Александр Говоров - Последние Каролинги

• Название: Последние Каролинги
• Автор: Александр Говоров
• Издательство: Росмэн-Пресс
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2001
• ISBN: 5-353-00135-4

Начало средневековья, Франция, вторая половина IX века… Идет ожесточенная борьба за власть, которая ускользает из рук слабеющих потомков Карла Великого. На первый план выдвигается Эд, незаконнорожденный отпрыск династии. Ему суждено объединить страну для отпора норманнам, защитить Париж от их нашествия. Рядом с ним юная Азарика, которую молва несправедливо ославила колдуньей.

Читатель побывает в книгописной мастерской, в монастырской школе, в императорском дворце и в других очагах культуры того яркого и краткого периода, который историки зовут Каролингским Возрождением.

---

И вскоре поссорились мы с твоим отцом. Вышел капитулярий Карла Лысого, по которому все бенефиции стали наследственными. Словно безумие напало на франков — каждый спешил побольше нахапать. Бедняги землепашцы, темные и убогие! Посулами, угрозами, а то и обманом, как давешний поп, кто только не старался их закабалить! Поддался и я на этот соблазн. Отец же твой мне прямо предрек: все, что нажито чужим горем и слезами, все обернется слезами и горем. Так оно впоследствии и вышло, а мы с той поры не перемолвились с ним и словом единым, ровно пятнадцать лет! Сегодня спел я над ним, грешным, «Requiem aeternam, dona eis, domine…», а кто споет это надо мной?

Жила ты себе в лесной избушке, отгороженная отцом от всего христианского света, и лучше бы тебе никогда не видать этот мир, где правят корысть и злоба. Что противопоставим ему мы, слабые, старые или просто деликатные? Только силу знания и притом знания такого, чтоб могло одолеть эту власть… Скажи, девочка… — Гермольд оглянулся и понизил голос. — Да ты меня не бойся. Говорил ли с тобой об этом отец? Обещал ли при помощи тайного знания власть над людьми?

— Он говорил… — Азарика поперхнулась слезой. — Потерпи еще чуть-чуть, и ты выйдешь отсюда царицей мира…

— Вот! — вскричал Гермольд, кусая ус. — Узнаю неистового Одвина! Но скажи, успел ли он посвятить тебя в чернокнижие, в тайны своих опытов?

Азарика грустно потупилась. Нет, он говорил ей: «Пусть я продал душу дьяволу, но ты-то у меня останешься ангельски чистой…»

— М-да… — Гермольд повертел серебряный стаканчик, в котором не осталось ни капли. — Что же нам, однако, с тобой делать? Здесь тебя оставлять нельзя, аббат святого Вааста уж небось изобретает козни. Хорошо бы тебе в монастырь, но и туда без знакомства не сунешься… Была бы ты мальчиком, я бы тебя отправил к святому Эриберту, где мы учились с твоим отцом. О, это цитадель веры, врата учености! Старый Рабан Мавр, увы, давно погребен в земле чужой, но должны же блистать его ученики, наши однокашники, — Сервилий Луп или Фортунат!

Кстати, это мысль! Ты отправишься к святому Эриберту, а я напишу тебе рекомендательное письмо. Пусть вразумят, что делать, и рекомендуют какой-нибудь благочестивой настоятельнице. Пойми, я тебя не гоню, но какой же я защитник на своей деревяшке?

А ты иди в этой одежде. Конечно, она старомодна, теперь не носят холщовую тунику и белые штаны. Но в ней ты похожа на начинающего оруженосца из деревенских, видит бог! Я вот смотрю на тебя, и все мне мерещится, что я с сыном разговариваю, напутствую его…

Гермольд умолк и, чтобы скрыть набежавшую горечь, стал орудовать кочергой.

— Знаешь что? — новая мысль его осенила. — А что, если я пойду вместе с тобой? Доковыляем как-нибудь, тут не так уж и далеко: выйти к Лигеру и все время берегом идти. Днем будем хорониться от недобрых людей, а ночью передвигаться — бог хранит смелых. Уж старина Фортунат обрадуется, вот это будет встреча!.. Эй, бездельник однорукий! — закричал он слуге. — Неси-ка свечу, не видишь, на дворе ночь? Да закрой ставни, дождь так и хлещет… Что это ты подступаешь ко мне с арфой? Хочешь, чтобы я что-нибудь сыграл? Старый ты чудак, любитель музыки! О, если б она мне, как Орфею, придавала силы укрощать зверей и двигать скалы!

Он осведомился у Азарики, что сыграть.

— Наверное, что-нибудь про любовь? «Забытый в поле стебелек, — пропел он, подстраивая арфу. — Прибитый стужей стебелек! О ветер, вой, о ветер, пой в тиши ночной…» Нет, это не песня. — Гермольд положил ладонь на струны. — И без того тоска пилою режет. Споем что-нибудь повеселее. А ты, однорукий, голубчик, сходи во двор, узнай, чего там наш Гектор так разлаялся. Итак, девочка, вот какую певал я в дни молодости песню:

Меня не сразили ни копья, ни стрелы,
Ни пламя кровавых осад.
Но ранил смертельно твой нежный и смелый,
Твой ясный, как солнышко, взгляд.
Я был гордецом, по сраженьям кочуя,
Ко всем побежденным был лют.
Теперь же, как раб, о пощаде прошу я,
Улыбки единой молю!

