Люсьен Леви-Брюль - Первобытный менталитет

• Название: Первобытный менталитет
• Автор: Люсьен Леви-Брюль
• Издательство: Европейский Дом
• Жанр: Психология
• Год: 2002
• ISBN: 5-8015-0136-3

Фундаментальное исследование классика французской этнологии, посвященное проблемам духовной жизни первобытных обществ, в частности, их специфическому религиозному менталитету. Оно основано на огромном фактическом материале, собранном европейскими миссионерами, путешественниками и учеными в первобытных обществах во всех уголках планеты почти за три столетия. Книга предназначена для этнографов, философов, психологов и студентов гуманитарных факультетов.

На обложке: деревня Бонгу, Папуа-Новая Гвинея (стр. 171, 223, 392, 393) На внутренних сторонах обложки: рисунки на коре, аборигены Австралии

Издание осуществлено в рамках программы «Пушкин» при поддержке Министерства иностранных дел Франции и посольства Франции в России

Ouvrage réalisé dans le cadre du programme d’aide à la publication Pouchkine avec le soutien du Ministère des Affaires Etrangères français et de l’Ambassade de France en Russie

---

Допустим, в этих словах вождя и его воинов присутствует некоторое хвастовство. Но есть, безусловно, и другое, а доказательством служит то, что в поход никогда не выступят до тех пор, пока не покажется благоприятный знак. Возможно, ждать придется долго. Но как только этот знак появился, дело выиграно. Враг не будет побежден, он уже побежден. Вождь уже убил такого-то и такого-то вражеского вождя. Удар копья, который повергнет противника наземь, лишь завершит то, что с появлением знака уже стало реальностью. Та речь, которую Коллэвэй вложил в уста зулусского вождя, точно выражает то, что означает гадание для него и его народа.

III

«Альтернативное» гадание имеет различные формы, но цель его чаще всего остается неизменной: удовлетворить потребность людей в руководстве и безопасности, которая с помощью вопросов и мольбы адресуется силам невидимого мира. Так, на острове Мангайа в Полинезии «утром рокового дня вождь выбрал две красивые раковины арири, одну для себя, а вторую — для своего противника Котеатеору. Его воинам были даны тайные указания спрятать их в определенном месте. Узкие тропинки между глубокими болотами были перегорожены. Когда все это было сделано, вождь вернулся взглянуть на свои раковины: к его великой радости, та, которая изображала врага, оказалась перевернутой верхней стороной вниз. Для него это было верным предзнаменованием поражения врагов»[30]. Точно так же в Новой Зеландии «для того, чтобы предвидеть исход военных действий, молодой человек берет некоторое количество палочек, равное числу участвующих в войне племен, ровняет участок земли и устанавливает палочки, словно кегли, в две параллельные шеренги, изображающие два противостоящих войска; затем он немного отходит и ждет, какое действие окажет ветер. Если изображающие врага палочки упадут назад, враг будет опрокинут; если вперед — враг победит, если же они упадут вбок, победа останется непонятно чьей»[31]. Иногда вопрос задают очень четко и недвусмысленно. На острове Моту, когда наступает время воевать, «вождь хватает себя за средний палец (натугу) и говорит, удерживая его другой рукой: «Натугу, натугу, нужно идти или нужно остаться?» Он тянет палец и, если услышит хруст, то остается или сражается, отступая. В противоположном случае он наступает»[32]. Факты такого рода исключительно многочисленны на всех широтах.

Гадание используется в отношении любых грядущих событий: выздоровеет ли больной, какого пола родится ребенок, хорош ли будет урожай, пойдут ли дожди и т. д. Однако часто оно служит и просто для того, чтобы найти нечто спрятанное (скрытое) либо получить важные сведения относительно того, что уже произошло. Например, пожелают узнать, здоров ли путник, давно не подающий о себе известий, где находится потерянный предмет, украден он или нет, кто совершил действие, от которого страдает социальная группа, и какой стороне следует искать отбившееся от стада животное и т. п. При этом замечательно то, что применяемые в таких, как и в бессчетном множестве подобных, случаях способы по сути своей не отличаются от тех, которым пользуются, когда нужно узнать и обеспечить некий будущий результат.

Это сходство объясняется прежде всего тем, что уже было сказано о свойственном первобытному менталитету представлении о времени, когда он воспринимает знамения или вызывает их и когда он спрашивает мистические силы, от которых зависит будущее. Действие этих сил представляется в полном смысле этого слова немедленным. Оно осуществляется непосредственно, а следовательно, сейчас же, и будущее событие, которое будет вызвано этим действием, ощущается как уже настоящее, происходящее. Коль скоро это так, то одни и те же способы гадания могут служить и для того, чтобы предвидеть успех будущей битвы, и для того, чтобы разыскать пропавшую минувшей ночью лошадь. Кроме того, когда речь идет о грядущих событиях, гадательные действия включают просьбу о содействии и поддержке и нечто вроде обращенной к невидимой силе молитвы. Эти же элементы гадания вновь присутствуют и тогда, когда оно обращено к фактам прошлого или к скрытым объектам. Только вместо просьбы о том, чтобы нечто случилось, то есть, чтобы невидимые силы это свершили, первобытный человек просит их дать ему увидеть пропавший объект либо событие, которое он не наблюдал, но которое эта сила может раскрыть ему немедленно. Итак, неважно, относится факт к будущему или к прошлому: по-видимому, для первобытного менталитета поле действия мистических сил составляет как бы такую категорию реального, которая доминирует над категориями времени и пространства, где, по нашим понятиям, с необходимостью располагаются события. И вот в этом смысле их опыт более широк, если не более богат, чем наш. Одновременно он имеет и преимущество: его рамки менее жестки, что дает ему возможность помещать в одну и ту же реальность видимое и невидимое, то, что мы называем естественным и сверхъестественным, одним словом, и этот мир, и мир иной. Отсюда и общие признаки всякого гадания. Даже когда речь не идет о будущем, гадание направлено не только на то, чтобы узнать неизвестное в данную минуту: туземцы одновременно стараются заручиться и помощью тех сил, которые могут поднять завесу.

