Дэвид Зинделл - Хранитель Времени

• Название: Хранитель Времени
• Автор: Дэвид Зинделл
• Издательство: ООО «Издательство АСТ»
• Жанр: Романтическая фантастика
• Год: 2001
• ISBN: 5-17-005628-1

«…Культура научная и культура литературная. Я никогда не видел тут дихотомии[1]. По-настоящему говоря, писатель научной фантастики должен бы разбираться в ОБЕИХ культурах. Когда я пишу, то надеюсь, что фантастика моя пусть не излечит, но хотя бы сведет воедино краями эту фальшивую дихотомию». Так говорит о себе Дэвид Зинделл – один из самых талантливых писателей, пришедших в американскую фантастику в 80-е. За дебютным его рассказом «Шанидар», завоевавшим на конкурсе «Писатели будущего» первую премию, последовала масштабная тетралогия с довольно многозначительным общим названием «Реквием по Хомо Сапиенс».

Итак, перед вами – грандиозная, увлекательная и поразительно поэтичная «опера» – но «опера» не «космическая», а «космологическая».

Слушайте надменную, гордую, чеканную сагу эпохи, когда наша Земля обратилась в полузабытый миф, о коем остались лишь смутная память – да миссия почти что рыцарского ордена космических Пилотов. Миссия поисков «нового Грааля» – «Старой Земли».

Слушайте легенду об Эльдрии – Старшей Расе, заселившей Вселенную, исчезнувшей без следа и оставившей потомкам великую загадку…

Слушайте повесть о юном герое, что дал зарок исполнить неисполнимое – и исполнил, не подозревая даже, что лишь начинает цепь событий, которые изменят судьбу человечества – и судьбу Галактики…

---

Николос скривил свое доброе умное лицо так, словно ему оцарапали подбородок чем-то острым, и посмотрел на меня с молчаливой мольбой сказать наконец что-нибудь. Я вышел вперед и набрал воздуха.

– Коллегия Главных Специалистов постановила простить ваши преступления. Вы не будете изгнаны. Отдайте нам Печать Ордена, и вам будет позволено остаться в вашей башне.

– Вы прощаете меня?!

Я хотел сказать, что простил бы ему что угодно, потому что он спас мне жизнь и определил мою судьбу, дав мне книгу стихов. Часть меня – тот мальчишка-послушник, которого он когда-то учил бороться – все еще питала к нему некоторое почтение.

– Вы забываете, что Бардо и еще восемьдесят пилотов погибли по вашей вине.

– Как это помпезно, юный пилот! Что ты можешь знать о моих преступлениях? Что ты вообще знаешь?

– Отдайте Печать, – сказал я.

Бургос Харша и лорд Парсонс промямлили, поддерживая меня, что он должен сдать Печать в официальном порядке и без промедления. Я посмотрел туда, где она тикала на своей полированной подставке. Даже за тридцать футов чувствовался горьковатый запах полировочного масла.

– Рингесс требует у меня Печать Ордена. Допустим, я отдам ее – что дальше? Вы полагаете, что сможете изменить Орден? Каким же это образом? – Его голос звучал низко, как гонг. – Я в жизни видел много перемен, но человек всегда остается тем же.

Я подумал о божественном семени в моей голове, о Великой Теореме и сказал:

– Не всегда.

– И он, и его преступления.

Я прочувствовал эти слова: в том, как он произнес «преступления», был какой-то знак. Память заработала, и у меня возникло досадное ощущение, будто я должен знать, на какие преступления он ссылается.

Взгляд Хранителя, блуждающий по нашим лицам, задержался на Соли.

– А кто же будет делать трудную работу, Мэллори, если я перестану быть Хранителем?

– Убивать имеется в виду?

– Разве это я пытался убить Соли?

В интонациях этого «убить» проявились новые знаки, и я вдруг понял.

