Светлана Гамаюнова - СКАЗКИ ПТИЦЫ ГАМАЮН

• Название: СКАЗКИ ПТИЦЫ ГАМАЮН
• Автор: Светлана Гамаюнова
• Жанр: Фэнтези

Как принято, в некотором мире, юные принцы отправляются в дорогу мир посмотреть, невест поискать. Так и сделали два брата. Домом им становятся, сосновые ветки и плащ, расстеленный просто на земле, костер, да еще новый спутник рядом. Страшненький жуть какой на вид спутник -паренек и очень необычный. Прошлого не помнит считает, что Лес ему отец, а мать Дорога, дружит с мавками и русалками. В путях- странствиях выясняется, что и не спутник – это вовсе, а спутница. Многое случается в дороге: в тереме Марьи Искусницы смертельная опасность ожидает и не просто оттуда выбраться живым; Елена Прекрасная -прекрасна, да только нужно ли ее освобождать? Да много еще чего случается. Любовь, например, но как ее на двоих разделить, когда девушка одна, а их двое? Боги этого мира тоже в свои игры играют непонятные и боги ли они?

---

Микулишна моему виду, конечно, удивилась- она же человек, не видит скрытого, а вот Мавка и Русалочка сказали, что такой они меня и видели, только крыльев у меня тогда ещё не было, и поэтому удивлялись, что я себя уродиной считала. Обе погоревали, что мы опять расстаёмся, но для них это было так же естественно, как смена времён года: пришла и закончилась весна, лето, незаметно подступила осень. После моего отъезда лес опять начал пускать людей, хотя они и побаивались в него заходить глубоко. Только некоторые наиболее отважные личности приходили к Микулишне. Она договорилась с Русалочкой, что та не будет до смерти держать у себя купающихся парней, и они будут просто забывать, что с ними произошло или наоборот- вспоминать как прекрасный сон.Она больше не утаскивала их под воду, а иногда забавлялась на берегу. Что поделаешь- она такая, по-другому не может. При этом она всё чаще вспоминала своего принца, томно вздыхая, что таких, как он, ей больше, наверно, не встретить. А перед самым отъездом тихо попросила:

– Может, ты его где-нибудь увидишь? Скажи, что я скучаю. У меня как будто есть частичка того, что ему нужно, и она рвётся к нему. Я поняла это, когда он уехал. Может,это и есть тот недостающий кусочек его души, всякие чудеса бывают. Как мы сразу с ним этого не поняли?

Я обняла её и обещала поискать.

Ещё более странные события происходили с Мавкой. Тот русявый парнишка, что очаровался прошлой весной Анисьей, так и не смог забыть её, и я неожиданно увидела, как они мирно сидели на коряге. Парень, вынув новый гребешок, подарил его Мавке, а она с улыбкой приняла подарок и разрешила ему расчесать себе волосы, пока сама плела новый венок. Я глазам своим не поверила:Анисья-и мужчина рядом. Удивительно.

Ещё ко мне потихоньку возвращалась память. Мы и так многое забываем из прошлых лет, а в моём случае тем более. Но я отчетливо вспомнила отца, наш дом, его занятия со мной, поездки на лошадях, охоту, лукавую улыбку, желание научить всему, что умел сам, и трогательную заботу большого одинокого мужчины, оставшегося с дочкой на руках. Я поняла и не осудила его женитьбу. Мама и его любовь к ней осталась его дивной сказкой, а подрастающая дочь с возникающими проблемами переходного возраста, да ещё довольно необычная дочь, требовала, как ему казалось, женской руки и помощи. А то, что получилось- так без этого, может быть, ничего бы и не произошло. Хотя нет, слишком сильно во мне жило желание к перемене мест. Вот желания вернуть отцовский дом не возникало. Может быть, когда-нибудь потом. Хотя было жалко, что он принадлежит чужим, плохим людям, но сейчас заниматься этим не хотелось, потом- это будет потом. А что впереди? Опять дорога, остров Буян и многое, о чем даже думать было страшно, а там посмотрим. Я издалека посмотрела на большой добротный дом, в сердце чуть-чуть взгрустнулось от набежавших воспоминаний, но не более. Моим домом стал дом Микулишны, или даже нет – скорее, сосновые ветки и плащ, расстеленный просто на земле, костёр и принцы рядом…

