Леонид Колосов - Мёртвый сезон. Конец легенды

• Название: Мёртвый сезон. Конец легенды
• Автор: Леонид Колосов
• Издательство: Коллекция «Совершенно секретно»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1998
• ISBN: 5-89048-063-4

Это книга о замечательном советском разведчике-нелегале Кононе Трофимовиче Молодом. На Западе он был известен как процветающий английский бизнесмен Гордон Лонсдейл. Считается, что его биография легла в основу фильма «Мертвый сезон» и нескольких книг, но на самом деле все это не имеет практически ничего общего с нелегкой работой и трагической судьбой героя невидимого фронта.

У авторов книги — сына и друга разведчика — остались доселе неопубликованные материалы, в том числе и дневниковые записи самого полковника Молодого. Читателей ждут неожиданные сенсации, ибо пришло время рассказать все, как было на самом деле.

---

В тюремном дворе Молодого усадили на заднее сиденье одной из ожидавших там машин. С двух сторон от него сели полицейские в штатском. Один — старший чин, а другой сравнительно молодой сыщик, к которому Конон был прикован наручниками. Рядом с шофером пристроился один из руководящих работников английской контрразведки. Автомобиль со всей компанией выехал через тюремные ворота. За воротами к ним присоединилась вторая машина. Заметив это, Молодый спросил старшего полицейского:

— Неужели вы действительно думаете, что я брошусь назад и попытаюсь ворваться в вашу тюрьму?

— Я этого не думаю, — ответил тот. — Вторая машина сопровождает нас на случай поломки нашего автомобиля. Мы должны прибыть на аэродром точно в назначенное время.

Машина мчалась по хорошо знакомым Молодому местам. Когда съехали с автострады, он понял, что его везут на военный аэродром Нортхолт. На аэродром въехали через специальные ворота с надписью «Для особо важных лиц». Моторы ожидавшего самолета военной транспортной авиации уже были запущены и работали на малых оборотах. Автомашина подъехала прямо к трапу. Водитель достал из багажника два ящика с имуществом Конона и отнес их в самолет. А в салоне его ждали новые телохранители — двое здоровенных парней в штатском. Контрразведчик снял с Молодого наручники и, передав его «штатским», удалился из самолета. Дверь самолета закрыл полковник королевских военно-воздушных сил. Не успели оттащить трап, как моторы взвыли и лайнер стал выруливать на взлетную дорожку. В салоне появился полковник. Встав по стойке «смирно», он отрапортовал Молодому о маршруте и продолжительности полета, а также об ожидавшей в пути погоде. По-видимому, он ничего не знал и думал, что Конон действительно «особо важное лицо». Один из телохранителей принялся украдкой махать ему рукой, пытаясь остановить его рапорт. Но все было безуспешным. Отрапортовав до конца, полковник предложил выпить кофе, пока будет приготовлен обед. Молодый с удовольствием выпил чашку настоящего кофе, с нетерпением ожидая обещанного обеда…

Примерно через три часа после вылета самолет приземлился на авиабазе Гатов в английском секторе Западного Берлина. Охранники нервничали все больше и больше. Старший предупредил Молодого, что они вооружены и имеют приказ стрелять, если «сэр попытается бежать». Бормоча что-то о том, что приказ есть приказ, старший телохранитель вновь надел на Конона наручники перед тем, как он вышел из самолета. В это время в кабине появился и полковник, у которого чуть было не отвалилась челюсть от одной мысли, что он прислуживал заключенному…

…Ну а потом автомобиль с Молодым и компанией миновал западноберлинский контрольный ίιρο-пускной пункт и, не останавливаясь, въехал в нейтральную зону. Было пять часов двадцать пять минут утра, а обмен был назначен на пять тридцать. Машина прибыла на пять минут раньше срока. Пришлось немного подождать. Дымка рассеивалась. Ровно за тридцать секунд до назначенного времени поднялся шлагбаум на границе Германской Демократической Республики. Оттуда выехала автомашина. Она развернулась и остановилась на левой стороне шоссе. С англичанами была достигнута договоренность считать середину шоссе условной границей. Там даже была проведена белая линия длиною в несколько метров. Из подъехавшей машины вышел один человек. Молодый сразу же узнал его. Это был один из старых коллег по разведке. Он приблизился к машине с очень важным выражением на лице и сделал вид, что впервые увидел Молодого. Из другой машины на противоположной стороне шоссе вышли четыре человека. Среди них был и Винн. Он выглядел усталым и вроде бы немного испуганным, а может быть, это только показалось Молодому…

Участники обмена с обеих сторон построились лицом друг к другу вдоль осевой линии шоссе. Советский консул произнес слово «обмен» на русском и английском языках, и Конон оказался в машине, где уже сидели свои. Автомобиль умчался на территорию Германской Демократической

