Ханна Эванс - Мама Мальчишек. Уроки выживания среди мужчин

• Название: Мама Мальчишек. Уроки выживания среди мужчин
• Автор: Ханна Эванс
• Жанр: Психология
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-905891-42-7

Каково это – оказаться единственной женщиной в доме, населенном мужчинами? Ханна мечтала о дочке и представляла себе, как будет покупать ей платья и куклы и вплетать в косички пышные розовые банты. Но родился сын. Потом еще один. Когда на свет появился третий мальчик, Ханна поняла, что это судьба. Суровая школа Мамы Мальчишек научила ее многому: не только ликвидировать последствия буйных игр и драк, но и принимать в них горячее участие; не хуже эксперта разбираться в футболе и виртуозно складывать бумажные самолетики; различать виды динозавров и типы моделей гоночных машин и выступать постановщиком ролевых игр с детективным сюжетом. Пока росли ее сыновья, Ханна Эванс досконально изучила тонкости мужской психологии, устроенной, как оказалось, принципиально иначе. Да и о своей собственной узнала много нового: все познается в сравнении! Свой бесценный опыт она обобщила в этой смешной и искренней книге, в которой делится с читателем секретами воспитания «банды мальчишек», рецептами их любимых пирожных (включая рекомендации, как заставить сыновей готовить их самостоятельно и с минимальным ущербом для кухни), анекдотами из жизни и забавными тестами на родительскую компетентность. И, разумеется, несокрушимым оптимизмом Мамы Мальчишек.

---

Во всяком случае, такое будущее рисовали мне плодовитые подруги, основываясь на собственном опыте. И, возможно, так бы все и было, если бы мне не пришлось провести первый триместр (целиком и полностью) дома, причем в тошнотворной близости к унитазу.

– Здесь сказано, что утренняя тошнота обычно проходит после трех месяцев… – подбадривает меня Будущий Отец, изучая раздел о токсикозе в одном из недавно приобретенных пособий по материнству. – Но ведь ты уже перешагнула этот срок, разве нет? По идее, сейчас ты должна «расцвести»!

Я поднимаю склоненную над унитазом голову с таким достоинством, какое только могу изобразить, и испепеляю мужа взглядом в стиле неистового Макинроя (если вы, конечно, помните такого теннисиста).

– Прости… что… у меня… не как… у всех! – с трудом артикулирую я и возобновляю знакомство с днищем унитаза.

– И то верно, никто не живет по книгам! – весело подхватывает он, откладывает пособие в сторону и заботливо поправляет мне волосы.

Кажется, наступает передышка. Я забываю про заготовленные ругательства и тянусь за имбирным печеньем. Будем надеяться, что эта книжка врет только про двенадцать недель токсикоза, усмехаюсь я и набиваю свой «цветущий» рот якобы успокаивающим продуктом.

В восемнадцать недель нас с мужем навещает акушерка.

Долго и нудно извиняясь за свои вечно холодные руки (разве синдром Рейно, сопровождающийся похолоданием и онемением кистей рук, не должен автоматически исключить для нее карьеру акушерки?), она щедро смазывает мой упругий живот такой же холодной и противной субстанцией, по ощущениям напоминающей лягушачью икру. Желе стекает с моего живота прямо на диван, где я лежу выброшенной на берег рыбиной.

Я с трудом подавляю желание стереть с себя эту гадость и терпеливо жду.

Она проворно скользит стетоскопом по моему телу и вдруг замирает.

Из электронного допплера вырывается оглушительно громкий, ритмичный стук, и мы с Будущим Отцом изумленно вслушиваемся во внутриутробное сердцебиение собственного ребенка.

Через минуту-другую акушерка нарушает наше изумленное молчание.

– Ага, – произносит она и улыбается. – Сердцебиение ровное, уверенное. Кажется, девочка… Скорее всего девочка.

Вопреки ее ледяным пальцам и желе минусовой температуры по моему телу разливается благодатное тепло.

Девочка. Конечно. Я вижу в этом логику и глубокий смысл. Да, я женщина. И у меня должна родиться дочка.

В наше время после тридцати недель беременности лететь самолетом можно было, только имея на руках справку от врача.

«После тридцати недель, – угрюмо размышляла я, – я просто не протиснусь в дверь авиалайнера». С невероятным трудом и ужимками примадонны я умудрилась застегнуть ремень безопасности на своем протестующем двадцативосьминедельном животе и вытянула вперед опухшие щиколотки, готовая к взлету. Будущий Отец сжал мою руку. Самолет устремился ввысь, и я закрыла глаза.

Спустя восемь часов пытки и сорок семь набегов на туалет мы приземлились. Нас ждал незабываемый отдых на солнечном карибском острове Сент-Люсия.

Из этих последних деньков свободы мы постарались выжать все, что только возможно. Мотались на древних автобусах под оглушительный аккомпанемент Боба Марли по самым уединенным уголкам райского острова. Балдели от безделья, читали, дремали под дрожащими на ветру пальмами, просыпаясь от отдаленного грохота барабанов. Держась за руки, неспешно бродили по многолюдным рынкам крохотных городков, глазея на бананы, кокосы и рыбу.

Сентлюсианцы были сверхвнимательны и суперобходительны, особенно по отношению к женщине в «интересном положении». Как-то раз на прогулке прямо перед нами возникла невероятно колоритная особа, и мы остановились для привычного обмена любезностями.