Вот про принцев я думать себе запрещала, но почему-то запрет работал слабо. Их признание грело душу, но совершенно не казалось реальностью, как и моё новое тело. Мне трудно было разобраться в чувствах. Одно было ясно: они мне невероятно дороги. Мне хочется быть с ними, сидеть у костра или ехать вдаль, чувствовать их руки на себе ночью, но большее пугало невероятно. Жить во дворце не хотелось, не моё это, ничем меня туда не затянуть. Мне только семнадцать, а чужой опыт, часто горький, пугал и озадачивал. Изменение моей внешности совместно с признаниями не способствовалиясности мышления. Какая же я глупая, и никто не посоветует. Главное- нужно или всё забыть, или сделать выбор. Но как?

Наутро мы с Михелом уезжали. Я думала было полететь по воздуху, но владеть нормально крыльями пока не научилась, а Ветра просить не хотелось, особенно теперь.

Я уже попрощалась с Микулишной и подругами. Выслушала все их напутствия и пожелания.Мои пожитки лежали в котомке. Мысли всё время крутились вокруг Хи. Мне было тяжело и страшно расставаться с Кареном. Я так привыкла быть под двойной защитой принцев, а тут как будто теряла одну руку, да больше руки- значительную часть себя. Как буду ехать с одним Михелом- даже думать не хотела, запрещала себе это.Дорога всё расставит на свои места. Вот только как оставить Хи? Ближе к вечеру мы договорились поговорить перед отъездом, попрощаться. Я боялась этого разговора. Он происходил как будто во сне.

– Знаешь, я по прежней тебе скучаю:

Рук твоих не хватает, когда засыпаю.

Рыжей, веснушчатой и лохматой,

А теперь другой и даже с крылатой.

Так хочется вместе уйти с тобою,

Но долг и власть завязали петлёю.

Они не терпят моих мечтаний,

В замке нет места для этих метаний.

Отец обволакивает меня заботой,

Заваливает делами и чуждой работой.

С утра ты уезжаешь?

– А как иначе?

Я не могу долго жить в неволе,

Конь мой осёдлан и рвётся в поле

С утра улетаешь?

– Прости, не могу иначе.

– Лотта, чего ж ты так горько плачешь?

– Ты знаешь, в доме тёплый и тихий кров,

– А за дверью этой бесконечный простор.

– В замке жарко шипят в очаге дрова,

– А за дверью свобода и мои дела.

– Да, скучаю, но жить во дворце не смогу,

С лестницы мраморной упаду,

На приёме нужных фраз не найду,

В ловушку лживых слов попаду.

Ты всё знаешь и понимаешь-

Я костёр, горящий в степи, не очаг,

Я ручей, а не мисочка у кровати.

Я буду спорить, гореть и жечь.

Птица в клетке не может взлететь.

– Я не смогу тебя запереть.

– А я без полёта могу сгореть

– Буду помнить наш этот вечер,

Но в перьях крыльев играет ветер

Хи вдруг резко шагнул ко мне и прижал к груди.

– Да,Лотта, на прощание хочу сказать – я очень-очень люблю тебя, ты знаешь об этом.

Я разревелась еще сильнее.

– Милая, любимая, упрямая, самая лучшая. Дай хоть почувствовать тебя рядом последнюю минутку, пока ты не растаяла в дымке своей дороги. Завтра с Хавы уедете, и ты останешься только в моих снах, таких же нереальных, как нереально то, что ты не вырвешься никогда из моих объятий. Увидимся ли мы вскоре или не вскоре и вообще увидимся ли? Мне плохо, очень плохо будет без вас. Не хочется больше думать про долг, про царство, только про тебя. Такая родная и мягкая, пушистая, совсем не колючая.

Он потрогал мои крылья, и они почему-то сами спрятались, оставив за спиной легкое ощущение незавершённого полета.