— Сеньор Гермольд… — начала Азарика. — Позвольте мне спросить…

— Спрашивай, конечно, и не надо никакого позволения.

— Сеньор Гермольд, кто такой бастард?

— Бастард? — переспросил старик рассеянно, прислушиваясь к шуму во дворе, где Гектор уже не лаял, а визжал отчаянно.

Внезапно Гермольд вскочил, держась за кресло, потому что его отстегнутая нога сушилась на решетке.

— Эй, однорукий! — закричал он отчаянно. — Разрази тебя лихорадка! Ты что же, калитку забыл заложить, что ли? Боже правый, сюда идут, и много, слышишь, как стучат? Азарика, дитя мое, беги скорее наверх и не спускайся, что бы здесь ни случилось…

7

— Огня! Вина! Зерна для лошадей! — требовал вошедший первым.

При одном взгляде на него можно было понять, насколько он грозен и силен. С его плаща дождевая вода лилась струями, спутники его отфыркивались и топали.

У Гермольда сердце заныло от такой бесцеремонности. Но делать нечего — знаменитое франкское гостеприимство обязывало. Он поклонился со своего кресла и представился:

— Гермольд из рода Эттингов, свободный франк.

Предводитель вошедших обратил на него внимания не более, чем на муху. А белобрысые парни, по всей видимости близнецы, покатились со смеху, указывая на висячие усы и заплетенные косы старого воина. Гермольд не успел даже рассердиться — в дверь вошел, отряхая полы мокрой рясы, не кто иной, как аббат святого Вааста!

Однорукий слуга внес еще свечку.

— Собачку-то нашу за что, ваша милость? — обратился он к предводителю. — Нехорошо в гостях собак убивать.

— Тьерри! — позвал тот. — Заткни ему говорильник.

Выдвинулся тип, угрюмый и носатый, вытолкнул слугу вперед, а сам отступил на шаг. Меч его свистнул в воздухе, голова однорукого покатилась.

— Ловко! — вскричали близнецы. — Ай да Тьерри Красавчик!

Гермольд хотел закричать, прогнать, проклясть пришельцев, но непослушный язык прилип к гортани.

— Бастард, — спросил угрюмый Тьерри у предводителя, — куда прикажешь нести собаку?

Оруженосцы внесли борзую, забинтованную до самого хвоста, и бережно положили на обеденный стол. Бастард снял шлем и склонился, глядя в страдальческие глаза собаки.

— Ваша милость, — обратился к нему аббат, — вы обещали поискать здесь колдунью.

— Все собаки мира, — сказал бастард, не отвечая, — ничто для меня по сравнению с этой одной. Я потерял Герду, неужели не удастся выходить Майду? А ну-ка, твое преподобие, полечи ее каким-нибудь священным средством.

— Что вы, ваша милость! — залебезил аббат. — Священнослужителю не пристало лечить собаку.

Эд усмехнулся, а спутники его захохотали. Аббат же сказал:

— Вот найдете колдунью, она и полечит. Если вы, конечно, предварительно ее пощекочете хорошенько.

Бастард приказал обыскать дом и двор. Симон пошел наверх, а Райнер спустился в погреб. Тьерри заявил, что поищет во дворе; может быть, там, кстати, найдется и какая-нибудь завалящая лошаденка.

— Ехать тебе во дворец на палочке! — издевались близнецы.

Эд сапогом отодвинул кресло с распростертым в нем Гермольдом и стал греть руки у очага. Огонь затухал, и вместо топлива бастард кинул туда арфу и деревянную ногу хозяина.

Аббат указал ему на кресло:

— Вот, ваша милость, это тот самый, кого вы ищете. Кроме него, здесь некому быть.

Эд наклонился над онемевшим Гермольдом.

— Отвечай, ты был на Бриссартском мосту, когда там погиб Роберт Сильный, герцог Нейстрии?

Гермольд только и смог, что кивнуть головой. Тут как раз вернулся Тьерри, сообщая, что во дворе нет ни ведьмы, ни лошади, а дождь, проклятый, так и хлещет. Спустился со второго этажа близнец Симон, обирая с себя паутину:

— Никакой колдуньи, только какой-то перепуганный мальчишка, вероятно второй слуга.

С веселыми криками ввалились из погреба Райнер и оруженосцы. Они тащили бурдюк черного андегавского, которое берег бедный однорукий, и пробовали его на ходу.

Бастард влил вино в рот Гермольду, плеская как попало,

— Ну! — ухватив за косицу, Эд запрокинул лицо Гермольда. — Правда ли, сорок воинов было с герцогом, когда у моста на них напали норманны? Почему же герцог сражался один и пал, не желая сдаваться?

— Готфрид Кривой Локоть… — хрипел Гермольд, моргая белесыми старческими глазами, — который теперь граф Каталаунский… Он первый повернул коня…

— И вы все бежали за ним?

— Нам казалось, герцог скачет сзади…

— Ногу ты… не на Бриссартском мосту потерял?

— Нет… Много позже.

Бастард хлестнул его по лицу перчаткой и отошел. В этот момент как раз Хурн, оруженосец близнецов, запихивал в карман серебряный стакан Гермольда.

— Руку на стол! — зарычал Эд.