Александр Наумов - Из уцелевших воспоминаний (1868-1917). Книга I

• Название: Из уцелевших воспоминаний (1868-1917). Книга I
• Автор: Александр Наумов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1954

---

Женатъ онъ былъ на Софьѣ Осиповнѣ Черецкой — высокаго роста блондинкѣ, удивительно милой и симпатичной, но болѣзненной. Софья Осиповна была прекрасой музыкантшей, превосходно играла на роялѣ; она любила классическій репертуаръ — особенно Шопена; для меня это было всегда настоящимъ наслажденіемъ — она это знала и всегда съ особымъ удовольствіемъ садилась за инструментъ и подолгу мнѣ играла.

Сосновскіе занимали цѣлый особнякъ — деревянный двухэтажный домъ съ террасами и большимъ дворовымъ мѣстомъ. Въ верхнемъ этажѣ находилась канцелярія, гдѣ работалъ письмоводитель Сосновскаго.

Сергѣй Александровичъ былъ скорѣе ровнаго и веселаго нрава; присутствіе его въ домѣ можно было всегда узнать по раздававшемуся громкому хохоту, похожему на гусиное гоготаніе. Въ то время ихъ единственному сыну Шуркѣ было около 12 лѣтъ; при немъ состоялъ старикъ французъ съ клювообразнымъ носомъ надъ сѣдыми усами и вѣчной трубкой во рту. Отъ своего гувернера Шурка постоянно удиралъ, особенно если тотъ засядетъ, бывало, съ отцомъ играть въ шашки. Вообще сынъ Сосновскаго, не столько въ описываемое время, сколько впослѣдствіи, доставлялъ родителямъ немало заботъ и даже огорченій.

Распущенный, безалаберный, онъ съ годами превратился въ какого-то дикаго необузданнаго юношу, а затѣмъ въ здоровеннаго малаго, идеалъ котораго заключался — къ ужасу и полному недоумѣнію его родителей — попасть на полицейскую службу! Подъ конецъ онъ этого и достигъ, пройдя предварительно воинскую повинность и надѣвъ затѣмъ на себя форму помощника частнаго пристава г. Самары; всѣ его служебные аксессуары — шашка, шпоры и пр. по своей величинѣ, блеску и звону напоминали „рыцарскіе доспѣхи”. Кончилась его служба печально: Шурка сталъ нещадно избивать „интеллигенцію”, а затѣмъ учинилъ нечаянное, но все же смертоубійство. Пришлось и мнѣ, изъ уваженія и жалости къ его родителямъ, хлопотать за него... Выручила война — Шурка былъ помилованъ и вступилъ въ ряды защитниковъ отечества и дрался храбро.

Милая, но слабая здоровьемъ Софья Осиповна мало-помалу становилась совсѣмъ немощной, и лѣтъ за пять до войны тихо скончалась въ одной изъ московскихъ клиникъ. Сергѣй Николаевичъ женился потомъ на Антонинѣ Николаевнѣ, разведенной женѣ Петра Іустиновича Ледомскаго, секретаря Ставропольскаго Уѣзднаго Предводителя Дворянства — маленькой смуглой брюнеткѣ, юркой кокеткѣ съ красивыми темными „многоговорившими” глазами и чувственнымъ ртомъ. Насколько Софья Осиповна была безсильна вліять на мужа, настолько вторая его супруга окончательно забрала Сергѣя Александровича въ свои маленькія ловкія ручки. Послѣднее время они жили въ Симбирскѣ, гдѣ послѣ революціи одинъ за другимъ скончались.

Въ моей жизни и всей моей службѣ, первоначальной въ уѣздѣ и послѣдующей — губернской, Сергѣй Александровичъ игралъ всегда благодѣтельную роль, будучи въ первое время полезнымъ руководителемъ, а затѣмъ всегда искренно-расположеннымъ ко мнѣ разумнымъ совѣтникомъ, настоящимъ другомъ и горячимъ сотрудникомъ во всей моей сложной и отвѣтственной предводительской работѣ, особенно въ лихолѣтья 1905 - 1908 г, г., о чемъ я скажу ниже въ своемъ мѣстѣ.

