Станислав Гагарин - Разум океана. Возвращение в Итаку

• Название: Разум океана. Возвращение в Итаку
• Автор: Станислав Гагарин
• Издательство: Средне-Уральское кн. изд-во
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1977

Две повести остросюжетного характера на военно-патриотическую тему. Повесть, давшая название книге, содержит также элементы фантастики. Адресована книга юношеству.

---

Соглашаюсь, конечно, и знаю, что матросом он никогда не пойдет. Но вслух об этом не говорю. Он начнет доказывать, спорить, уверять самого себя, что мечтал об этом давно, вот вернется в Ленинград и будет начальство просить, а то и без содержания отпуск возьмет. Они всегда и все так говорят, мои друзья, не знающие моря. Но по-прежнему справляют свою службу, радуясь повышениям и премиальным, срываются иногда и подчас тратят силы на деятельность пустую и ненужную им. Они неплохие парни, но бросить все и уйти в море — на это их не хватает. А жаль. Не только моим друзьям, всем парням я прописал бы крещение океаном…

…За километр до рыбацкого дома нас встретили первые кордоны. А там, за кордонами, в Доме рыбаков, ждал нас Решевский. Он состоял в похоронной комиссии и обещал нас встретить.

Не люблю похорон, но прийти сюда был обязан. Да и из-за Сергея мне следовало сюда прийти. Он художник, пусть узнает другую сторону моря.

В это время разомкнулась синяя шеренга, и человек с красно-черной повязкой на рукаве вышел вперед и принялся отсчитывать новую партию.

Мы рванулись вперед, но после третьего кордона стало ясно, что до Решевского нам не добраться.

Люди стояли группами, отделяясь и сливаясь с толпой, охватившей Дом рыбаков. Говорили громко и тихо, вытягивая шеи, смотрели туда, где из высокого подъезда опускали в толпу гробы. И трудно было рассмотреть что-либо там, дальше, где скипелись воедино люди. Они заполонили собой солнечный мартовский день, дом с колоннами, с голыми деревьями площадь и нехотя выпускали из своих объятий кумачовые машины.

— Главное, только на промысел вышли…

— Салаг, говорят, было много, кто по первому разу.

— Их на каждом судне достаточно.

— Может, кто вышел на корму потравить — штормило ведь крепко — и клинкетную дверь за собой не задраил?…

— Всякое могло, кто знает…

— Капитана не нашли?

— Не нашли.

— А что же он «SOS» не давал? На себя надеялся?

— Надеялся… А ты бы дал?

— Не знаю.

— А я бы нет. Конечно, если б знал, чем кончится — другое дело.

— Не торопятся «SOS» давать… Потом попробуй доказать, что сам ничего поделать не смог.

— А люди-то, люди…

— Да… Вот они…

Толпа напирала к выходу, откуда выносили по двое отплававших ребят, машина с огненными бортами раздвигала толпу, и люди снова смыкались за ее кормой, и снова двоих выносили на солнце, и над нами метался радиоголос:

— Граждане, соблюдайте спокойствие! Освободите проход! Соблюдайте спокойствие!

Но люди не могли оставаться спокойными. Они метались из стороны в сторону, лезли на деревья и ограду, висели на балконах и громыхали жестью на крышах домов. Сергей стоял у дерева и собирался присоединиться к мальчишкам, уже сидящим на его ветвях.

— Брось, — сказал я. — Идем, покажу проход.

Садом мы обогнули площадь и вышли к дому с другой стороны. Здесь я увидел знакомого капитана с повязкой на рукаве, капитан жадно затягивался сигаретой и, не глядя, сунул Сергею ладонь, когда я их знакомил.

— Не могу больше, — сказал мне этот капитан. — Поручение, я тебе скажу…

Я сочувственно покивал капитану и подумал, что мне повезло, тяжело с такими поручениями, а кому-то выполнять их надо… Толпа вдруг дрогнула, подалась вперед, и снова над нею заметался радиоголос.

— Молоденькая, — сказала бабка.

Она стояла на перевернутом ящике из-под цемента, тянула голову, чтобы получше увидеть, и морщинистая шея у бабки разгладилась и помолодела.

— Врачиха, — сказал капитан. — Как на войне. И бабы гибнут на море…

Я поднялся на ограду, чтоб стать рядом с Сергеем, и увидел, как маленький гроб осторожно лег на машину. Машина тронулась, завыли надраенные трубы.

— На кладбище пойдем? — спросил я.

— Не успеем, — ответил Сергей. — Не хочу опаздывать на поезд.

На вокзал мы ехали трамваем среди взбудораженных людей и слушали, как они говорили об этом…

— Знаешь, о чем думаю? — сказал Сергей.

— О них?

— И о них тоже… — Он замолчал.

