Дэвид Зинделл - Война в небесах

• Название: Война в небесах
• Автор: Дэвид Зинделл
• Издательство: АСТ, Ермак
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-020800-6, 5-9577-0679-5

Итак, перед вами — грандиозная, увлекательная и поразительно поэтичная «опера» — но «опера» не «космическая», а «космологическая».

Слушайте. Слушайте…

Слушайте надменную, гордую, чеканную сагу Будущего…

Будущего, когда наша Земля обратилась в давно полузабытый миф — правду о коем знают лишь немногие, состоящие в почти рыцарском ордене Космических Пилотов. Будущего великого города Невернеса — и заселившей Вселенную Старшей Расе Эльдрии, исчезнувшей и оставившей за собою бесчисленные загадки…

Читайте завершающую книгу цикла “Реквием по Homo Sapiens” — роман “Война в небесах”!

---

— Хорошо бы вы позволили мне заняться глазами, — сказал Ярослав. — Манипуляции со зрительным нервом причиняют невероятную боль. А тут еще страх перед слепотой — глядишь, и заговорит.

— Может быть, позже, — сказал Хануман вдумчиво, как будто они обсуждали меню к обеду. — Подождем акашика.

Долго ждать не пришлось. Аррио привел морщинистого старца по имени Радомил Морвен. Прежде он был выдающимся мастер-акашиком, но еще на заре рингизма он вышел из Ордена, чтобы служить Хануману — и достигнуть божественного состояния прежде, чем сердечный приступ или еще какое-нибудь несчастье оборвет его дни. Свои инструменты он нес так, словно они были свинцовые. Охая и вздыхая, он установил маленький голографический стенд на шахматном столике рядом с образником и постучал скрюченными пальцами по блестящей поверхности шлема.

— Я понимаю необходимость подобных мер, — сказал он, косясь на изувеченные пальцы Данло и лохмотья кожи, свисающие с его лица. При этом он зажал рот рукой, словно боясь, что его вырвет. — Но лучше было бы послать за мной сразу после того, как ему ввели эккану. Пытки — это уж чересчур.

— Не вам об этом судить, — сказал Хануман.

— Если бы вы больше полагались на мое искусство, — проворчал Радомил, игнорируя холод, которым Хануман его обдавал, — то даже эккана бы не понадобилась.

— Это вы так говорите.

— Вы кромсаете его ножами и вяжете жгучей веревкой, но мой компьютер вскроет его гораздо более эффективно.

— Посмотрим.

— Я мог бы просто осмотреть пилота под любым предлогом, — настаивал Радомил. Он, очевидно, был убежден, что имеет для Ханумана большую ценность, если осмеливался вступать в спор с самим Светочем Пути. — Тогда мы могли бы сказать божкам, что Данло ви Соли Рингесс нуждается в нашей помощи для восстановления утраченной памяти.

На самом деле Данло обладал почти идеальной памятью и никогда не нуждался в чужой помощи, чтобы вспомнить что-либо. Хануман, разумеется, знал об этом — как знали все знакомые Данло и его сподвижники по первым дням рингизма.

То, что Радомил позабыл об этом общеизвестном факте, говорило о страхе, лишающем его способности рассуждать здраво. Страх управлял Радомилом, как большинством людей; старый акашик боялся болезней и старости, звездных взрывов, крови и мнения других рингистов. Ирония заключалась в том, что он, как и большинство людей, боялся того, чему не суждено сбыться, не замечая в то же время опасности, висящей над его головой, словно нож на волоске.

— Зачем нам вообще говорить божкам что бы то ни было? — спокойно осведомился Хануман. Он метнул взгляд на Ярослава, и Данло прочел в его льдистых глазах смерть.

Нет, Хану. Нет, нет, нет, нет.

— Да посмотрите же на этого бедного пилота! Посмотрите, что вы с ним сделали! Ведь он посол — что мы скажем Демоти Беде, когда он потребует присутствия Данло на Коллегии?

— Вы доверяете мне? — внезапно спросил Хануман, впившись глазами в Радомила.

— Разумеется, лорд Хануман, — нервно сглотнув, ответил тот.

— Тогда доверьтесь мне и в решении этой маленькой проблемы.

— Как вам будет угодно.

— Может быть, начнем в таком случае? Данло ждет уже целую вечность, и я не хочу продлевать его страданий.

Радомил склонился над Данло, чтобы надеть на него шлем, и Данло, обретя голос, прошептал: — Он… убьет… вас.

Он хотел добавить еще что-нибудь, хотел сказать Радомилу, что ему ни с кем не дадут поделиться тем, что произошло этой ночью в камере Данло. Но воздух обжег его искусанный язык, и челюсти непроизвольно сомкнулись снова. Если Радомил и разобрал процеженный сквозь кровавую пену шепот Данло, то, видимо, не придал ему значения, решив, что Данло попросту пытается предотвратить дальнейшие пытки.

— Вот так, — проворчал он, прилаживая шлем. На голографическом стенде загорелась проекция мозга Данло. Все его основные структуры — от большого мозга до миндалин — светились разными красками. Радомил мог придать голограмме более глубокий уровень — тогда она показала бы фиолетовые нейроканалы в височных долях и даже включение отдельных нейронов в языковых центрах. — Ох, как же ему больно, — сказал акашик. — Никогда еще не видел, чтобы человек испытывал такую боль.

