Gradinarov - Synovya

• Название: Synovya
• Автор: Gradinarov
• Жанр: Прочая старинная литература

---

В Дудинском у него появилась зазноба Аннушка, дочь сельского старосты Михаила Иванова. Они вместе обучались грамоте у Стратоника Ефремова и уже тогда были тайно влюблены друг в друга. Потом Анна закончила открывшуюся в Туруханске церковно-приходскую школу и возвратилась в Дудинское.

Когда по делам службы Иннокентий появлялся в Мало-Дудинском, то, навестив стареющих Юрловых, шёл в Дудинское, в гости к Анне Михайловне. Аннушка строгого воспитания, застенчиво опускала глаза и вежливо встречала у порога молодого купца, предлагала снять шубу, шапку и почаевничать. На столе появлялись самовар, туески с пряниками и мёдом, вязка баранок. Часами пили чай и вели неспешные разговоры, вспоминая горенку псаломщика, где они постигали чистописание, арифметику, русский язык. Аннушка доставала свои тетрадки с каракулями и показывала Иннокентию. Они хохотали, разглядывая писанину, детские рисунки и вырезки из бумаги, похожие на песца, волка, медведя, собаку. Потом переходили к взрослым делам. Молодой купец рассказывал об остяках, о том, как он торгует, сколько продал в Енисейске бочек солёной рыбы и что по весне его олени дали приплод в шестьдесят телят. Намекнул девушке, что хочет увеличить торговый оборот, чтобы стать купцом второй Енисейской временной гильдии. Анна слушала рассказы, в которых он уже повторялся, потому что жизнь шла монотонно и однообразно. И ждала, когда же он расскажет о целях его частых визитов к ней. Ему скоро тридцать, а он, кажется, и не думает о женитьбе. Однажды осмелев, она задала каверзный, показавшийся ей нелажим, вопрос:

– Кеша, ты взахлёб рассказываешь о своей службе. Неужели у тебя сузился круг интересов до муки и рыбы? Ты же у Стратоника Игнатьевича выглядел умненьким мальчиком. Я думала, далеко пойдёшь! Ладно, может, сиротство наложило на тебя отпечаток и ты поставил цель продолжать дело отца. Если так, то похвально! А если тебя затянуло сквалыжничанье? Это низко и противно! Ты ходишь по всему Енисею. Неужели тебе в душу не запала ни одна девица?

Он нежно посмотрел на неё и удивился вопросам:

– Нет, Нюта! Сейчас у меня цель – стать богатым купцом. Ей подчинены мои устремления. А круг интересов по-прежнему широк. Я встречаюсь с разными людьми: и с капитанами судов, и с купцами, и с золотодобытчиками, и с рыбаками, и с политссыльными, и со священниками, и с самоедами. От каждой встречи я что-то беру для себя. Я и от наших встреч многое взял. Я глубже понял тебя, а ты меня – пока нет. Вот приходит сухарь-купец, и всё – о своём торге. Нет, моя дорогая Нюточка! Никого я присматривать не собираюсь. Неужели ты думаешь, что прихожу к тебе чай пить, в шашки да в карты сыграть? У меня времени нет на такие пустяки! Я прихожу тебя увидеть. Полюбоваться твоей красотой. Неужели не чувствуешь, что я ещё со времён Стратоника влюблён в тебя. Пусть по-детски. Но уже тогда я с любовью помогал решать задачи, приносил нужную книгу, обогревал дыханием твои руки, застывшие на морозе. Сейчас и мне, и тебе это кажется смешным. Но тогда ты так была люба мне.

Аннушка засмеялась. Засмеялся и Иннокентий, глядя влюблёнными глазами на сидящую рядом бывшую маленькую Нюту.

– А теперь, выходит, не люба, Кеша? Мне снова стать маленькой Нюткой? И снова будешь дышать на мои руки? – спросила Анна. – Если бы не спросила о девицах, наверное, и сегодня бы промолчал?

– Пожалуй, не признался бы! Считаю, время не пришло, но хочется, чтобы ты меня ждала. Я обещаю греть твои руки, если застынут! – серьёзно сказал он. – Ты смеёшься, а мои детские устремления и сейчас выглядят по-взрослому. Разве не любовь – помочь в чём-либо и согреть дыханием твои руки. А согревая, коснуться губами.

Анна поняла, Иннокентий – человек осторожный и ничего не делает с кондачка. Он наперёд знает, когда и на ком женится, куда повезёт невесту. «Осмотрительный малый», – подумала она и, смущаясь, опустила глаза.

– Я тоже думаю, это любовь! И руки, и себя отдала бы тебе для согрева, не задумываясь. Но ты молчал год, два, три, пять. Я начала терять уверенность в себе. Стала считать, что детское увлечение – сон, игра воображения и осталось там, где-то далеко, в псаломщиковой горенке. Я взрослела, но в сердце по-прежнему оставался ты – единственный и желанный. И даже если бы ты любовью обошёл меня, я вряд ли заметила бы другого молодца. Наверное, так и сидела бы всю жизнь у окна, кружева вязала да тебя поджидала.

