Джон Фанте - Из книги «Большой голод» рассказы 1932–1959

• Название: Из книги «Большой голод» рассказы 1932–1959
• Автор: Джон Фанте
• Издательство: Фортуна
• Жанр: Контркультура
• Год: 2001
• ISBN: 5-900786-55-2

Из сборника «Возмездие обреченных» Джон Фанте, Чарльз Буковски

Фанте действительно оказал на меня огромное влияние. Не столько по содержанию, сколько по манере изложения. Я сказал ему то же самое и наговорил еще кучу всего, когда навещал в больнице. «Ты по настоящему классный парень, Джон, а я всего лишь сукин сын». Он не возражал.

Чарльз Буковски

---

Это началось в тот день, когда я увидел фотографию Хазел Клифтон. После работы я зашел к Джорджу в офис и попросил его подвезти меня до дома. И в ту же минуту, как только я вошел к нему, я увидел эту фотографию. Она сразу заполнила всю комнату. Она была маленькая, как книжная обложка, но она заполняла собою всю комнату. Это была Хазел Клифтон. Она стояла под пальмой, держа букет гладиолусов. Это было что-то! Она была красавица. Она была само совершенство. Я был поражен ею. Я не знал, кто она такая, мне было все равно, я влюбился в нее! Также, как и в случае с Нормой Ширер. Я только увидел Норму Ширер на фотографии, и я был уже влюблен в нее. Это звучит, как глупость, но это правда. Когда я увидел на фотографии стоящую с букетом гладиолусов Хазел Клифтон, я был сражен ею, как тонной кирпичей.

Я поднял фото и любовался ею. Вошел Джордж. Я сказал:

— Джордж, где ты таких подцепляешь?!

Он засмеялся.

— Фрэнк, — сказал он. — Это не подружка. Это моя сестра.

— Твоя сестра! Парень! Да она шикарна!

Я не мог поверить этому. Они были совсем непохожи. Джорджу Клифтону было около тридцати девяти. Девушке на фото — около девятнадцати, стройная и не очень высокая. А Джордж — здоровый парень. Он весил двести фунтов и ростом не меньше шести футов. Схожи были только волосы. Фотография была цветная, и волосы Хазел выглядели на ней такими же белокурыми, как и у Джорджа.

Я хотел спросить у него, замужем ли девушка, но не успел сделать этого. Джордж, видимо, прочитал мои мысли, потому что когда он высказал их вслух, я покраснел, как свекла. Я имею в виду, когда он сказал:

— Нет, Фрэнк, она не замужем.

Парни всегда задают множество вопросов о красивых девушках. Ну, я тоже хотел. Но я не мог. Он был ее братом, и я не хотел быть излишне любопытным. Я поставил фотографию на место, будто исчерпал интерес к ней, но, выходя, бросил через плечо еще один последний взгляд на нее. Я влюбился в эту девушку. Я знал, это была любовь. У меня в голове, как миллион ос, роился миллион вопросов, а когда такое случается, ты влюблен — вне всякого сомнения. Так же, как и в случае с Нормой Ширер. У меня тогда тоже был целый миллион вопросов. Я покупал все киножурналы, которые мог достать, и даже писал в них и задавал вопросы о ней.

Но в этот раз мне не понадобилось задавать много вопросов. Джордж сам все изложил мне о своей сестре по дороге домой. Она жила в Лос-Анджелесе, училась музыке в университете. Ей было двадцать. Второй курс. Отец и мать умерли, так что Джордж обеспечивал ее обучение.

Я выяснил все. Похоже, она была вундеркиндом в школе. Она ходила в школу здесь, в порту. На последнем году обучения она была президентом совета учащихся. Она отлично играла в теннис и была капитаном команды девочек. Но на первом месте у нее всегда была музыка. Она так преуспела в ней, что летом давала уроки, и Джордж сказал, что прошлым летом она заработала сто пятьдесят баксов.

Она пользовалась известностью и в университете тоже. На младшем курсе сразу семь женских организаций пригласили ее в свои ряды. Она выбрала «Зета Альфа Ню». А в этом ноябре, когда я впервые увидел ее фотографию, она была уже президентом этой организации и президентом совета второкурсников.

Я узнал достаточно об этой Хазел Клифтон. Меня слегка раздражало, что все ей давалось с такой легкостью. Джордж сказал, что когда-нибудь она станет великим композитором. И я понимал, что он был прав. Я чувствовал это. Когда — то у меня было точно такое же чувство в отношении Нормы Ширер. Норма Ширер не была звездой тогда, а я уже знал, что она будет ею когда-нибудь. И я оказался прав.

Потом Джордж сказал мне, что Хазел уже почти помолвлена с Филом Манниксом. Это почти убило меня. Я подразумеваю, что Фил Манникс был звездой — полузащитником в «Троянце», а футбольные звезды всегда были моим несчастьем. Это может показаться лишенным смысла, но, если бы не футбольные звезды в Санта Барбаре, обстоятельства не были бы так жестоки ко мне.