Радомил показал на красные светящиеся облачка вокруг мозгового ствола, в теменных долях — практически во всех частях мозга. Хануман следил за ним с интересом, как кадет-цефик во время урока. Воинов-поэтов это тоже заинтересовало. Ярослав охотно потыкал бы ножом в ступни, бедра, живот и глаза Данло, чтобы поглядеть, какие участки мозга загорятся, но он знал, что Хануман, сосредоточенный на своей цели, не разрешит ему этого.

— Могу я теперь задать ему вопрос? — спросил Хануман Радомила.

— Да, спрашивайте, пока он еще в сознании. Это просто невероятно, что он терпит такую боль молча и не теряя сознания.

— На чем следует сосредоточиться воину-поэту, когда я задаю вопрос?

Радомил хрустнул пальцами.

— Пусть он спрячет свой нож. Пилот и без того натерпелся. Еще немного боли — и он просто утратит способность говорить.

— На этот случай я вас и вызвал. Мне нужно, чтобы вы прочли его мысли.

— Но он все-таки должен говорить, хотя бы мысленно. Словами и цифрами, которые четко воспроизводятся в лобных долях. Избыток боли затемнит это воспроизведение.

— А недостаток боли позволит ему управлять своими мыслями. Он владеет цефическими навыками, как вам должно быть известно.

Радомил не стал спрашивать, как Данло приобрел эти навыки, а Хануман не сказал, что сам когда-то посвятил Данло в секреты своего мастерства. Данло ворочал во рту израненным языком, пока эти двое спорили, как им лучше получить нужную Хануману информацию.

— Вы мастер-акашик, — сказал наконец Хануман, низко кланяясь Радомилу, но в его глазах сквозило презрение, которое цефики питают к представителям низших ментальных дисциплин, особенно к акашикам. — Один из лучших акашиков, известных мне, Я полагаюсь на ваше суждение. Ограничимся пока словами — а если они не принесут успеха, мы попросим воина-поэта сопроводить их своим ножом.

Заключив этот компромисс, Хануман взял оставшуюся целой руку Данло в свою и спросил: — Координаты каких звезд сообщил тебе Зондерваль?

Его слова прожгли мозг Данло, как красное ракетное пламя.

Нет, нет — я не должен думать словами. Нет, нет, нет.

— Еще раз, — сказал Радомил, глядя на голограмму. — Спросите его еще раз.

Хануман повторил свой вопрос.

— В его мыслях мелькает “нет” и “слова”. Он пытается не думать словами.

— Этого следовало ожидать.

— Чем больше слов скажете вы, тем труднее будет его задача.

— Да, пожалуй, — поэтому мне нужно найти верные слова.

Хануман снова задал свой вопрос, справившись на этот раз о цвете глаз Зондерваля и тембре его голоса — эти ощущения могли ассоциироваться с информацией, которую Зондерваль сообщил Данло.

Я не должен думать словами, твердил про себя Данло. Цифры, координаты — нет, не хочу, не хочу, не хочу…

— Продолжайте говорить, — сказал Хануману Радомил. — Мы близки к цели.

Голос Ханумана, как серебряный нож, резал слух Данло и проникал в самую глубину его мозга. Данло закрыл глаза, пытаясь расплавить его слова огнем своей воли.

Я так хочу. Такова моя воля. Моя воля свободна, как талло в небе. Я должен иметь мужество следовать за ней.

— Поразительно, — сказал Радомил. — Его воля необыкновенно сильна. Он старается мыслить только образами — и ему это, кажется, удается.

Воля сердце огонь машут белые крылья холодный воздух синее небо…

Хануман продолжал расспрашивать Данло о флоте Зондерваля и его пилотах. Он называл координаты разных звезд, через которые мог проходить маршрут Зондерваля, надеясь, что память Данло среагирует на какие-нибудь из них. Потерпев неудачу в этом, Хануман стал говорить о гибели племени деваки и спрашивать, почему Данло позволил Тамаре оставить его. Эти вопросы, более жестокие, чем нож воина-поэта, ранили Данло до глубины души. Они едва не вызвали лавину эмоций, которая могла бы сломить его. Но его воля, как воля каждого человека, была поистине свободна, и в этот раз, единственный в своей жизни, он имел мужество следовать за ней.

Синее небо черный космос вопль молчание белое дитя звезд мерцание-свет свет свет…

— Итак? — сказал наконец Хануман.

— Я не могу прочесть ничего, кроме этих образов. Сожалею, но это так.

Хануман взял другую, израненную, руку Данло и сжал его окровавленные пальцы в своих. Боль, пронизавшая током руку Данло, должно быть, передалась ему, потому что он содрогнулся, отпустил Данло и спросил:

— А сейчас что вы читаете?

— Почти ничего, кроме боли. Боли яркой, как свет.

Свет свет свет огонь огонь огонь…

— Займись пальцами на другой руке, — сказал Ярославу Хануман.