По пріѣздѣ въ Ставрополь, гдѣ пришлось мнѣ прожить около 3-хъ мѣсяцевъ, я перезнакомился со всѣми должностными лицами, имѣвшими своимъ постояннымъ жительствомъ уѣздный городъ, и въ первую голову, съ мѣстнымъ исправникомъ, полковникомъ Алексѣемъ Никаноровичемъ Лукьянчиковымъ. Назначеніе его ставропольскимъ исправникомъ состоялось незадолго до моего съ нимъ знакомства, такъ что для самого Ставрополя и его уѣзда Алексѣй Никаноровичъ былъ человѣкомъ новымъ, да и для исправничьей службы видимо онъ самъ себя чувствовалъ такимъ же, оставаясь по долголѣтней своей привычкѣ военнымъ человѣкомъ — командиромъ пѣхотнаго батальона.

Несмотря на свою внѣшность боевого и волевого начальника, Алексѣй Никаноровичъ въ домашнемъ быту жилъ цѣликомъ подъ властью своей строгой и взыскательной супруги; по службѣ же, силою вещей, находился всецѣло въ зависимости отъ своихъ ближайшихъ подчиненныхъ-сотрудниковъ по Полицейскому Управленію, а въ уѣздѣ г.г. становыхъ приставовъ, въ большинствѣ случаевъ, людей долголѣтняго опыта. Самъ же Алексѣй Никаноровичъ ни крестьянскаго быта, ни административныхъ законоположеній не зналъ, умѣя лишь командовать и „подтягивать”, а нрава былъ настолько вспыльчиваго и горячаго, что временами терялъ всякое самообладаніе, впадая въ анекдотическій ражъ и экстазъ во вредъ себѣ и другимъ...

Лукьянчиковъ былъ честнѣйшій, благороднѣйшій человѣкъ и идеальный семьянинъ, добрѣйшей души и кристальной нравственности. Онъ былъ прямой противоположностью рыхлой, полной, обычно недвижно сидѣвшей на своемъ излюбленномъ диванѣ, супругѣ своей Екатеринѣ Александровнѣ (рожденной Смирницкой), дѣловитой, разсудительной особѣ, фактически управлявшей всѣмъ домоводствомъ, семьей, да и самимъ воинственнымъ своимъ супругомъ, быстро утихавшемъ при малѣйшемъ съ ея стороны замѣчаніи вродѣ: „Ну, довольно, Алексѣй Никаноровичъ, здѣсь тебѣ не Полицейское Управленіе, угомонись и пойди распорядись, чтобы закуску подавали”... Говорилось это въ спокойномъ, но внушительномъ тонѣ, и нашъ исправникъ „исправно” тотчасъ же исполнялъ приказъ своей далеко не прекрасной половины.

Съ Лукьянчиковымъ служить пришлось мнѣ вмѣстѣ около двухъ лѣтъ. Всегда вспоминаю его рѣдкую душевность, удивительную отзывчивость и доброту. Про его служебную работу можно сказать лишь одно — онъ не служилъ въ принятомъ смыслѣ этого слова, а скорѣе горѣлъ, принимая все отъ мала до велика къ своему пылкому сердцу, которое въ концѣ концовъ не выдержало и быстро сдало — особенно послѣ ряда непріятностей его послѣдующей службы въ качествѣ пристава гор. Москвы во время коронаціонныхъ торжествъ въ 1896 году и памятной Ходынской катастрофы.

Вспоминая милаго Алексѣя Никаноровича, встаютъ въ моей памяти нѣкоторые эпизоды его безудержной горячности и вспыльчивости, доводившихъ его временами до какого-то изступленнаго самозабвенія, а подчасъ и смѣхотворной безтактности...

