Даль Орлов - Реплика в зал. Записки действующего лица.

• Название: Реплика в зал. Записки действующего лица.
• Автор: Даль Орлов
• Жанр: Прочая старинная литература
• Год: 0101

---

Пора прощаться... По узкой дорожке идем к калитке. Впереди Бунюэль. "Ах, если бы я был моложе! - вдруг восклицает он и добавляет, ни дать, ни взять, в духе "трех сестер": - Москва!.. Москва!..

Он сам отодвигает защелку и распахивает калитку, обмениваемся рукопожатиями. Мы уходим, а они, два старых человек, все еще продолжают стоять в открытом проеме. "Я вас люблю!" - с удовольствием посылает нам вслед старая женщина и снизу вверх смотрит на Бунюэля.

Тост Ирины Купченко

Два пишем, три в уме - сочинялось и публиковалось одно, а за кадром оставалось другое, то, что на самом деле поразило и не забылось, что запомнилось навсегда.

Перечитываю свои заметки о 31-м Международном кинофестивале в Западном Берлине. Они были опубликованы в "Советском экране" в мае 1981 года. Сейчас меня можно четвертовать, не вспомню некий бельгийский фильм "Просторная земля Алексиса Дроевена" или финский "Баллада о запрете", эти и другие, бывшие в конкурсной программе. Даже получивший Золотого медведя фильм испанца Карлоса Сауры "Быстро, быстро!.." или награжденный Серебряным медведем индийский "Анатомия голода" Мринала Сена, ни тот, ни другой, не взялся бы пересказать мало-мальски связно. Не помню, хотя в собственных заметках о содержании этих лент было сказано.

Забылось и не вернешь. Запомнилось другое.

В конце последнего фестивального дня, сразу после пресс-конференции, на которой объявили итоги конкурса, с толпой журналистов выхожу на вечереющую Брайтшайдплатц. Сейчас появится Ира Купченко, надо немного подождать. Ее миссия члена жюри выполнена, теперь с ней можно общаться, не рискуя вызвать неудовольствие маленькой расторопной старушки с большими грустными глазами и волевой челюстью. Распорядитель-организатор, она строго следила, чтобы члены жюри не вступали в контакты с людьми из внешнего мира: не дай бог, окажут влияние на мнение этого самого члена при оценке фестивальных лент. Раза два она засекала нас вместе с Ириной и потом, один на один, ставила ей на вид. Ира, рассказывала, посмеиваясь.

Теперь все позади, вижу ту бдительную злыдню - вон она - торопится, вижу в последний раз, почти помолодевшую без груза ответственности на испытанных плечах - мелькнула в толпе и исчезла.

Чем ближе ночь, тем светлее на площади. Западный Берлин, эта, как считалось прежде, витрина западного мира, включает сотни и тысячи своих витрин, полных сказочных на наш советский взгляд товаров, врубает яркие неоновые вывески, световые табло над крышами и улицами, устланными брусчаткой. Брусчатка, кажется, тоже не дремлет, она активно поблескивает отраженными бликами. Другой мир, совсем не тот, к которому мы привыкли. Но за неделю мы и к этому немного пригляделись.

Темным контрастом окружающему сиянию громоздится в центре площади покореженный в последнюю страшную войну костел, воздвигнутый когда-то в честь кайзера Вильгельма. Сверху донизу он будто изгрызен гигантским драконом. А вплотную к нему, контрастируя с порушенной снарядами и бомбами готикой, прилепилась отовсюду прямолинейная башня нового собора. Руины - для памяти, собор - для покаяний...

Там ударили в колокола. Бархатный перезвон накрыл площадь.

Отбросив неоновый блик, распахнулась стеклянная дверь фестивального "Зоопаласта", и появилась Ира, или, как здесь величали ее газеты, Ирина Петровна Купченко. А с нею и все жюри вышло в полном составе. Им пришла пора прощаться. Корректные поцелуи, поклоны, рукопожатия. Понятно, что минувшие дни их основательно сплотили, сразу не разбежишься. Вижу, что председатель жюри, элегантный и стройный, голова седая испанец Антонио Изаси прячет за спиной гвоздичку. А ведь наверняка приготовил для Ирины, - только успеваю подумать, как в ту же минуту именно это и происходит - он в полупоклоне вручает ей язычок пламени на тонкой зеленой ножке. Она, высокая, ладная, в вязаной шапочке, в облегающей дубленке, благодарит на уверенном английском.

Идем с Ириной вдоль площади. В отеле нас ждет третий член делегации - знаменитый режиссер Александр Григорьевич Зархи. Через час будет торжественное закрытие фестиваля, потом традиционный банкет, и там он выйдет на сцену, чтобы получить "Серебряного медведя"...