– Отважный мамочка! – Особа, ухмыляясь, с энтузиазмом погладила меня по животу.

Внутри у меня что-то сместилось, и в сторону внешней агрессии последовал отработанный удар пяткой. Я выдавила неловкую улыбку, пытаясь быть выше своих британских предрассудков по поводу того, что меня посреди Суфриер-Хай-стрит ощупывает незнакомка – пусть даже дружелюбная.

– Я думай, тут зреть маленький девоч-ч-чка, – предрекла она с библейской убежденностью и удалилась восвояси.

– Вот глупости! – произнесла я вслух. Откуда ей знать? И прикоснулась к животу жестом собственницы – как там моя доченька?

В отличие от своей новой знакомой я предпочитала не распространяться вслух о том, что казалось очевидным.

Прошло три месяца.

– Надо было… ехать в роддом… раньше!

Будущий Отец на мгновение отрывает взгляд от дороги и косится на тушу, почти полностью закрывшую панорамное зеркало заднего вида. Так и не сумев втиснуться на переднее сиденье нашего «Рено-Сеник», я кое-как, на четвереньках, разместилась сзади, откуда бессмысленным одурманенным взором таращусь на ничего не подозревающих водителей, что плетутся за нами.

– Что ты сказала, любимая? – нежно спрашивает муж.

– Я… ой!.. сказала… ой-ой-ой!.. Ладно, не бери в голову. Ой! Ты не мог бы… о-о-о!.. ехать побыстрее?

– Конечно, – отвечает он и выжимает до упора педаль газа.

– Ой-ой-ой… Не так быстро! Помедленнее! – вскрикиваю я.

Мой несчастный супруг еще не догадывается о том, какая участь его ожидает. Что бы ни сделал Будущий Отец для этой одуревшей от гормонального всплеска Будущей Матери в ближайшие двенадцать часов – вернее, двенадцать лет, – ему суждено слышать в ответ лишь упреки.

Страшная правда жизни откроется ему очень скоро.

Спустя десять часов и сорок три минуты.

На меня смотрят иссиня-черные, исполненные первобытной чистоты и глубины глаза. Я изумленно вглядываюсь в них. Предельно сосредоточившись, беру в руки голенького новорожденного, стараясь не причинить боль хрупким длинным ручкам и лысой головке. С жадностью прижимаю к себе скользкое тельце и, завороженная, наблюдаю за тем, как поднимается и опускается впалая грудка. Поднимается и опускается.

Мама? Я? Да, есть от чего содрогнуться.

Я – мама.

Взгляд еще плохо фокусируется, но я рассматриваю своего первенца. Вот пуповина, она пульсирует; младенческий животик в пятнах йода; а дальше…

И тут я вижу его. С ума сойти. Пенис. ОН.

Вздернутый, нахальный, бесстыжий. И на меня нисходит прозрение. Да, я только что стала мамой. Но самое невероятное и слегка пугающее – что я стала мамой… мальчишки. Всего за одну ночь, показавшуюся мне вечностью, я стала… МАМОЙ МАЛЬЧИШКИ.

Обычный вечер вторника, восемь месяцев спустя. Мой эпизодически появляющийся дома муж гладит свои форменные рубашки. Я не берусь за такую работу, потому что только он умеет так отутюжить складки, чтобы они кололись не хуже моих острот, едких от хронического недосыпа, и я с удовольствием умываю руки. В любом случае у меня сегодня вечером есть дела поважнее. Подхватываю косметичку и незаметно проскальзываю в туалет.

Через несколько минут я снова рядом с мужем.

– Вот, – без подготовки объявляю я и неуклюже помахиваю перед лицом новоиспеченного Отца Мальчишки пластиковой полоской. Пластиковая полоска, еще недавно совершенно безобидная, теперь помечена не одной, а сразу двумя пророческими голубыми полосками. – Вот, – повторяю я.

Обычно невозмутимый, Отец Мальчишки осторожно опускает утюг, чуть заметно бледнеет и… крепко-крепко обнимает меня. И тут мы оба начинаем смеяться – безудержно, неистово, почти истерически. Сверху доносится возмущенный вопль. Это наш младенец, Разумник, – а мы-то думали, что он крепко спит. Я вырываюсь из объятий мужа и бросаюсь к сыну.

– Капризничай, пока можно, – тихонько шепчу я, поднимая сынишку на руки. – Потому что недолго тебе оставаться в этом замке единственным королем!

Спустя семь месяцев на сцене появляется второй претендент на королевский престол. Он родился «в сорочке», но легкие, слава богу, целы и невредимы.

– Говорят, это большая удача, когда ребенок рождается без разрыва мембраны, – сообщила мне Старшая (бездетная) Подруга, выкладывая на прикроватную тележку огромную коробку шоколадных конфет и с некоторым беспокойством оглядывая меня и мое потомство.

Разумник в экстазе оттого, что снова может сидеть на мне верхом, а не моститься осторожно возле необъятного живота. Судя по всему, конфетам он рад больше, чем появлению на свет братца Бинома. Он тянется к коробке – и трюфели вместе с тележкой отправляются в полет к соседней палате. Медсестра, оказавшаяся в дверях, чудом избежала прямого попадания.

– Ты уверена, что справишься? – спрашивает подруга, одной рукой придерживая расшалившегося пятнадцатимесячного мальца, а другой поглаживая щечку новорожденного.