Стивен Котлер - Мир завтра. Как технологии изменят жизнь каждого из нас

• Название: Мир завтра. Как технологии изменят жизнь каждого из нас
• Автор: Стивен Котлер
• Жанр: Техническая литература
• Год: 2016
• ISBN: 9789851530423

В книге собраны лучшие статьи автора, знакомящие читателя с новейшими достижениями науки и техники и их влиянием на нашу дальнейшую жизнь. Как утверждает сам Котлер, научнотехнический прогресс есть не что иное, как обещание более легкого будущего.

Для широкого круга читателей.

---

Аминь.

Следующая стадия эволюции

Об эволюции вы наверняка наслышаны. И наверняка осведомлены о том, что это процесс очень медленный. При этом неважно, говорим ли мы о дарвиновском градуализме или о теории прерывистого равновесия Стивена Джея Гулда (ее мы подробнее обсудим ниже), поскольку один тезис данных теорий общий: эволюция занимает очень много времени.

Так было всегда, но это не значит, что так будет всегда. Перемены, о которых пойдет речь в этой главе, занимают отнюдь не миллионы, а всего лишь десятки лет. Кроме того, это перемены куда более радикальные, чем все, что было ранее. И ни один из этих трендов не выказывает признаков замедления. Совсем наоборот. А это означает, по мнению многих, что эра гомо сапиенс подходит к концу. Мы значительно ускорили эволюционный процесс, результат чего скоро скажется на нас как на виде. Скоро мы станем чем-то совсем другим.

1

В 1958 году экономисты из Гарвардского университета Альфред Конрад и Джон Майер опубликовали книгу, доказывавшую экономическую эффективность рабовладения, прочитав которую экономист из Чикагского университета Роберт Фогель не мог молчать. Фогель был белый, но у него была чернокожая жена. Очень чернокожая. «Когда я преподавал в Гарварде, – вспоминает Фогель, – она повесила на двери нашего дома табличку, где было сказано: “Не огорчайтесь, если вы не такие чернокожие, как я. Не всем так везет при рождении”».

Неудивительно, что Фогель решил доказать неправоту Конрада и Майера.

На решение этой задачи он потратил 10 лет. В своих ранних работах Фогель заложил основы новой научной дисциплины – клиометрики, которую называют также экономической историей и которая характеризуется применением тщательного статистического анализа в исторических исследованиях (в 1993 году за развитие этого научного направления он был удостоен Нобелевской премии). Затем, работая в содружестве с экономистом из Рочестерского университета Стэнли Энгерманом, Фогель начал применять эти клиометрические методы к изучению рабовладения. Поскольку оценка эффективности требует знаний, каковы затраты и какова отдача, первостепенное значение приобретали такие вопросы, как «Сколько пищи потреблял среднестатистический человек в XIX веке?», «Сколько работы он мог выполнить при таком питании?» и «Какова была продолжительность жизни этого человека?». Поиски ответов на перечисленные вопросы заставили исследователей углубиться в проблемы взаимосвязи между экономикой, физиологией и долголетием – и вот тогда-то на сцену вышла теория эволюции.

Чтобы исследовать эти взаимосвязи, Фогелю потребовались соответствующие данные и критерии. За информацией он обратился к архивам Национальных институтов здравоохранения, где сохранились записи, касающиеся ветеранов Гражданской войны: рост и вес на момент призыва на службу, ежедневные списки больных и раненых, информация о периодических послевоенных медосмотрах, данные переписей и зачастую свидетельства о смерти – в общем, настоящая сокровищница физиологической информации. В качестве основных параметров он выбрал рост и вес тела, поскольку все большее число ученых соглашаются с тем, что именно эти факторы являются наилучшими предсказателями уровней смертности и заболеваемости. «Рост людей, – говорит экономист Дора Коста из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, выступавшая соавтором Фогеля во многих его статьях, – оказывается фантастически надежным индикатором здоровья. Это чистый итог влияния на организм таких факторов, как питание, инфекционные болезни, гигиена и физические нагрузки». (Неслучайно ООН ныне использует средний рост как основной критерий, позволяющий судить о качестве питания населения в развивающихся странах.)

Вся эта информация позволяла в общих чертах оценить условия жизни населения США в XIX веке. На ее основе Фогель сумел вывести общие тенденции и сделать некоторые неожиданные выводы. Первый из этих выводов, подробно описанный в ставшей знаменитой книге «Время на кресте: Экономический анализ американского рабовладения» (Time on the Cross: An Economic Analysis of American Negro Slavery), состоял в том, что Конрад и Майер действительно были правы: рабство, сколь бы отвратительным оно ни было с моральной точки зрения, с экономической точки зрения было отнюдь не таким неэффективным, каковым его привыкли считать многие историки.