– Да – в первый раз, когда Соли чуть не убили, это, думаю, было дело ваших рук. – Я перехватил взгляд Соли, который смотрел в окно на городские огни, и пояснил: – Это Хранитель пытался убить тебя в день пилотских гонок.

– Это правда? – Соли, сохраняя неподвижную позу охотника, посмотрел с высоты своего роста на Хранителя. Он старался сохранять холодную отчужденность, но даже кадет-цефик увидел бы, что он взбешен. – Зачем вы это сделали?

Моя мать схватила Соли за локоть.

– Вот я и дожила до того, что ты убедился в моей невиновности. Но теперь уже поздно.

Соли вырвал у нее руку и бросил:

– Да, в этом преступлении ты невиновна.

– Она права, – сказал Хранитель. – Поздно.

– Почему вы хотели убить меня?

Я почесал нос и сказал:

– Расскажите-ка нам о Тверди. Почему боги остерегают людей против нее?

– Это правда? – снова спросил Соли.

Хранитель резко повернулся, и его слова хлестнули Соли, как кнут.

– Конечно, правда! Я уже говорил и теперь повторяю: насратъ мне на Эльдрию и ее проклятые секреты! Вернувшись из ядра галактики, ты своей трепотней насчет Старшей Эдды вынудил меня объявить поиск. Есть вещи, которые нам знать не положено, но ты меня не послушался. – Хранитель, сжав кулаки, подступил к Соли. – Почему ты не послушался меня, Леопольд? Все твоя проклятая гордость. Ты всюду говорил о своем хваленом открытии, говорил и пил свое поганое виски. В каждого городского послушника ты вселил мечту о своей Эльдрии с ее Старшей Эдцой. Я просил тебя помолчать, я предупреждал тебя, но ты не слушал. Еще и спорил со мной. Истина, говорил, есть истина. Провались ты со своей истиной! Почему ты не слушал меня, Леопольд?

– Значит, вы хотели убить меня за то, что я вас не слушал, – саркастически ответил Соли.

– А что же это, чего человеку знать не положено? – вмешался я. – Скажите – я должен знать.

Соли, хлопнув кулаком в черной перчатке по ладони, поклонился Хранителю.

– Кто станет судить вас? Разве судей судят? Мы с вами проделали вместе долгий рейс, но он окончен. Пора сдать Печать, вы не находите?

Хранитель, взглянув на одни из часов, ответил с угрюмой улыбкой:

– И верно, пора. – Он подошел к Печати и взялся за ее стальной футляр.

Николос позади меня пробормотал: «Осторожно!», а Бургос Харша затаил дыхание. Академики перешептывались.

Хранитель с Печатью в руках подошел к нам. Печать ритмично тикала. За стеклом циферблата виднелось голубое с белым изображение Старой Земли, совершающей путь вокруг Солнца. Хранитель остановился передо мной, и тиканье стало громче. У меня зародилось подозрение, что эта Печать – подделка, замаскированное под часы взрывное устройство.

– Кому же сдать ее? – спросил Хранитель. – Главному Пилоту?

Я не сразу вспомнил, что Главный Пилот теперь я. Я протянул руки. Тиканье сделалось еще громче, и я вдруг стал различать, как тикают каждые часы в башне.

– Печать Ордена, – промолвил Хранитель и прижал часы к груди, как девакийская мать младенца. Казалось, он чего-то ждет – я прямо-таки слышал, как он про себя отсчитывает секунды. – Мои лорды-академики! Вы сказали, что я должен сдать Печать Ордена. Ну что ж, вот она.

– Мэллори! – вскрикнула мать.

Все взоры обратились на Хранителя. Он передал Печать мне. Она была тяжелее, чем мне представлялось – я чуть не уронил ее.

– «Не спрашивай никогда, по ком звонит колокол, – произнес Хранитель, цитируя одно из своих пресловутых стихотворений. – Он звонит по тебе»[12].