Надо попрощаться с ним, у нас ещё есть время. Хочу попрощаться. Всё-таки как странно, когда нравятся сразу двое. Такие похожие и такие разные. Всё понимающие, умные и прощающие голубые глаза Хи и карие, как молочный шоколад, вечно озорные глаза Ха. Он сейчас занят, пошел в город заниматься покупками в дорогу. Нам больно-то много и не нужно, но Ха, обычно безалаберный, вдруг решил продумать все сам. Я не вмешивалась. Он взрослеет, на него можно положиться, но мы всегда раньше были втроём, с двух сторон у меня была надежная защита, а теперь остаётся только Ха. Но я знаю- мы не пропадём.

– Давай проедемся немного на прощанье, -и Хи с такой нежностью и болью посмотрел на меня, что я, конечно, согласилась. -Выбирай любую лошадь в конюшне, пусть твоя отдохнёт перед дорогой.

Я долго не выбирала, всё равно ни одна не угонится за Прибоем Хи. Да и не будем мы ни от кого удирать, кроме самих себя, а тут ни на какой лошади не ускачешь и на крыльях не улетишь. Ой, как хочется плакать, как хочется прижаться к его груди и зарыться в неё, накрутить на палец волосы, смотреть в глаза и тонуть в них, таких синих и родных.

Мы доскакали и остановились на берегу маленькой речушки, отпустили коней и сели, привалившись спиной друг к другу, как это было много раз до этого.

– Скоро вечер, нужно возвращаться, -сказала я.

– А куда ты спешишь, ведь Ха все соберёт?

– Ну, так надо же посмотреть, может, что-то подправить. Да и выспаться надо перед дорогой, когда я ещё буду спать в комфорте.

Но Хи вдруг повернулся ко мне и, почти заикаясь, выдавил из себя:

– Я никогда не просил тебя об этом-поцелуй меня. Хочу запомнить этот вечер. Я, кажется, мечтал об этом всю жизнь.

– Всю жизнь ты меня не знал,- сказала я несколько неуверенно.

– Не знал, но всю жизнь мечтал.

«Один поцелуй – это не страшно, – подумала я. – Когда мы, правда, ещё увидимся?»

Хи повернулся ко мне, притянул к себе и коснулся извиняющимися губами уголка моих губ.

– Я никогда не целовался с любимой девушкой. Это, наверно, совсем по-другому. Пожалуйста, поцелуй меня.

– Хи, – я покраснела, – да я вообще никогда не целовалась с человеческими парнями, только пробовала с Ветром.

Я повернулась к нему, сердце бешено колотилось, настороженно посмотрела в глаза. Его зрачки расширились, глаза стали не синими, а почти черными, бархатными, обволакивающими, ждущими. Я провела рукой по русым волосам, и он как будто увидел что-то необыкновенное и остолбенел. Его губы стали тянуть меня как магнит. И тут всё пропало. Я сначала прижалась к его губам, словно клюнула, хотела быстро отскочить, но не тут-то было. Из глубины моего сознания вырвались знания того, что и как надо делать. Меня уж точно никто не учил. Наши поцелуи вначале были настолько страстными, насколько и неумелыми. Но горячие губы не могли оторваться от таких же жаждущих ласки губ. Голова перестала работать. Хи, такой робкий и ласковый со мной до этого, вдруг стал похож не просто на домашнего кота, мнущего лапами свою любимую хозяйку, а на хищного зверя, мечтавшего добраться до долгожданной добычи. Его руки, вначале боязливо дотрагивающиеся даже до волос, запрокинули мое лицо и стали покрывать его поцелуями, как будто это был последний миг его жизни. Вся моя мудрость и самостоятельность, рассудительность и правильность куда-то делись, и я превратилась в мягкую послушную куколку, мечтающую, чтобы его ласки не прекращались. Хотелось сгореть в этом огне объятий, поцелуев, прикосновений. Я совсем не заметила, когда поцелуи опустились на шею, обжигая выпирающую ключицу, а голову за волосы удерживали сильные руки, да и мои руки впились в волосы Хи так, будто если я выпущу эти мягкие русые пряди, мир рухнет, и меня просто не станет. Как будто, если я выну руки из этих волос, то он выпустит меня, и всё вернется на круги своя, мы снова станем просто друзьями, и я завтра уеду, не узнав чего-то самого важного. Из меня вдруг вырвалось почти бессознательно: