Луис Броули - Пропащий. Последние приключения Юджи Кришнамурти

• Название: Пропащий. Последние приключения Юджи Кришнамурти
• Автор: Луис Броули
• Жанр: Эзотерика
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-9906856-7-3

Юджи (У. Г.) Кришнамурти — наиболее радикальный и шокирующий учитель, не вписывающийся ни в одни существующие духовные и светские рамки и представления. В 49 лет с ним произошла грандиозная мутация, впечатляюще изменившая его восприятие, работу всех органов чувств и физиологию тела. Всё накопленное знание было полностью выметено из него, в том числе и представление о независимом «я» и противостоящем ему обществе.

Автор этой книги описывает «парадоксальную истину», ярким воплощением которой был Юджи (У. Г.) Кришнамурти, во всей её беспощадности, рассказывая о событиях и своих переживаниях, происходивших в присутствии этого учителя с 2002 года и вплоть до оставления им тела в 2007 году. Это честное описание человеческого существа, которому действительно удалось выйти за рамки как обычного человека, так и святого — за пределы царства диктата мысли.

---

Затем он мог продолжить: «Все мои отношения строятся на одном: что я от них получу?» Этим он забивал последний гвоздь в крышку гроба романтической любви.

О физических аспектах любви он делал незабываемые заявления: «Все дырки одинаковы. Вначале может быть и туго, но с течением времени ослабнет».

Очень сентиментально.

Конечно же, наше представление о том, что для любви нужны двое, основывается на идее разделённости и означает конфликт. Не раз и не два я убеждался в этом на собственном опыте. Его аудитория отличалась от других: каждый из его посетителей уже имел дело с какой-либо духовной практикой. Едва ли в окружении Юджи мог задержаться человек, прежде не выполнявший никакого «домашнего задания» — как называл практику, или садхану, Юджи. А те, кто занимался практиками серьёзно, просто не могли «отмести его в сторону». Вещи, о которых он говорил, не казались слишком абсурдными, если человек уже потёрся какое-то время в духовном театре.

Людей привлекало к нему качество его компании. Язык, которым он выражался, продать было невозможно. Он перестал следить за своей речью, отвергая саму идею о том, что произошедшее с ним можно получить в результате обучения. Случившееся не имело причины. Это очень трудно объяснить, поскольку для него это было способом существования, а для всех остальных — идеей.

По этому поводу он обычно вспоминал классическое индийское философское выражение «Нет дыма без огня» и спрашивал: «Почему нужно связывать эти два события? Каждое из них существует само по себе».

На интуитивном уровне мы понимали, что наблюдение за человеком, за его манерой общения с другими людьми, его поведением учило нас многому — может быть, это было единственное, что могло нас научить. Причина, по которой его речь была столь абсурдной, заключалась в том, что он относился к логике, как к фашизму, — и он действовал так быстро, что язык за ним не успевал. Он сам описывал этот феномен как запаздывание звука в фильме. Точно так же его действия шли впереди его слов. Одним из его любимых наказов водителям было: «Смотрите глазами, а не головой!» Объектив камеры не знает, на что он смотрит, он просто передаёт изображение, не нуждаясь в ярлыках. «Вы, люди, просто боитесь признать тот факт, что вы — машина, вот и всё».

Осознать, что в результате «катастрофы» в нём была разрушена «структура, формирующая образы», было невероятно сложно. Моя профессия зависит от создания и использования образов. Я понял, что после «катастрофы» слова возникали в нём всего лишь как реакция на сложившуюся ситуацию. Как он говорил, они не оставались в нём настолько долго, чтобы сформировать образ. Возможно, именно поэтому следовать за ним мыслью было довольно трудно. Что-то очень прозрачное и неуловимое ощущалось в его присутствии. Это всё равно что смотреть на льющуюся воду: невозможно не быть загипнотизированным её движением и невозможно её схватить, потому что она течёт сквозь пальцы. Так же невозможно было чувствами ухватить его действия.

ГЛАВА 9

«У вас нет способа узнать что-либо о вашей смерти: ни сейчас, ни в конце вашей так называемой жизни. Если знание, если непрерывность знания не прекратится, смерть наступить не может».

Юджи имел привычку цитировать отдельные отрывки, которые когда-то попались ему на глаза. «Христианство показывает нам силу страдания, индуизм раскрывает глубокие духовные возможности, а ислам и иудаизм учат нас быть страстно преданными Богу и верности в действии!»

Долгое время я думал, что он говорил «быть ревниво преданным Богу», а не «страстно преданным» — меня ввёл в заблуждение его акцент.

Юджи постоянно поносил некоторых персонажей религиозной и политической жизни, чем подогревал мой интерес к ним. Что бы он ни говорил о Шри Рамакришне — я знал, это не имеет к нему никакого отношения. Регулярное упоминание прежде неизвестного мне имени Раманы Махарши побудило меня взяться за чтение книги его диалогов. Во время чтения я подумал, что вряд ли мог сам когда-либо заинтересоваться ей. А сам ли я выбирал родиться личностью, которая будет интересоваться подобными вопросами? Почему мне интересны эти люди? Моё окружение в детстве никак не могло способствовать пробуждению этого интереса. Я никогда особенно не задумывался о концепции свободной воли до тех пор, пока не прочёл диалоги Махарши. Именно читая их, я осознал, что практически не контролирую большинство вещей в своей жизни. На второй день моего пребывания в Швейцарии Юджи пригласил меня в свой автомобиль во время путешествия по горному перевалу Ле Дьяблере. Мы поднимались по извилистым горным дорогам с пересекающими долину впечатляющими горными грядами и сосновыми лесами, разливающими свою прохладную зелень по долине внизу. Я задал вопрос, который возник у меня во время чтения одной из книг Раманы Махарши:

— Юджи?

— Да?

— Существует ли какая-нибудь свобода воли?

— Никакой, сэр, — ответил он тихо.

Было ощущение, что Юджи знал, почему я задал этот вопрос, и отвечал соответственно.

В тот день после поездки мы ужинали в местной пиццерии. После ужина я заметил, что Юджи стоит на краю стоянки и освобождает желудок от только что съеденного грибного супа. Я впервые видел такое его «опорожнение». Обычно для подобного процесса мы используем слово «рвота», однако назвать этим словом то, что происходило, у меня язык не поворачивается. Было в этом что-то невероятно грациозное. Он слегка наклонился вперёд, плавным жестом руки показал земле полость своего рта и извергнул струи жидкости в кусты. Он сделал это пару раз, затем лёгким жестом аккуратно и быстро вытер рот бумажным полотенцем и вернулся к ожидавшей его машине. В годы, следующие сразу за «катастрофой», врачи подозревали у него рак. Он обследовался, рака не нашли. Тогда его состояние приписали ахалазии, или кардиоспазму пищевода.

Я лежал в темноте небольшого отельного номера и через окно смотрел на полную луну. Вдруг возникло ощущение, что из грудной клетки, словно пылесосом, из меня вытягивают энергию. Резко сев на кровати, я пытался сообразить, что происходит. По спине струился холодный пот. Пытаясь справиться с накатившим страхом смерти, я сконцентрировался на чавкающих звуках за окном, издаваемых жующими траву коровами. Постепенно целенаправленное глубокое размеренное дыхание и перезвон колокольчиков на шеях коров в ночи сделали своё дело, я расслабился, лёг и наконец заснул.

В то лето я наивно тешил себя надеждой, что со мной обязательно произойдёт что-нибудь необычное, пока я буду находиться рядом с Юджи. Однако едва возникал намёк на нечто подобное, меня тут же охватывала паника с головы до ног и страх вонзался в каждую клеточку тела. Как только мой маленький мир оказывался под угрозой нестабильности, тут же возникало «параллельное мышление», как называл его Юджи, чтобы спасти мою задницу от забвения. Привычка сохранения собственного образа была так сильна, что малейший указатель на отсутствие свободной воли тут же ею подавлялся. Я ничего не мог с этим поделать. Я гонялся за тенями — безобидными идеями, основанными на образе Юджи, который уже начинал складываться в моей голове. Эти образы, моё понимание сказанных им слов, выводы, к которым я пришёл на основании этих слов, — всё это становилось препятствием. В качестве примера человека, пытающегося освободиться от мысли, он приводил ребёнка, думающего, что он может убежать от своей тени. Как-то сидя с ним в подвале, я почувствовал, что моя голова стала абсолютно пустой, словно это была не голова, а обуглившаяся деревяшка. Когда по пути домой в отель я рассказал об этом Нарендре и голландцу Андре, они долго смеялись. И тут до меня с горечью начало доходить, что именно на таких ощущениях в духовном бизнесе делаются миллионы. Единственное условие: ты должен хотеть верить в эту чушь. И если у меня и прежде были какие-то сомнения относительно этого, Юджи навсегда разгромил возможность самообмана. Единственным выходом из этого бреда была смерть, и я начал понимать, что как раз эту простую истину он постоянно пытался донести до нас. Эта истина была ужасно неудобной и некомфортной, поскольку отвергала все блага, предлагаемые обычными гуру и учителями. Она же делала круг последователей самого Юджи очень и очень скромным. Кому охота умирать? У кого хватит духу на это? Если такая смерть не самоубийство, то она не в твоих руках. Даже он не желал того, что случилось с ним. Он продолжал повторять это раз за разом, но поверить его словам было трудно — уж слишком невероятными они казались. «Вы собираетесь стать чудесным человеком завтра! Но если что-либо должно случиться, оно должно случиться сейчас!»

Он видел всё приходящее и тут же прихлопывал его как клопа.

За два дня до того как покинуть город, мы с Йогиней пошли на прогулку по альпийским лугам и устроили небольшой пикник. Обстановка была романтической, компания изысканной, и после пикника мы вернулись в её комнату, чтобы немного вздремнуть. Она пригласила меня к себе на кровать, и мы кувыркались с ней в простынях как подростки. Ситуация разворачивалась словно сон, происходящий в неправильное время в неправильном месте. Помню, я выглянул из окна швейцарского шале с мыслью о том, что всё слишком идеально — так же идеально, как сцена в конце фильма «Синий бархат», где маленькая птичка, поющая на кухонном окне, будучи освещённой лучом голливудского солнечного света, оказывается деревянной игрушкой. К тому времени, когда мы вернулись в комнату, меня слегка подташнивало.