— А Вселенная наша расширяется, — сказал Сергей. — Весь космос миллиарды лет расширяется от необычайно сверхсжатого и сверхгорячего состояния, и те звезды, что видим мы в небе — по ним ты определяешь место свое в море, — и галактики тоже бегут друг от друга в стороны, словно люди из горящего дома, бегут вот уже миллиарды лет. А еще будет так, — сказал Сергей, — на сорок пятом миллиарде лет прекратится это движение, и все звезды побегут в обратную сторону, понимаешь, теперь друг другу навстречу, начнется сжатие… Потом снова расширение. И так без конца…

— Сорок пять миллиардов, — сказал я. — На нас с тобой хватит.

— Ничего ты не понял, — сказал Сергей.

Врет он, я все понял, у меня даже дух захватило от Серегиных слов, но ему ничего не сказал об этом, я знал, как ему неуютно где-то внутри себя.

Мы вышли на вокзальную площадь, и мне показалось, будто мы потеряли что-то с Сережкой.

Наверное, он испытал такое же чувство, повернулся ко мне, заглянув в глаза, и тронул за рукав.

— Замолчали, — сказал он, и я понял, что не хватало нам корабельного воя в порту.

— Последнего опустили, — сказал Сергей.

Мы забрали в камере хранения чемодан и медленно — время еще оставалось — побрели на перрон, где стоял поезд и возле вагонов не было пассажиров, никто не хотел уезжать из этого солнечного дня, а Сергей уезжал. Не нужно, чтоб он уезжал, не надо мне оставаться с этим днем наедине.

— Смотри-ка, — сказал Сергей, — никак Решевский?…

Стас догонял нас, улыбался, и мы заулыбались тоже. Сергею было приятно, что и Стас его провожает, и мне теперь будет легче — рядом останется человек.

Вагон не уместился под навесом, мы стояли у подножки вчетвером — Сережка, Стас, солнце и я.

Но поезду следовало трогаться, и он двинулся, тихо двинулся вдоль перрона, а мы принялись тискать Сережке ладонь.

Он прыгнул в тамбур, поднял и опустил руку, крикнул, мы не расслышали слов и молча стояли на перроне, где почти не было провожающих, поезд уходил все дальше, солнце припекало наши затылки. Сергей продолжал стоять на подножке, потом исчез. Мы разом отвернулись, хотя поезд не успел скрыться из виду, закурили и не торопясь вышли на вокзальную площадь.

— Посидим, — сказал Стас.

Солнце оказалось перед глазами, мы щурились, затягивались дымом и молчали. В порту было тихо, день продолжался, и казалось — он не окончится сегодня.

— Что собираешься делать? — спросил я Стаса.

— Тут одна девчонка приглашала, — сказал он, — день ее рождения.

— Возьми меня с собой, — попросил я.

Мне не хотелось с ним расставаться, я знал, что надо домой и все равно придется туда идти, рано или поздно, знал, что Галка ждет меня дома, и подтолкнул Решевского локтем.

— Возьми, — сказал я.

— Брось, тебе домой надо, — ответил Стас.

— Гад ты, — сказал я. — Ползучий.

— Не заводись, все гады ползучие. Завтра спасибо скажешь…

…Не раз и не два вспоминал я солнечный день в марте, он мне снился в колонии едва ли не каждую ночь, только хоронили в моих видениях ребят с «Кальмара», Галку, Решевского и меня самого. Не знаю, кого похороню в следующем сне, но вот здесь, в зале ресторана «Балтика», к исходу вечера я стал понимать, как уходит от меня былая уверенность в незаслуженной обиде, и все больше и больше ощущаю себя лишним с ними — с Галкой и Решевским…

Решевский пристально посмотрел на мою руку, и в эту минуту я понял, что он вспоминает ту историю, что случилась с нами на практике. Было это много лет назад, наверное, мы тогда были другими. Ни мне, ни Стасу не пришло бы и в голову, что окажемся с ним когда-нибудь в нынешней ситуации.

А на «Волховстрое» произошло вот что…

…Северным морским путем мы пригнали в Петропавловск сейнеры для камчатских рыбаков. Практика началась в мае, а сейчас был конец сентября. Нам бы на самолет — и до дому, благо на перегоне мы были зачислены в штат матросами первого класса и денег у нас было довольно. Но всем вдруг захотелось побывать во Владивостоке, а чтоб не идти в этот порт пассажирами неделю, мы нанялись на сухогрузный транспорт «Волховстрой», пароход, построенный еще в двадцатые годы.

Нас, четверых, определили матросами, отвели каюту и сразу кинули на погрузку: через сутки судно готовилось отойти.

Начался рейс. Все шло нормально. Мы спустились на юг вдоль камчатского побережья, прошли Первым Курильским проливом в Охотское море, оставив справа мыс Лопатку и налюбовавшись вдоволь на остров-вулкан Алаид. Не принес нам неожиданностей и пролив Лаперуза: был, правда, туман, но он скоро рассеялся, едва миновали Хоккайдо.

Японское море встретило нас жестоким штормом. Бешеный норд-вест поддавал в правый борт и валил «Волховстрой» из стороны в сторону, доводя крен до тридцати-сорока градусов. Положение создалось критическое, и капитан принял решение изменить курс. Судно привели носом на ветер, бортовая качка сменилась килевой, и мы медленно выгребали против ветра, делая по две мили за четырехчасовую вахту.