решил, что после встречи с Раковским пожалуюсь Петрову на своё голодное существование и попрошу, чтобы меня прикрепили к какой-нибудь столовой. Поэтому в комнату, которая была приготовлена для беседы с заключённым, я заходил с острым чувством голода и тайным желанием, чтобы разговор с Раковским завершился поскорее.

Каково же было моё удивление, когда в этой небольшой и необыкновенно чисто прибранной комнате со светлыми прованскими шторами и большими окнами я увидел стол, полный яств! Там лежали яблоки с грушами, стояла конфетница с карамельными и даже несколькими шоколадными конфетами, имелся белый хлеб, а на двух блюдах красовались тонкие ломтики тамбовской колбасы и ярко-жёлтого сыра. Разумеется, этот скромный натюрморт не шёл ни в какое сравнение с роскошным столом в “Метрополе”, однако для провинциального городка, тем более прифронтового, угощение выглядело поистине царским. Венчали же всё это великолепие несколько банок боржома и бутылка красного вина с этикеткой на французском - наверное, где-то отбитая у немцев в качестве трофея.

Петров ушёл за Раковским, и покуда я оставался в комнате один, я не удержался и украдкой съел два ломтика колбасы с кусочком хлеба.

Раковского привёл конвой из четырёх человек. Убедившись, что именитый узник опустился в предназначенное для него кресло, конвойные покинули комнату, плотно притворив дверь.

Передо мною сидел дряхлый семидесятилетний старик с совершенно измождённым и отрешённым лицом. Чёрный заграничный костюм, потрёпанный, однако сохранивший следы былого шика, болтался на его исхудавшем и съёжившемся теле. Галстука не имелось, и под расстёгнутым воротом белой сорочки можно было разглядеть изъеденную глубокими морщинами старческую шею.

— Добрый день, Христиан Георгиевич,— поприветствовал я его, для чего привстал и протянул для пожатия руку.— Как вы себя чувствуете?

— Плохо, очень плохо чувствую,— тихим и немного скрипучим голосом прозвучал ответ.

Увидав мою руку, он несколько секунд колебался, однако всё же протянул мне свою. Его пальцы были холодными и дряблыми, а сама рука сильно дрожала.

— Угощайтесь, пожалуйста,— я пододвинул к нему поближе колбасу и снял пробку с минеральной воды.— Может быть, бокал вина?

Я развернул винную бутылку этикеткой в его сторону, и было заметно, как он с неподдельным интересом читает название. “Правильно поступили чекисты, что отыскали французское,— подумал я.— Ему, прожившему за границей большую часть жизни, это вино должно быть особенно приятно…”

— У меня очень больное сердце,— ответил Раковский после почти минутного молчания.— Я смогу выпить только один бокал.

Я воспользовался лежавшим на столе штопором, откупорил бутылку, и наполнив два бокала, поставил один возле руки моего собеседника.

Раковский задумчиво посмотрел на вино, затем аккуратно приподнял бокал за тонкую ножку и немного его наклонил, чтобы полюбоваться игрой света на бордовой волне. Элегантным движением поднеся бокал к лицу, он вдохнул его аромат и затем, отпив два маленькие глотка, поставил обратно.

— Я знаю эту марку,— сказал он, вытирая губу салфеткой.— Вину должно быть не менее пятнадцати лет. Как раз в те годы я работал в Париже. Вы, молодой человек, наверное, тоже в этой связи ко мне приехали?