«Как выясняется, – говорит Фогель, – большинство рабов, особенно на небольших плантациях, питались лучше и жили в лучших условиях, чем свободные жители северных штатов. Это означает, что они жили дольше, меньше болели и производили больше продукции. Такой вывод может показаться одиозным, но об этом говорят факты».

Потом открылись еще более странные вещи.

Где-то в 1988 году Фогель стал замечать еще одну тенденцию в получаемых данных: за последние триста лет, особенно за последнее столетие, американцы стали выше ростом, богаче и полнее. Кроме того, они стали дольше жить. Например, в 1850 году рост среднего американца составлял 170 сантиметров, а вес – 66 килограммов. К 1980 году эти цифры выросли до 178 сантиметров и 79 килограммов соответственно. Как выяснилось, это относится не только к американцам. Фогель привлек к сотрудничеству международную команду экономистов, и обнаруженные им тенденции оказались глобальными. «За последние триста лет, – замечает он, – люди увеличились в размерах на 50 процентов, их средняя продолжительность жизни возросла вдвое, все их жизненно важные органы и системы значительно окрепли, а их работоспособность существенно повысилась».

С точки зрения эволюции, триста лет – это мгновение ока. Один чих. Для столь радикальных перемен требуется, казалось бы, гораздо больше времени. Кроме того, с точки зрения дарвиновской теории эволюции, эти перемены в принципе невозможны, а значит, и не должны были произойти.

2

Чтобы разобраться в том, что же возможно с точки зрения дарвиновской теории эволюции, нужно поглубже в нее вникнуть. Для начала эволюцию можно сравнить с поисковой системой, но не очень хорошей. Это явно не Google. Если же говорить о Google, то этот Google – пьяный, слепой, хромой и перенесший лоботомию. Вот почему лауреат Нобелевской премии Франсуа Жакоб сказал, что эволюция ведет себя не как инженер, а как ремесленник-самоучка. Образованный инженер заранее знает, чего он добивается, у него есть план, цель и конечный результат в голове. Самоучка же мастерит что получится из подручных материалов, не имея предварительного плана и надеясь, что, может быть, возникнет что-нибудь путное.

Идею о том, что эволюционная поисковая система действует слепо, а потому очень медленно и постепенно, высказал Дарвин. До него предполагалось, что развитие происходит огромными скачками – ведь только так можно было объяснить внезапное появление новых видов животных и растений. Дарвин смотрел на вещи по-другому. Он много думал об ограниченности ресурсов и понял, что, поскольку ресурсов зачастую не хватает, организмы вынуждены постоянно конкурировать между собой. В этой нескончаемой борьбе побеждают те особи, которым посчастливилось иметь какие-то врожденные преимущества, а затем передавать эти преимущества в наследие своим потомкам. Такие постепенные изменения – одна небольшая модификация за раз – могли приводить к возникновению новых видов, но это определенно не могло происходить быстро.

Более того, была лишь единственная возможность ускорить этот процесс – катастрофы глобального масштаба, такие как падение метеоритов или оледенения. Подобные явления ломали сложившийся порядок вещей и открывали новые экологические ниши, новые горизонты для эволюционного поиска. Эта гипотеза эволюции, происходящей рывками, была выдвинута в 1972 году эволюционистами Стивеном Джеем Гулдом и Нильсом Элдриджем. Их «теория прерывистого равновесия», как она была названа, позволяет объяснить внезапное возникновение видов, обнаруживаемых порой при изучении окаменелостей. Но на самом деле никакой уж такой внезапности здесь нет: согласно Гулду, продолжительность «рывков» составляла от 50 до 100 тысяч лет.

В общем, как ни крути, факт остается фактом: естественный отбор – процесс чрезвычайно медленный, нерешительный, непоследовательный. Небольшие полезные мутации не становятся в одночасье радикальными шагами вперед. Да, какой-то индивид мог родиться более высоким, более умным или жить значительно дольше своих сородичей, но, сколь бы полезными ни были эти изменения, требовалось очень много времени, прежде чем они могли распространиться на всю популяцию. Таковы правила эволюции – или, по крайней мере, они считались таковыми, пока не пришел Роберт Фогель.

3

Следующие два десятка лет Фогель посвятил тому, чтобы понять, каким образом люди вдруг нарушили эти правила. В итоге он пришел к убеждению, что устойчивый научно-технический и социальный прогресс (успехи пищевой промышленности, совершенствование систем распределения, достижения в области санитарии, здравоохранения и медицины) способствовал значительному ускорению эволюционных процессов. «За последние сто лет, – говорит Фогель, – люди достигли беспрецедентного контроля над окружающей средой, что резко отличает их не только от других видов животных, но и от всех предыдущих поколений гомо сапиенс».