Александр Авдеенко - Наказание без преступления

• Название: Наказание без преступления
• Автор: Александр Авдеенко
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1991
• ISBN: 5-268-01225-8

В своей автобиографической повести-исповеди один из старейших советских писателей вспоминает о былом, пережитом, трагическом, что было связано и с ним и со всей страной. Перед читателем пройдут образы тогдашних руководителей Советского государства, среди которых Сталин, Жданов, Молотов и другие. Автор рассказывает о начале своего творческого пути, о своих встречах с Горьким.

---

Это было сказано в начале лета тридцать пятого, всего год назад, а сейчас… В конце сентября тридцать шестого, в теплый, очень солнечный день длительного южнодонецкого лета, я увидел в центральных газетах Указ о смещении Ягоды со своего поста наркома НКВД и о назначении на его место секретаря ЦК ВКП(б) Ежова Николая Ивановича.

В первое мгновение, скажу по совести, я почти обрадовался смещению Ягоды, проявившего ко мне лично жестокую несправедливость: позорно изгнавшего неугодного ему «летописца» со строительства канала и намалевавшего специально для Алексея Максимовича Горького мой портрет — страшнее черта. Но уже минуту спустя я отбросил в сторону личное отношение к Ягоде и глубоко задумался над бесстрастным текстом Указа и пытался кое-что вычитать между строк.

Это было не праздное любопытство. Всякое перемещение в верхних эшелонах власти вызывало у меня большой интерес прежде всего потому, что это была моя власть. Народная, рабоче-крестьянская. Еще и потому, что я, делегат VII Всесоюзного съезда Советов, выступавший с трибуны Большого Кремлевского дворца, чувствовал себя причастным ко всему, что делалось в Кремле, в его державных кабинетах.

Так думал я в конце сентября тридцать шестого года, в ясный медовый день своего медового месяца.

Люба, войдя в мою комнату, увидев меня, погруженного в тяжкие размышления, встревожилась:

— Что с тобой? Целый месяц улыбался, сиял счастьем, глаз с меня не сводил, а сейчас… не заметил, как я вошла. Почему ты такой мрачный? Страшно смотреть. Непохож на себя. Первый раз вижу таким. И надеюсь, в последний.

У меня хватило ума понять состояние души моей юной жены. Я погладил каштановую голову Любы и рассказал, что именно погрузило меня в мрачные размышления. Люба с осуждением посмотрела на газеты и с искренним изумлением, естественным для нее и странным для меня, спросила:

— Почему тебя так расстроила замена одного наркома другим? Разве ты имеешь какое-нибудь отношение к отстраненному Ягоде?

Пришлось посвятить Любу и в мои прошлогодние отношения с Ягодой, и в то, почему я так близко к сердцу принял замену одного наркома другим.

Она слушала меня и ничего не понимала, будто я говорил на чужом для нее языке. «Будто» — лишнее слово. В сущности, так оно и было. Ее душа не принимала моих суждений. Она жила любовью.

Был в самой крупной и механизированной шахте Донбасса имени папанинцев. Написал по свежим следам большой очерк о молодом даровитом инженере, начальнике участка, и отослал в Москву. Вскоре в моем коттедже раздался резкий иногородний звонок. Временно исполняющий должность редактора «Правды» Ровинский в доверительном телефонном разговоре дал мне понять, что я должен выяснить в обкоме и органах безопасности, не причастно ли главное действующее лицо моего очерка к каким-либо неблаговидным политическим делам, о которых сейчас трубит вся наша пресса. Предупреждение было необычным, но я посчитал его закономерным, справедливым, поскольку на многих шахтах проходят показательные суды над вредителями и наймитами германского фашизма и японского империализма.

Пользуясь тем, что первый секретарь обкома Саркисов был расположен ко мне и приглашал почаще бывать у него, делиться своими впечатлениями о поездках до Донбассу, я вечером, в сравнительно тихий час направился к нему, положил на стол копию своего очерка и рассказал о звонке из «Правды».

Саркисова не удивило требование редакции. Он даже счел своим долгом подкрепить его комментариями.

— Очень уместное, своевременное решение «Правды»: согласовывать с обкомами и органами все, что печатается о той или иной области страны. Чрезвычайная обстановка обязывает нас проявить высочайшую бдительность во всех сферах жизни, поскольку враги народа по указанию Троцкого и его хозяев, шефов иностранных разведок, активизировали свою деятельность. Жизнь подтверждает пророческие слова товарища Сталина о том, что враг усиливает сопротивление по мере нашего продвижения вперед. Чем больше наши успехи, тем сильнее и подлее удары замаскированных недобитых последышей Троцкого, Зиновьева, Каменева и прочих предателей дела революции и социализма. У нас в Донбассе нет ни одного предприятия, колхоза, совхоза, учреждения, где бы ни орудовали политические бандиты с партийными билетами в кармане.