В поездке, особенно в зарубежной, люди раскрываются быстро. Вот и в данном случае никто не сумел утаить, кто он есть на самом деле.

Купченко меня поразила. Должен признаться, что красивые и умные женщины всегда производят на меня сильное впечатление. В отличие, скажем, от дур, которые даже сексуально не зажигают. В данном случае состоялось именно сильное впечатление.

Чтобы при таком актерском даровании, показанном в "Дворянском гнезде" Кончаловского, "Странной женщине" Райзмана, "Двое" Никиты Михалкова, да и во многих других лентах, так явно являли себя еще и ум, и юмор, и складная точная речь, и поистине покоряющая женственность - не может быть! Не бывает. А вот, оказывается, есть. И ты можешь ежедневно, а в основном ежевечерне с этим явлением общаться, утром вместе позавтракать в кафе при отеле - завтрак входит в оплату, а вечером она сама приходит в твой номер, где уже сидят Зархи и мудрый, все повидавший в жизни постоянный представитель Совэкспортфильма в той и другой Германии обаятельнейший В.Ярославцев. Для него Берлинский фестиваль - особенно страдное время, он все время с нами или где-то рядом, заботится, чтобы все было хорошо и чего-нибудь не случилось. Пьет наравне.

Ежевечерние посиделки в моем номере - и отрада души, треп, и подведение итогов трудового дня.

Во второй, кажется, день, когда Ярославцев уже у меня сидел, по маленькой было пропущено, а Зархи еще не появился, пришедшая с заседания жюри Ирина сообщила, что жюри, отсмотрев картину Зархи "Двадцать дней из жизни Достоевского", признало ее не представляющей никакого интереса и единогласно постановило снять ленту с дальнейших обсуждений. Это означало, что золотые и серебряные медведи скорее сбегут в лес, чем попадут к Александру Григорьевичу Зархи.

Но Ирина не смирилась. Она включила на полную мощность свое обаяние и стала "давить". И зарубежные коллеги дрогнули. Ладно, сказали они, можно дать "Достоевскому" шанс, надо только придумать соответствующую мотивировку для награды, сформулировать, так сказать, "за что". Тогда, мол, к обсуждению, так и быть, можно будет вернуться.

Значит, надо придумать формулировку. Желательно несколько, для выбора. А кто это сделает? Спец по сочинению текстов в нашей делегации, естественно, - ваш покорный слуга. Но я совершенно не обязан это делать!

Я приехал как специальный корреспондент журнала "Советский экран", мое дело создать очерк-репортаж о Берлинском фестивале для ближайшего номера. Я уже и так перестарался: снял телесюжет с Ириной Купченко для "Кинопанорамы" - куда больше!

Но я, конечно, взялся. Из патриотизма, а также ради Купченко. Она впервые член международного жюри, ей нельзя проигрывать. Хотя, если разобраться, в поражении "Двадцати дней из жизни Достоевского" она бы никак не была повинна. Недаром наверное с этого проекта в свое время демонстративно ущел гениальный Олег Борисов - не нашел общего языка с режиссером. А из кувшина, как известно, "может выйти только то, что было в нем". Что вышло, то жюри и отмело.

После того, как вместе со знаменитым режиссером наша небольшая, но целеустремленная компания "добрала" очередную прихваченную из Москвы бутылку коньяка, я залег на диване и принялся сочинять формулировки, изводя бумагу: "за творческое проникновение в мир гениального писателя", "за постижение мира гения", "за любовь и сострадание", "за память о том, что вечно", "за современное кинематографическое прочтение истории" и т.д., и т.п. Не будучи ни в чем уверенным, так, на всякий случай, среди прочего помянул и актерскую работу Солоницина в главной роли, и режиссерскую работу, и операторское мастерство, и костюмы - все шло в дело, лишь бы за что-то жюри зацепилось...

На следующий вечер тайная операция в моем номере продолжилась, с теми же участниками и в той же последовательности. Сначала три мужика допивали привезенный коньяк, потом Зархи с Ярославцевым довольные уходили, а на ночь глядя, появлялась Ирина, рассказывала, что было на заседании жюри, какие формулировки отвергли, какие еще будут рассматривать, я вручал ей новые, и она уходила. К сожалению.

Впрочем, последнее "к сожалению" написалось для красного словца. Такие, как она, - не для интрижек.

Обычно наш брат командированный прихватывал с собой парочку бутылок крепкого, больше провозить не разрешалось: подарить или самим употребить под настроение. Настроение появлялось каждый вечер и припасенное с удовольствием выставлялось на общий стол.

Так было и сейчас: выпили мое, потом Купченко, что касается Ярославцева, то он никогда без бутылки не приходил. А вот Зархи, неизменно участвовавший в застольях, ничего не выставлял. Но какие тут могли быть претензии? Спасибо, не брезгует компанией, классик все-таки.