Возьму для примѣра одно событіе — пріѣздъ Самарскаго архіерея Гурія въ нашъ Ставропольскій уѣздъ для освященія церковки въ далекой, глухой мордовской деревушкѣ — Новой Хмѣлевкѣ, Ново-Бинарадской волости, расположенной въ моемъ земскомъ участкѣ. Надо сказать, что Самарская Епархія долгіе годы жила обычной своей спокойной жизнью, никакими наѣздами Владыкъ не нарушаемой.

Въ годъ моего поступленія на службу въ Ставропольскій уѣздъ, Самарскимъ Епископомъ назначенъ былъ Преосвященный Гурій, ранѣе занимавшій архіерейскій постъ въ Восточной Сибири и далекой Камчаткѣ, гдѣ, неся одновременно миссіонерскія обязанности, Владыка привыкъ безпрестанно объѣзжалъ, къ тому же, обычно на собакахъ, необозримыя, еле населенныя пространства.

Энергичный, подвижной, крѣпкій, невысокаго роста съ умнымъ, обвѣтреннымъ, загорѣлымъ лицомъ, обрамленнымъ клинообразной, темной съ просѣдью бородкой, Гурій, получивъ Самарскую епархію, сразу же принялся за неутомимый ея объѣздъ, наведя на губернскій и уѣздный весь духовный клиръ невѣроятную панику и трепетный страхъ. Не прошло и года, какъ произведена была почти сплошная перетасовка всѣхъ приходскихъ батюшекъ, очутившихся послѣ долгаго безмятежнаго покоя въ состояніи другой крайности — полной неувѣренности въ завтрашнемъ днѣ... Всѣ, въ ожиданіи дальнѣйшихъ перемѣщеній, сидѣли на сложенныхъ дорожныхъ вещахъ и упакованномъ домашнемъ скарбѣ...

Послѣ тяжелыхъ, долгихъ, полныхъ всяческихъ невзгодъ и лишеній сибирскихъ способовъ передвиженій, Гурію представлялись всѣ самарскія поѣздки въ самыя отдаленныя и глухія мѣста епархіи, лишь пріятными и нисколько не обременительными для него прогулками.

Такъ было и съ освященіемъ крошечной церковки въ самомъ незначительномъ мѣстечкѣ моего земскаго участка, деревушкѣ Новой Хмѣлевкѣ, не только ранѣе никогда не встрѣчавшей видныхъ губернскихъ чиновъ, тѣмъ болѣе архіереевъ, но врядъ ли когда-либо принимавшей у себя станового...

И вотъ пришла необычная вѣсть — самъ Преосвященнѣйшій Владыка собирается въ Хмѣлевочку пріѣхать! Начался немалый переполохъ не только среди мѣстнаго населенія, сколько у его начальства, включая и городское ставропольское самоуправленіе, такъ какъ дѣло было лѣтнее (августъ мѣсяцъ) и архіерей долженъ былъ прослѣдовать изъ Самары — сначала на пароходѣ до Ставрополя, откуда всѣ 90 верстъ приходилось доставить Его Преосвященство до.самой Хмѣлевочки на лошадяхъ.

Открылось скоропалительному Лукьянчикову широкое поприще для проявленія его начальническихъ и „исправничьихъ” способностей... Посыпались отъ него приказъ за приказомъ — вся мѣстная и городская полиція была поднята на ноги. Ставропольскій городской голова — типичный мѣстный малограмотный мѣщанинъ Киселевъ, хозяинъ бакалейной лавочки, небольшого роста, одѣтый всегда въ длиннополый сюртукъ, въ высокихъ сапогахъ бутылками — по причинѣ предстоявшихъ ему непривычныхъ экстренныхъ заботъ и исправничьихъ „строжайшихъ” приказовъ, окончательно съ ногъ сбился.