Саркисов говорит с такой энергией и гневным пафосом, будто находится на трибуне, будто перед ним не один я, а зал Дворца культуры, набитый до отказа партактивистами. Вроде бы в чем-то оправдывается. И я, грешным делом, подумал: зачем же так яростно доказывает, что полон ненависти ко всякой троцкистской нечисти, готов истреблять ее собственными руками? На всякий случай? Или это уже стало естественной реакцией на происки врагов? А может, он просто ярится, чтобы я не вспомнил о его старых симпатиях к Троцкому? Не беспокойтесь, товарищ Саркисов, все в порядке. Вам поверил Сталин и назначил секретарем Сталинского обкома. Как же я могу вам не верить?

Саркисов называет шахты, заводы, колхозы, где в последние дни разоблачены такие-то и такие-то враги народа.

— Откуда их столько?! — вырвалось у меня. — Ведь еще три года назад товарищ Сталин объявил о полной ликвидации эксплуататорских классов.

— Оттуда они, из кубла Троцкого. Старые наследники и теперешние выкормыши. Тайные читатели троцкистского «Бюллетеня оппозиции». Тоже мне, оппозиционеры. Убийцы с большой дороги, предатели, изменники, а не оппозиционеры. Запоздали мы с их разоблачением.

— Почему же запоздали? — допытывался я.

— Потому, что были беспечными, почивали на лаврах достигнутых успехов в первой и второй пятилетках. Беспечными оказались и чекисты во главе с Ягодой. Потому его и заменили товарищем Ежовым, верным соратником товарища Сталина.

Я не удержался, спросил Саркисова, чем можно объяснить замену Ягоды Ежовым.

Мне хотелось, чтобы он, член ЦК, рассказал о политической обстановке в стране, в особенности в Донбассе, о котором мне предстояло написать книгу.

Саркисов, обычно сдержанный, проявил словоохотливость. Доверие его можно объяснить тем, что я был не только писателем, но и специальным корреспондентом «Правды». Он подошел к сейфу, раскрыл его, достал тоненькую бумажную папочку и положил на стол предо мною.

— Познакомьтесь с этим документом, и вы перестанете вопрошать, что да как да почему.

Документ — копия телеграммы от 25 сентября Сталина и Жданова. Адресована членам Политбюро. «Мы считаем абсолютно необходимым и спешным, чтобы тов. Ежов был назначен на пост народного комиссара внутренних дел. Ягода определенно показал себя неспособным разоблачить троцкистско-зиновьевский блок. ОГПУ отстает на четыре года в этом деле. Это замечено всеми партийными работниками и большинством представителей НКВД».

Саркисов вернул мне машинописную копию очерка.

— У обкома нет возражений, чтобы материал был напечатан в «Правде». Однако последнее слово все-таки за органами.

Органы! Не новое слово. Не чужое. Но с некоторых пор звучит устрашающе.

Пришлось идти в органы. Областное управление НКВД размещается в центре города, на улице Артема. Начальник одного из отделов пробежал глазами мой очерк, с удовлетворением сказал:

— Герой вашего очерка не значится в наших бумагах. Можете печатать.

Вместе с шахтерами, сталеварами, доменщиками Донбасса меня избрали на Всеукраинский съезд Советов.

Заседаем в Киевском театре оперы и балета. Окумачены со всех сторон. Цвет трудящихся собрался. Все знаменитости Донбасса налицо: Алексей Стаханов, Петр Кривонос, Макар Мазай, Никита Изотов, трактористка Паша Ангелина.

Сижу в первом ряду у широкого прохода, крытого ковровой дорожкой. Алексею Стаханову, как и положено, предоставлено почетное место в президиуме. Он то и дело поглядывает в мою сторону, делает какие-то непонятные знаки.

Не сразу я понял, что не мне уделяет он драгоценное внимание — пухленькой блондинке, которая сидит рядом со мной. В кармашке ее платья виден край мандата. Красное на фоне зеленого. Кто же эта молодая женщина? Новая жена героя Донбасса и страны. И делегат, никем не избранный. Сие объяснялось проще простого. Алексей Григорьевич решил, что ему, единственному на свете, его величеству Стаханову, все можно. Потребовал от мандатной комиссии сделать новую жену делегатом съезда. Мандатная комиссия поежилась, посовещалась, проконсультировалась и в конце концов уступила энергичному напору. В виде исключения… Принимая во внимание… Новоиспеченная жена получила мандат делегата с совещательным голосом. Знатная личность возмутилась, потребовала мандат с решающим голосом. Вежливо, терпеливо объясняли, что… Не захотел слушать. Если не выдадите!..

Выдали! А что оставалось делать мандатной комиссии? Не могла же она позволить, чтобы Всеукраинский съезд остался без главного лица — родоначальника стахановского движения. Если бы такой ляпсус, упаси боже, допустили, могли бы и без голов остаться. Во все времена, во всех землях мудрые люди выбирают из двух зол меньшее.