Я ненавидел этих выскочек — этих звезд. Они заставили меня просидеть на скамейке четыре года. Этот Фил Манникс был больше, чем просто звезда. Он был — целая футбольная команда. Он сделал девяностопятиярдовый забег против «Нотр Дама» в прошлом году, и за это был взят во Всеамериканскую сборную. Когда Джордж рассказывал мне о Манниксе, меня это травмировало. И это была уже знакомая травма, в том же самом месте и с той же специфической болью, которую я испытал, когда прочитал, что Норма Ширер вышла замуж за того парня. Жгло прямо в центре горла, как будто кто-то ткнул палкой мне в адамово яблоко.

Джордж подъехал к моему дому, и мы поговорили о предстоящей через две недели игре. Южная Калифорния против Стэнфорда. Это была последняя игра сезона. Я почти не думал о ней, но я хотел, чтобы выиграл Стэнфорд. Джордж поинтересовался у меня о предполагаемом результате.

— Надеюсь, Стэнфорд выиграет с тысячью касаний.

Джордж захохотал и тронул машину. Я стоял на обочине и наблюдал, как он поворачивает за угол. Он был уже в квартале от меня, а я все еще слышал его хохот. Это меня так взбесило, что я не смог съесть ничего на ужин, и моя мама подумала, что я заболел. Хазел Клифтон, ты никогда не узнаешь, как сильно я тебя люблю! Нет способа, чтобы выразить это. Я не могу сказать тебе. Но, если бы мы были женаты, я бы мог сказать тебе. Может быть, ты посчитаешь меня дураком, но в тот вечер я надел пальто и шляпу и отправился к твоей школе. Я никогда не был там до этого, но так как ты ходила в нее, мне захотелось посмотреть, как она выглядит. Я был действительно влюблен. Я ощущал аромат любви в воздухе. Была чудесная ночь, уличные фонари светили весело и ярко. Я думал о тебе постоянно. Запах травы на лужайке у школы наполнял меня фантазиями о тебе. Я поднялся по ступенькам главного входа и представил, как ты входила в эти большие двери. Потом я вообразил себя великой футбольной звездой, покидающей поле стадиона после матча. Увидев меня, ты сразу бросилась ко мне и закричала:

— Ох, Фрэнк! Я люблю тебя!

— Хазел, и я люблю тебя, — ответил я.

Я подхватил тебя так, чтобы ты почувствовала мощь моих подплечников. И ты опять сказала:

— Ох, Фрэнк! Я люблю тебя!

— Поцелуй меня, Хазел. Я люблю тебя, — сказал я.

И тут на поле вышел тренер. Я был великой звездой, и он чрезвычайно заботился обо мне:

— Так, так! — сказал он, подмигивая тебе. — Уж не собираешься ли ты похитить сердце величайшего защитника в Калифорнии?

Я покраснел и сказал:

— Слышь, тренер. Исчезни и умри, понятно?

— Фрэнк, — сказал он. — Нарушишь тренировочный процесс, будешь греть зад на скамейке запасных в субботу.

— Ты, хомут! Посадишь меня на скамейку — и продуешь всю игру!

— Не шути, — испугался он. — Ты даже не подозреваешь, насколько ты прав.

И тут ты опять повторила:

— Ох, Фрэнк, я так тебя люблю.

А я сказал:

— Хазел, я буду всегда любить тебя.

Вот что я говорил Хазел Клифтон той ночью, сидя на ступеньках школы. Я просидел там часа два. Потом меня обнаружил сторож и вытолкал со двора.

Отношения между мной и Джорджем Клифтоном изменились. Он стал вести себя как-то странно. Он с удовольствием говорил о футбольных играх, но избегал разговоров о Хазел. Он понимал, что я влюбился в нее. Я давал понять это всем своим видом, когда мы разговаривали. Но он не говорил о ней. Он говорил только об одном Филе Манниксе. Я ненавидел этого Манникса. И Джордж знал, почему. Но он продолжал постоянно говорить о нем. Он говорил, что Фил Манникс может выиграть у целой команды Стэнфорда один. Я подумал, что это могло бы иметь место, но я не согласился с ним. Я даже, наоборот, отмел напрочь такую чепуху. Я имею в виду, Манникса. Я дал понять Джорджу достаточно ясно, что я ненавижу его из-за Хазел. Я сказал:

— Если кто-нибудь врежет Филу Манниксу ниже пояса, я только обрадуюсь от всей души.

А в другой раз я добавил:

— Я думаю, Фил Манникс трус. Он потому только так хорошо и отрывается, что убегает сломя голову от возможных ударов.

И тогда Джордж взял меня на пушку. Это случилось, когда я провозил несколько коробок мимо офиса. Он был внутри и позвал меня. Я оставил тележку и вошел.

— Слушай, — сказал он. — Если ты так уверен в победе Стэнфорда в субботней игре, почему бы тебе не поставить на них?

Я не мог поставить много. Я зарабатывал только пятнадцать в неделю. Джордж — шестьдесят. Он подловил меня. Но я не собирался отступать. Я должен был оплатить квартплату и чеки за продукты, но я не собирался отступать.

— Окей, — сказал я. — Сколько ты предлагаешь?

— Я-то не спорил, — ответил он. — Сколько ты ставишь?

— Как насчет сорока центов?

Он расхохотался.

— Сорок центов? Бог мой! Я думал, ты хочешь поспорить на реальные деньги!

— Ладно, — сказал я. — Что ты называешь реальными деньгами?