У Иннокентия гора с плеч свалилась. Он столько лет стеснялся объясниться с Анной, не знал, какие добрые слова вложить в признание, боялся, что Анна надсмеётся над ним. А она сама страдала его молчанием.

Теперь Иннокентий чаще появлялся в Дудинском. Летом, по воде, он хоть три дня в месяц, но гостевал у Ивановых. Иногда оставался на ночлег и с оказией уходил вверх, туда, где вели торг его приказчики. Каждый раз привозил Анне Михайловне заковыристые подарки, каких в селе не видывали. Он хотел, чтобы Анна восхищалась невидалью, гордилась ею и всегда помнила о нём. А девица любовалась золотыми серёжками, серебряным нательным крестиком, наручными часами в перламутровой оправе, кожаными сапожками на остром каблуке, миниатюрным флакончиком французских духов в коробочке с мягкой подушечкой. Иногда они прогуливались к старикам Юрловым, запасали их речной водой, кололи и складывали в поленницы дрова, убирали в избе. Старики подслеповато посматривали на Анну и шушукались, видно, не зря Кеша с этой девицей ходит!

– Наверное, невесту завёл! – сказал более знающий мужицкие выходки Степан Петрович. – Через две зимы тридцать, а он ещё ходит принюхивается. Хочет хорошую отыскать.

Александра Порфирьевна, крестясь, говорила:

– Аннушка – ничего! Прытко в избе управляется! Может, не такая бойкая, как Сашкина, но надёжная – не вертихвостка!

Однажды Иннокентий с Анной привели в избу Юрловых батрака и назвали его Константином.

– Степан Петрович и Александра Порфирьевна! Он будет вам служить и домашние дела будут на нём кроме кухни. Я буду ежемесячно платить жалованье, а когда женюсь на Аннушке, то заберём вас в Ананьево.

– Спасибо! Но мы уж тут век доживём! А на вашей свадьбе хотелось бы чарку выпить, если Бог к тому времени не приберёт! – сказал Степан Петрович. – А за работника – спасибо. Иногда нам пособка нужна.

Потом хитровато подмигнул Иннокентию:

– А невеста-то Аннушка?

– У меня другой нет! – ответил Кеша и прижал Анну.

– Я-то сразу скумекал! – сказал Степан Петрович. – У меня глаз по этому делу намётан. Это Михаила Ивановича, нынешнего старосты, дочь?

– Да, дедушка! – ответила Аннушка.

– Отец-то у тебя мужик серьёзный и авторитетный. Если ты в него, то жить с Иннокентием будешь счастливее, чем мы с бабкой. А нас счастье – не обошло! Ты, Кеша, кланяйся своему тестю да здоровья ему пожелай за Аннушку. Скажи, Степан Юрлов сдаёт потихоньку. Годы берут и своё, и моё. Глохну на ходу.

– Ничего, Степан Петрович! Ваши годы подождут. Вон дядя Петя моложе вас, а тоже к земле клонится. Время никого не милует. Гнёт, не смотрит, кто ты. Царь или батрак! – сказал с грустью Иннокентий Киприянович. А затем глянул на своих стареющих опекунов и добавил:

– Теперь будьте здоровы, Степан Петрович и Александра Порфирьевна! Даст Бог, загляну в июле! Главное, не болейте! Константину сами расскажете, чем заниматься. Бывайте!

И они с Аннушкой вышли на улицу.

*

Александр Киприянович с Елизаветой Никифоровной ждали ребёнка. Перед уходом в тундру, в конце октября, Александр Киприянович, поглаживая жену по съезжающему вниз животу, сказал:

– Лизань! Если без меня родится сын, назови в мою честь Александром, а коль дочь, то – Екатериной. В честь матери моей.

– Может, хватит в семье одного Александра. Буду я вас кликать: Александр первый, Александр второй. Скажут, над царями глумлюся. Я же дочь политссыльного.

– Ты жена купца Сотникова. А это – не глумление. Наоборот, почтение царям. Правда, жизнь у них закончилась не по-людски. Один в Таганроге умер внезапно, а второго – бомбой убили. Но будем надеяться, и я, и наш первенец умрём восвояси, – сказал Александр Киприянович.

– Типун тебе на язык! – обиделась Елизавета Никифоровна. – Живи столько, сколько Бог отмерил, а ребёнку скажу после родов.

В марте, когда дни равняются с ночами, а солнце светит дольше, чем звёзды, у Елизаветы родился сын. Легко, без натуги и без материнских стонов. Видно, оттого, что лицом похож на мать: курносый, с вьющимися волосиками, лицо вытянутое и губки сложены по-матерински. Брови по середине изогнуты уголками, шея длинная. Долговязым видится парень.

Александру Киприяновичу передали весточку в тундру о сыне, но покинуть обоз он не мог. Оставалось объехать два стойбища, а потом можно возвращаться домой. В середине апреля он появился с обозом в Потаповском. Угостил вином каюров и приказчиков, всю родню Ивановых и отправил оленьи упряжки в Дудинское, оставив до заберегов лишь пять для домашних нужд.