Несколько примеров позволят лучше понять это. В германской Новой Гвинее «содействие колдуна имеет особую важность, когда речь идет об обнаружении вора. Если случилась кража и не могут указать виновного, то идут к тому, кто обладает чарами, способными его обнаружить. Этот колдун берет свой топор и рубит им лиану, при каждом ударе произнося какое-нибудь имя. Если топор попадает по лиане, это значит, что произнесено имя невиновного, если же топор промахивается, то названный в этот момент человек и есть виновный. Или же он берет листья, произносит над ними магические формулы и ударяет себя этим пучком по левой руке. Если срывается листок, то одновременно называемый человек невиновен; но если, несмотря на удар, все листья остаются на ветке, названный в этот момент — вор»[33].

Совсем рядом, у каи, «когда случается воровство, туземцы обращаются за указанием к жребию, чтобы найти совершившего его. Способы в высшей степени разнообразны. Например, к концу веревки привязывают наполненный водой кокосовый орех и начинают его вращать, произнося имена всех жителей деревни. Тот, при назывании имени которого вода выплеснется наружу, и есть виновный. Или же в землю втыкают палку, а сверху ставят сосуд. Называются имена жителей деревни. Пока не названо имя вора, сосуд покачивается и, похоже, собирается упасть; при имени же вора он приходит в равновесие и остается неподвижным»[34]. Среди живущих неподалеку от каи букауа «чтобы обнаружить вора, туземцы берут горшок, дно которого раскрашено красными полосами. Посреди деревенской площади и землю втыкается шест; верхняя часть, торец шеста, также покрытая красными полосами, совершенно гладкая. Один из жителей деревни старается установить на этом торце горшок, одновременно произнося по очереди имена всех остальных жителей. Рассерженные кражей туземцы сидят вокруг и наблюдают за операцией. Горшок все время угрожает упасть, но как только произнесено имя виновного, он останавливается и остается неподвижным. Немедленно начинают копаться в плетеной сумке подозреваемого, а в его доме сверху донизу устраивается обыск. Найдется там украденный предмет или нет — на человеке все равно остается подозрение, а это — ужасный позор. Такой человек вынужден покидать деревню, если не навсегда, то, по крайней мере, надолго, до тех пор, пока это дело постепенно не канет в забвение»[35].

Там, где мы провели бы расследование, папуас «бросает жребий». Однако известно, что для него «жребий» не означает «случай». Напротив, это призыв к мистическим силам, и магический характер операции гарантирует ее непогрешимость. Она всегда начинается с обряда, который устанавливает контакт колдуна, присутствующих и всего того, что произойдет, с невидимым миром. Таким образом люди переносятся в область священного, и, следовательно, то откровение, которое будет добыто, обязательно станет достоверным. И не важно, подтвердит его действительность или нет. Если мы подвергнем анализу затронутые здесь коллективные представления, то увидим, что используемые методы естественно вытекают из характера ментальности туземцев, что они не могут не испытывать к этим методам непоколебимого доверия.

Отчего же они испытывают столь сильный гнев против неизвестного вора и так жаждут его обнаружить? Действуют ли они так во имя социальной справедливости, требующей, чтобы нарушение права влекло за собой наказание? Подчиняются ли они настоятельному чувству уважения частной собственности? Известно ведь, что в обществах, подобных папуасским, собственность отличается от того, чем она является в наших обществах. Число предметов, которыми могут владеть различные лица, чрезвычайно мало. В рамках социальной группы совсем нет ни купли, ни продажи, ни экономической жизни в собственном смысле слова. Если абстрагироваться от того, что является общей собственностью, как, например, охотничьи территории, то каждый индивид, конечно, владеет несколькими своими предметами, но принадлежат они ему в смысле мистическом и более глубоком, чем тот, в котором мы обычно понимаем это слово. Эти предметы в большей или меньшей мере обладают его сущностью. Они принадлежат ему, как его голова и члены, как его жена и дети, как обрезки его ногтей, как волосы на голове и теле, как его жир и экскременты. Передник, который он носит, пропитан его потом и, следовательно, является частью его самого[36]. Подобным же образом обстоит дело и с копьем, которым он пользуется на охоте, и с сетью, которую он берет с собой на рыбную ловлю: тот, кто до них дотрагивается, дотрагивается до него самого. Того, кто стремится взять их, подозревают в самых темных намерениях. Завладевший ими получает с этой же минуты возможность причинить ему любое зло и по своему усмотрению распоряжается его жизнью. В чьи руки попадут эти самые настоящие частицы его личности? Кто знает, не «приговорил» ли его уже вор или соучастник вора?