Печать прозвонила один-единственный раз и умолкла. В приступе дурацкого, иррационального страха я подумал, что сделал что-то не так: быть может, сжал ее слишком сильно и повредил механизм. Я потряс Печать над ухом – ничего. Внезапно я заметил, что в башне воцарилась тревожная тишина: помимо биения собственного сердца, я слышал только дыхание собравшихся – и только. Все часы в комнате умолкли в один и тот же момент. Тиканье прекратилось, маятники остановились, биочасы умерли, и в песочных больше не текли кобальтовые струйки.

– Время пришло. – Хранитель указал скрюченным пальцем на южное окно позади нас и вскричал: – Смотрите!

Я не стал смотреть – это, помимо всего прочего, меня и спасло. Но Николос Старший, Джонат Парсонс, Бургос Харша и многие другие обернулись к окну. Бургос потом говорил, что увидел ослепительную вспышку и поднявшееся над Крышечными Полями светящееся облако – не знаю, может быть. Зато все мы почувствовали, как затряслась башня и снизу докатился рокот, какой бывает при землетрясении. Хрупкие окна башни разлетелись вдребезги, и стекло градом посыпалось внутрь. Два осколка впились мне в затылок. Бургос и еще несколько человек завопили: «Мои глаза!», а Хранитель прикрыл глаза согнутой в локте рукой. Горячий ветер нес стеклянную метель по всей комнате. Когда ударная волна прошла. Хранитель убрал руку от лица, и в ней оказался нож, длинный и серебристый, как осколок стекла. Сначала я подумал, что это и есть стекло – так быстро сверкающее лезвие метнулось к моему лицу.

– Слишком старая, – загадочно молвил Хранитель и напал на меня со скоростью, достойной воина-поэта. Я бросил Печать и повысил собственную скорость. Когда мои внутренние часы затикали как бешеные, а время замедлило ход, я начал скраировать.

– Мэллори! – снова вскрикнула мать.

Я увидел, как будет действовать Хранитель, еще до того, как он опустил нож на уровень моего живота, и увидел еще, как мать бросилась между нами. Я увидел, как нож Хранителя пронзил шерстяную ткань у нее под грудью и вошел по самую рукоять. Увидев это будущее, я метнулся вперед, чтобы помешать ему осуществиться. Но я все-таки был не настоящим скраером, и моему зрению недоставало совершенства. По сей день недостает. Я попытался оттолкнуть мать в сторону, но не все при этом предусмотрел. Я едва не споткнулся о Печать, косо лежавшую на ковре, и поэтому толкнул мать не вбок, а немного вперед. Прямо на нож Хранителя. Когда клинок вошел ей в грудь, она улыбнулась – возможно, это была гримаса боли – и воткнула Хранителю в шею блестящую иглу воина-поэта. Повсюду слышались крики, в выбитые окна лился морозный воздух. Соли, из окровавленного, изрезанного рта которого вырывались клубы пара, бросился к Хранителю. Мать повалилась на меня, и я уложил ее на мягкий ковер. Хранитель чуть не придавил нас. Отравленная игла парализовала его, и он, как ледяная статуя, рухнул среди битого стекла.

– Смотрите! – крикнул кто-то, но я не мог ни на что смотреть: мать истекала кровью у меня на коленях. Ее горячая кровь промочила шерсть моей длинной туники. Широко раскрытыми глазами она смотрела на меня. Я видел, что в ней нет страха смерти. Возможно, программы воинапоэта так овладели ею, что она даже приветствовала смерть. Я говорил себе, что она спасла меня не из любви, а потому, что была запрограммирована стеречь свой момент возможного, и я должен благодарить ее не больше, чем послушного робота. И все же я испытывал великую благодарность, а жизнь все уходила из нее, и ее мучительный кашель надрывал мне сердце. Наверное, все сыновья запрограммированы так. Яркая артериальная кровь хлынула у нее изо рта, и мне хотелось верить, что она умирает моей матерью, а не воином-поэтом. Я искал искры человечности, которая, как я верил, горит в каждом из нас, вечного пламени, точки чистого света.