Республики. Миновав домик пограничного контрольного пункта, он остановился. Из багажника вынули чемоданы Винна и отнесли их за шлагбаум, чтобы обменять на багаж Молодого… Потом моему другу даже отвели десяток минут, чтобы зайти в местный магазинчик и истратить имевшиеся у него английские фунты, выданные при освобождении…

Конон рассказывал мне, что, прибыв на Родину, он был счастлив, ибо наивно полагал, что выполнил свой долг до конца. Но важно было, чтобы это поняли и его коллеги. А поняли не все и не во всем. В Лондоне, когда его покидал Молодый, стояла ясная погода, а вот в Москве его ждал туман, который, увы, зависел не только от матери-природы. Об этих московских туманах расскажет сын Конона Молодого…

МОСКОВСКИЕ ТУМАНЫ. Трофим Молодый

Я, естественно, не помню, как меня зачинали. Этого никто не помнит. Ни отец, ни мать мне об этом никогда не рассказывали. Сам я высчитал, учитывая нормальный девятимесячный период инкубации, что произошло сие в июле 1957 года, когда папа находился в «липовом» отпуске и отдыхал с матерью в Варшаве.

Для меня до сих пор остаются не до конца ясными взаимоотношения отца с матерью. Он женился на ней, так сказать, по «наводке» своей матери и моей бабки Евдокии. Может быть, потому, что Галя была соседкой по квартире и на глазах бабки прошла вся жизнь этой девушки, которая уже успела выйти замуж, развестись и родить дочку Лизу, ставшую затем моей единоутробной сестрой. К тому же Галя работала в институте протезирования у бабушки, где преподавала в школе интернате для детей-инвалидов, и не вызывала никаких подозрений в отношении своего трудолюбия. Свадьбу сыграли очень быстро, безо всякой помпы и показухи. Отец уже был разведчиком-нелегалом. Возможно, что такой вариант устраивал всех, в том числе и руководство отдела «С» КГБ СССР, «нелегал ки», как его называли. После свадьбы батюшка отбыл в «длительную и очень высокооплачиваемую командировку в Китай», где, как объяснили моей маме, были очень плохие жилищные условия, и посему ей, мол, лучше оставаться в Москве. Итак, родился я в Москве 19 апреля 1958 года. А последний раз отец побывал дома через год после моего появления на свет и после этого до самого ареста в 1961 году он Все продолжал и продолжал «работать в Китае», и мама Галя в это по наивности своей, а может, по необходимости верила. И чтобы закончить мои раздумья на эту тему, скажу еще, что брак отца с матерью был все-таки странным. Двое молодых супругов видятся один раз в году. Ну, насколько я знаю, папа имел возможности преодолевать сексуальное одиночество. Матери, видимо, было трудней. Одно могу сказать, как перед Богом. Отец любил маму. Может, потому, что редко видел ее, а вероятнее всего, из-за меня.

Как мы жили? По свидетельству моих ближайших родственников, сначала очень плохо. Когда отец стал «китаистом», вся наша славная семья из семи человек размещалась в крохотной двухкомнатной квартирке в доме на Новоостаповской улице Пролетарского района. Дом был действительно пролетарским типа знаменитых «хрущевок», только из красного кирпича. Обитали в нем мама Галя, ее дочь и моя единоутробная сестра Лиза, родная сестра матери Вера со своим мужем художником Кривоноговым, их сын Юра и бабушка Женя, то есть мама моей матери. В общем, настоящая «коммуналка» в двухкомнатной квартире. Правда, жили дружно. Драк из-за ванны и очередей в туалет вроде бы не было. Художник Кривоногое, известный своими батальными картинами об Отечественной войне, большую часть времени проводил в мастерской или в Студии Грекова, где обучал будущих живописцев. Остальные тоже бегали по своим делам. И все же, когда отец приехал посмотреть на своего годовалого отпрыска летом 1959 года, он после своих «лондонских университетов», о которых никто, естественно, не знал, пришел в шоковое состояние из-за наших жилищно-бытовых условий. Как значительно позже стало известно, он сбегал тайно на Лубянку и пристыдил свое начальство. Нас быстренько расселили. Мама, сестра Лиза, я и бабушка Женя получили отдельную двухкомнатную квартиру в кагэбэшном доме № 7 на Фрунзенской улице неподалеку от набережной Моск-вы-реки, а остальная троица осталась на прежней квартире. И вот тогда-то настала спокойная и довольно сытая жизнь.

В четыре года меня определили в детский сад. В принципе повезло всем, ибо детский сад находился во дворе нашего дома. Посему через некоторое время я стал самостоятельно ходить в садик и возвращаться из него без сопровождающих. В садике мне почему-то больше нравились девочки. Первый раз я безумно влюбился сразу в двух. Одну звали Кариной, другую Мариной. Они были старше меня, но позволяли целовать себя в щечки. А потом между ними произошла ссора на почве ревности ко мне.

Скандал закончился тем, что они меня побили, объединившись в антимужскую коалицию. А потом я сам стал самым отъявленным забиякой. Девочки меня этому научили.