Анатолий Черняев - Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991

• Название: Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991
• Автор: Анатолий Черняев
• Издательство: РОССПЕН
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008

Анатолий Черняев. Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991 М., РОССПЕН, 2008. 1047 с.

Книга эта — подробнейший дневник, который в течение 20 лет вел человек, работавший в аппарате высшей власти в СССР. Он лично знал многих в руководстве КПСС в 70–80-е годы. Здесь в деталях его впечатления о Брежневе, Суслове, Кириленко, Пономареве и др. Дневник, очень откровенный и критичный, изнутри режима свидетельствует о том, как и почему он стремительно шел к своей неумолимой гибели, как и почему попытки спасти великое государство на путях демократизации и перестройки окончились неудачей.

В книге много переживаний и размышлений интеллигента тех времен, озабоченного судьбами своей страны.

---

Меньшиков (консультант Международного отдела) был месяц в США. Поразило его с 1970 г., когда он туда ездил последний раз, что в университетах сейчас самая острая проблема — «свобода гомосексуалистам!» Тогда как в 70-ом — лезли на автоматы из-за Вьетнама. Полная политическая апатия молодежи.

Читаю ТАСС. Альтамирано поехал в Пекин. (Генеральный секретарь социалистической партии Чили, с которым я познакомился, когда он был год назад в Москве, и встречались, когда я был в Чили, в октябре 1971 года).

5 часов он провел с Чжоу. Восторги — «незаконченная революция», «великий народ», «судьбы человечества» (в духе Никсона), «750 млн. китайцев + 600 млн. латиноамериканцев», «признанный лидер третьего мира»…

Либо они отчаялись в реальности советской помощи, либо сказывается «революционная» натура антикоммуниста=антисоветчика, поскольку СССР — законченное общество, подобное западно-потребительскому, и заурядная сверхдержава…

Я рассказал Загладину о протесте ИМЭМО[9] по поводу двух антисемитских книжонок бывшего еврея Евсеева (по решению ЦК выпущены для борьбы с сионизмом). Объекты протеста: Евсеев записал там Мирского в сионисты, но подставился, присоединив Помпиду к сторонникам Израиля (критиковать лично глав дружественных государств и правительств запрещено ЦК). Загладин сказал, что книжки плохи, но практически тоже не реагировал, хотя это его сфера.

Я чувствовал за всей его позицией мысль: не тем ты, Черняев, занимаешься. Что это тебе все даст? Да и — не только тебе лично может повредить. Ты — зам. Об отделе пойдут разговоры… Почему ты всегда лезешь, и к тебе липнут, когда что- нибудь связано с борьбой против ревизионизма и сионизма?! Сам Загладин «выше» всего этого.

26 марта 1972 г.

Вчера был на работе несколько часов. «Вымарал» статью Шапошникова (о Европейской ассамблее), написанную Берковым, — интеллигентские мерихлюндии. Нет такой политической кондовости, которая приходит с опытом работы в аппарате (и то — не всякому) и у которой что-то от зрелости и реализма.

Читаю Франсуазу Саган («Иностранная литература» № 3). До сих пор читал ее только по-французски. Сейчас — «Немного солнца в холодной воде». Прекрасная она писательница. Обаятельная… И этот роман — прелесть. Там есть, например: «любовь иной раз можно определить как желание рассказывать все только этому человеку». По этой maxime я, значит, любил всю жизнь только Искру.

Сегодня она, кстати, позвонила: говорила о новой квартире — как она циклюет полы и о том, что Гулыга (муж) перевел из самиздата для журнала «Звезда» Зощенко, теперь вибрирует по этому поводу. Но о чем бы она ни говорила, о чем бы мы вообще с ней ни разговаривали, — для меня это всегда самое высшее человеческое общение. Я, видно, тоже что-то для нее значу. При всей ее иронии и поносительстве в мой адрес, она все время продолжает от меня что-то «требовать»… и обижается, когда я, замороченный работой, оказываюсь невнимательным или даже недостаточно «почтительным».

Впрочем, мы действительно очень редко видимся.

Видел Искру — прошлись минут 20 возле ЦК. Отругала меня за восторги по поводу Франсузы Саган… Обычно, говорит, мы о твоих бабах разговариваем. А тут, подишь-ты — о конфликте из-за принципов (это о деле с Федосеевым).

28 марта 1972 г.

Обсудил с Красиным и Вебером доклад для Б. Н. (в Софии) о Димитрове (90- летие). Пока еще слабо. Но ребятам уже надоело выкладываться «на дядю». Тем более, что политическая (идеологическая) эффективность выступления Б. Н. практически сводится к нулю. Его речи, доклады, статьи ни для кого уже не указ.

Обнаружил в ужасающем состоянии «памятку» для Капитонова[10], который едет во главе делегации КПСС в Англию по приглашению Голлана[11]. Примитив, переходящий в политический ляп. А, оказывается, Капитонов его уже акцептировал. Нагнал я панику на Матковского и Джавада[12], которые, кстати, сами едут в составе делегации. Поработал с ними над текстом.

