Анатолий Черняев - Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991

• Название: Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991
• Автор: Анатолий Черняев
• Издательство: РОССПЕН
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008

Анатолий Черняев. Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991 М., РОССПЕН, 2008. 1047 с.

Книга эта — подробнейший дневник, который в течение 20 лет вел человек, работавший в аппарате высшей власти в СССР. Он лично знал многих в руководстве КПСС в 70–80-е годы. Здесь в деталях его впечатления о Брежневе, Суслове, Кириленко, Пономареве и др. Дневник, очень откровенный и критичный, изнутри режима свидетельствует о том, как и почему он стремительно шел к своей неумолимой гибели, как и почему попытки спасти великое государство на путях демократизации и перестройки окончились неудачей.

В книге много переживаний и размышлений интеллигента тех времен, озабоченного судьбами своей страны.

---

30 марта состоялся доклад Б. Н. о Марксе. Большой театр, неожиданно: Андропов во главе всего Политбюро! (Я оказался в первом ряду). Читал Б. Н. прилично, но места, рассчитанные на эмоции, не сумел подать.

Приняли. ничего. На другой день продолжались поздравления, и в мой адрес -

тоже.

Пристально я наблюдал за «отношением»: президиум — докладчик.

К нему таки снисходительное, немного ироническое отношение. Он этого не хочет видеть. Впрочем, публика, в том числе за рубежом, этого не знает. Его наоборот, особенно там, считают «серым кардиналом», в то время как ни в политике, ни в теории (на что он особенно претендует, это его последний редут) он никакого значения не имеет. Просто высокопоставленный, опытный чиновник.

Сам он очень доволен, как все было.

На другой день он уехал в отпуск в Крым.

А Загладин еще до него уехал (опять!) в Венгрию, а затем в Вену для тайной встречи с Коссутой.

В эти последние дни, когда Б. Н. еще был здесь, я пытался спасти Басова, референта по Афганистану. Но поздно. В этот вечер меня «проинформировали», что с ним произошло. Милиция его схватила на улице в подпитии после поминок друга, погибшего в Афганистане. Сволочи — принципиальность свою показывают на работниках ЦК! Когда я на утро стал произносить речи перед Пономаревым, он сказал: «Ну, как же пьяный был ведь. А сейчас знаете, как за это!» Удалось спасти его только от партийного разбирательства и выговора. Бумага же об увольнении (в момент моего разговора) была уже на столе у Черненко.

Попутно Б. Н. (поскольку я затронул тему, как Щелоков разложил милицию) сообщил, выйдя, конечно, из-за стола, подальше от телефонов! «. Вы знаете, какие преступления за ним. Густов (зам. Пельше, председателя КПК) докладывал на Секретариате. Они ведь что делали. Отобранные ценные вещи и драгоценности у преступников распределяли между собой, имелся даже своего рода «кооператив», лавка, куда пускали только избранных, но в основном родственников. Три «Мерседеса» было в семейном пользовании. Много, много за ним числится. Он заслуживает очень тяжелого наказания. Но, вы понимаете, все ведь знают, кто его привел. 10 лет он был министром внутренних дел. Неловко теперь. Да, а вы знаете, у него жена покончила самоубийством».

Я пытался воспользоваться этой повестью, чтоб опять вернуться к Басову: вот, мол, по чьему доносу мы его увольняем. Но — безуспешно.

Между тем, Щелоков в первых рядах присутствовал на пономаревском докладе в Большом театре! А билеты-то (именные) распределял не кто иной, как горком товарища Гришина!

Оно, конечно, понятно. Брежнев знал, что делал. «Своих» он «остепенил и опогонил» так, что ликвидировать их стало очень трудно. Тот же Щелоков — полный генерал, увешенный орденами, прославляемый и неприкасаемый столько лет. И вдруг перед лицом всего мира теперь снимать с него погоны! И что-то говорить народу и миру! Не гоже. Не принято теперь у нас. Пусть будет шито крыто. Обойдется.

Василь Быков «Знак беды» в «Дружбе народов». Берет уже под прицел всю философию советской истории.

14 мая 1983 г.

Опять долго не писал. Хотя то и дело появлялись сведения, которые того заслуживали. Наверно, от усталости. Она перманентна: из-за службы.

Загладина уже около трех месяцев нет на работе. То за городом немного работал (заключительное слов Андропова к идеологическому Пленуму), то в трех заграничный командировках, включая Берлин (165-летие Маркса), то в больнице по поводу диабета, где он сочиняет одну статью за другой для кого попало, от «Новы дроги» польской, до «Нового времени» и «Агитатора». Страсть, таким образом, самовыражаться, вызывавшая долгое время всеобщее удивление и почтение, теперь становится предметом всеобщей иронии и насмешек: какой, мол, журнал ни откроешь, всюду Загладин, либо сам, либо под псевдонимом.

Я был у него в больнице, «по его просьбе». Оказалось, что он хочет поделиться только со мной самым интимным. Он решил развестись со своей женой. Полюбил подругу своей дочери, которой 25 лет. Я искренне его поддержал, сказав, что «мужчине нужна подруга» (по Киплингу), а ему, добровольно взявшему на себя интеллектуальное бремя, — тем более.