Между прочим, на другой день после речи Брежнева на XV съезде профсоюзов, ко мне зашел Панкин (редактор «Комсомолки»). Говорит: «Кто участвовал-то?»… Вот ведь… От речи к речи все лучше. Одна красивей другой. А дела все хуже и хуже.

29 марта 1972 г.

Материалы для Капитонова в Англию.

Борисенко![13] Ох, один разговор по телефону повергает в уныние.

Позвонил из больницы Б. Н. Всякие заботы по поводу интервью для болгарского телевидения о Димитрове…

1 апреля 1972 г.

«Брат Алеша» в театре на Малой Бронной у Эфроса. Рвотная слякоть, сентиментальное слюньтяйство. В бешенстве от потерянного вечера. Наша интеллигенция (которая там хлопала и вызывала автора) в своей беготне от действительности, в «протесте» тыкается во что попало, потеряла всякие ориентиры. Отвратительно!

Видел в кормушке у «Ударника» внука Сталина.

Читаю Олвина Тоффлера «Столкновение с будущим»: 800-ое поколение», конец постоянства, эскалация ускорения, ритм жизни, общество «выбрасывателей», новое племя кочевников, легко заменяемый человек, избыток выбора… etc.

Теперь-то уже ясно, что это современный Нострадамус. Тогда воспринималось как нечто «не про нас» и в смысле: «нам бы ваши заботы».

2 апреля 1972 г. Воскресенье.

Вечером был с Вадькой у Нинки Гегечкори[14]. У нее 1 апреля день рождения! Такая же взбалмашная, почти чокнутая. Собачится с матерью, которая действительно «незаметно» сыграла пагубную роль в ее жизни. Два человека — нинкины старые друзья и покровители: некто Соломон Менделевич (видный ученый, физик) и Максим — крупный радиоинженер. Очень интересная публика.

Спор о Наполеоне (в связи с только что вышедшей книгой Манфреда), о «Рублеве» Тарковского.

3 апреля 1972 г.

Вчера был на выставке «Художники Москвы. Весна 1972» на Кузнецком. Социально впечатление такое же, как и от «Брата Алеши». Но здесь что-то сложнее. В результате «послаблений» художественное развитие обратилось на 40–50 лет назад, к пункту, когда его «естественное течение было прервано волевым способом». Художники повторяют Штейнберга, Альтмана, Ларионова, Петрова-Водкина, даже Шагала, Тышлера. Но все это глядится скучнейшим эпигонством, особенно после посещения запасников Русского музея в Ленинграде, где я был в декабре.

Есть просто дешевый модернистский выпендреж. Масса натуральных пейзажей, которым, кажется, 100 лет, огромное количество церквей (в городе и деревне), русских изб, палисадов и крылечек, камерных портретов и т. п.

Стихия аполитизма и бездумья.

Видно, обрыдла официальная тематика «соц. героизма» и т. п. Но новой идеи нет, нет и новой формы, которая побуждала бы искать новое содержание.

Ужасающее бегство от реальности. И очень слабо технически.

Сегодня узнал, 15 и 21 марта в Венгрии в ряде городов были студенческие волнения «с националистическими и антисоветскими лозунгами». Не первый раз уже это читаю в ТАСС'е и телеграммах о том, что экономическая реформа привела к огромной передвижке доходов «к частно-кооперативному» сектору. Велики доходы ученых, профессоров, врачей и прочей интеллигенции. Ропот в рабочем классе. Студентов разогнали дубинками. 16 арестов. «Зачинщиков» еще не нашли.

А между тем, в последние годы Венгрия казалась самой благополучной страной среди «наших». Все ждали взрыва в Болгарии (после Польши в 1970 г.). И вот, пожалуйста!

Материал к встрече Брежнева с подыхающим Всемирным Советом движения сторонников мира.

6 апреля 1972 г.

Сегодня впервые в жизни был на Политбюро. Обсуждались материалы к приезду Никсона.

Это в Кремле, недалеко от ленинского кабинета. Окна выходят на Грановитую палату — где Свердловский зал. Постовые долго всматривались в мою физиономию, сличали с фото на удостоверении. Маленький зал — прихожая. Там минут за 15–20 начали скапливаться Громыко, Гречко (с ним какие-то два генерал- полковника и вице-адмирал, потом выяснилось, что их вызывали, чтобы утвердить на какие-то должности), Байбаков и прочие министры, зав. отделами — всего человек 10–12:

Заходили и секретари ЦК.

Катушев тут же поручил мне статью для «Правды»: мол, прочитал шифровку — Брандт просит поддержки у Социнтерна, что мы тоже готовы оказать… Надо-де похвалить социал-демократов. (Не понимает, что такая наша похвала — серпом по яйцам т. Брандту!)

Пригласили в зал «на первый вопрос».

Брежнев одобрил представленные материалы (похвалил МИД, «наш Отдел», как он выразился, т. е. именно наш Отдел, и… кто-то подсказал — Андропова).

Сказал, что сейчас важно отметить лишь самое принципиальное: материалы — основа, но по ним с Никсоном ведь не будешь разговаривать, нужно преобразовать в «рабочий материал». Пусть каждый член ПБ письменно представит замечания и соображения. Образуем комиссию, которая пусть денно и нощно этим занимается.