Через несколько дней он позвонил мне и сообщил, что довел свое решение до сведения Тамары (супруга) и, как ни странно, получил отпущение: скандала не будет. Спросил, как лучше поставить в известность Пономарева.

Словом, он целиком занят собой: сочинением своих эссе и устройством души. Кстати, хоть и лежит на Мичуринском, но через день ездит к экстрасенсу — Джуне. Говорит — эффект потрясающий, а врачи не догадываются почему, принимают на свой счет.

Впрочем, не забывает и службу. Как ехидно выразился Александров-Агентов, ведет там в больнице свое делопроизводство: редактировал текст доклада Черненко к Пленуму, участвовал в сочинении предисловия к сборнику Андропова, который должен выйти в ФРГ, принимал главу делегации СДПГ — Шумахера, продолжал тайные игры в большой политике.

Меньшиков к нему ходит чуть ли не ежедневно. Накануне дня Победы зашел ко мне: мол, меня приглашает к себе посол США Хартман. Я спрашиваю: зачем?

— На коктейль.

— А все таки?

— Ну, что ты не знаешь… У меня связи со многими американцами, с тех пор, как я работал в Америке. Об этом известно кому нужно. Когда я пришел работать сюда, я говорил об этом Пономареву.

— А он что?

— Ничего. Я очень часто в посольстве бываю. Особенно, когда приезжает кто-нибудь из моих знакомых, устраивается прием. И в этом году уже был несколько раз. Каждый раз согласовываю с Загладиным. И сейчас вот он считает, что надо пойти. Хартман едет домой и перед отъездом хочет, наверно, сказать что-то важное.

— Ты уверен, что он, как и другие твои собеседники, говорят тебе что-то такое, что Москва не знает от Добрынина и по другим каналам. Ты ведь не все шифровки читаешь, а я читаю практически все и думаю, что в них — более чем достаточно, чтоб ПБ определяло свою политику и тактику в отношении США со знанием дела. Это, так сказать, деловая сторона, которая снимает необходимость твоих «конфиденциальных» контактов. Другая — уверен ли ты, что они тебя не заложат, когда им покажется выгодно это сделать. Ты ведь теперь не какой-то там представитель ИМЭМО в США, вольный ученый, ты работник ЦК и таким образом очень хороший объект для провокации.

— Ну, не думаю. Правила игры они соблюдают.

— Смотри, смотри… Сейчас особенно надо бы быть осторожным. Вон какая кампания антисоветской шпиономании и высылок наших ребят пачками в 48 часов из уже дюжины стран.

— Я учитываю. Но знаешь, они ведь и Александрову послали приглашение. Но он сказал, что сам не пойдет, а вот Меньшиков пусть сходит.

— Кому он это сказал?

— Загладину.

— Ну-ну! Dixi et salvavi animam meam, как говорилось в том числе и Марксом.

В посольство он пошел и, как повелось, мне запись беседы не показал и вообще ничего не рассказал, и я, разумеется, не спрашивал.

Позавчера раздается звонок: Александров Андрей Михайлович!

— Анатолий Сергеевич, — слышу я иезуитский знакомый голосок, — объясните мне пожалуйста, по чьему это поручению товарищ Меньшиков беседовал с послом Хартманом? Так ведь и написано в его докладной: «По поручению встретился.» А ведь вам должно быть известно, что такая формула означает, что поручение дал Секретарь ЦК, не меньше. Иначе — оно не в счет. Никто другой таких поручений давать не имеет право. Я вот должен докладывать теперь Юрию Владимировичу, он спросит, откуда это все взялось… — что я должен отвечать? Там ведь ответственные вещи, хотя и известные нам, например, что Шульц хочет приехать, если его примет Андропов, и что не хотят они приезда Замятина — не тот уровень.

В ответ я рассказал Александрову как было и есть, не забыв и о том, что его якобы самого тоже приглашали. Словом, как изложено выше. Спросил: а что Меньшиков сам прислал запись?

— Нет. Прислал Загладин.

— Ну, вот и надо считать, что это было «поручение» Загладина. Потому, что с Пономаревым я на эту тему говорил несколько дней назад. Он, — говорю, — вообще удивился, что Меньшиков занимается такой своей «личной политикой», отрицал, будто Меньшиков испрашивал у него «в принципе» разрешения на продолжение контактов, когда он утверждался на работу в Отдел, тем более он не знает ничего о данном визите на коктейль.

— Что прикажете делать, Анатолий Сергеевич?

— Не знаю. Я не мог отменить «совет» Загладина, тем более, что была ссылка и на вас.

— Черт знает что! Буду звонить Пономареву.

Пономареву он действительно позвонил. Тот, конечно, (как он мне сам потом рассказал) от всего отмахнулся, свалил все на Загладина, который «что хочет, то и делает, хотя на работе мы его не видим месяцами» и обещал «навести порядок» в отношении Меньшикова. Посоветовал Александрову записке не давать ходу, а прислать ее в Международный отдел для списания. Так А. М. и сделал. Записку я, в результате, видел, в ней, кроме меньшиковских претензий на значительность своих контактов ничего по делу нет такого, чего бы не было известно и без него.